Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб
– Да вы все сейчас торопитесь, ни у кого времени нет… – нисколько не смутившись, еще быстрее затараторила Люся, – а я вам скажу, что напрасно вы с Рябой связались, еще пожалеете потом. Ромка-то у ней, сын, пробы ставить негде, настоящий бандит… такое тут творил, правда, говорят, полгода назад убили его.
– Как убили? Это вы про сына прежней хозяйки говорите? – насторожилась Ольга.
– А про кого ж еще! Про него, голубчика…
– Всего доброго, Людмила. Увидимся. – Взяв племянницу под локоть, дядя Валера в одностороннем порядке прервал разговор с навязчивой соседкой.
Они скрылись за калиткой, но бубнеж за спиной не затихал:
– …времени нет, все спешат как на пожар, а я точно говорю, напрасно вы с Рябой связались. Нехороший этот дом… пожалеете еще.
Они пошли по дорожке, ведущей к дому. Старый, запущенный сад благоухал после недавнего дождя. К аромату флоксов, растущих среди крапивы и сныти, примешивался запах спелых яблок. Ольга окинула взглядом участок, который показался ей сегодня особенно большим, быть может, потому, что кусты скрывали сетку забора, а может, от осознания того, что теперь все это уже ее собственность и ей самой придется заниматься и садом, и поросшей сорняком клумбой, и домом. Где только на это все время найти, время и деньги? А еще неплохо бы приноровиться, приспособиться к этой самой загородной жизни. Поди разберись, как и что тут надо делать.
У Ольги никогда не было дачи, не считая далекого детства, когда родители снимали у знакомых летний домик в Ильинке. Она являлась типичным жителем мегаполиса, урбанисткой. Теперь же все в ее жизни менялось.
«Ну да ладно… как-нибудь справимся, привыкнем, и на ремонт деньги еще остались».
Перед дверью Ольга снова с непривычки завозилась с ключами.
– Вот ведь какая противная старуха, все настроение испортила, – вспомнив разговор с соседкой, пожаловалась она дяде Валере. – И откуда она взялась и какой-то Ромка-бандит?
– Да ладно, не бери в голову! Не видишь разве, что это за Люся. Я такую публику хорошо знаю, местная сумасшедшая, кликуша. И с домом тебе повезло – хороший, крепкий. О хозяйке я справки навел. И про Ромку этого, про сына, все выясним. Я как-никак бывший мент… Не бери в голову, подполковник Торопко, хоть и в отставке, тебе обещает защиту. Кое-какие связи остались, – подбодрил ее Валерий Петрович, войдя в прихожую и деловито осматриваясь. Потом он предпочел сменить тему: – Давай лучше о другом… Насколько я понимаю, большого ремонта ты затевать не хочешь?
– Умоляю, какой там большой! Нам бы с Денисом побыстрее переехать.
– Тогда смотрим, что надо сделать в первую очередь и в обязательном порядке.
– Ой, спасибо вам, дядя Валер, я и вправду не знаю, с чего тут начинать.
– Спасибо вам, дядя Валера… – шутливо передразнил ее Торопко.
На самом деле Валерий Петрович приходился ей не дядей, а троюродным братом, как говорится, седьмая вода на киселе. А почтительное «дядя» Ольга ввела в обиход еще в далекой юности в связи с более чем десятилетней разницей в возрасте между ними.
Торопко легонько подтолкнул ее вперед:
– Шагай, отличница. И не бойся. Мы со Светкой тебе поможем. Жена моя в этом деле ас.
Ольга, вооружившись блокнотом, приготовилась записывать все его ЦУ.
Они миновали небольшую террасу, прихожую с лестницей на второй этаж, и оказались на кухне:
– Тут, конечно, ремонт бы не помешал, стены, потолок надо освежить, а вот котел новый придется ставить. Я еще в прошлый раз тебе сказал. Ну, санузел понятно. Унитаз, раковина, кафель, стены, пол – все надо менять.
– Можно и кафель, хотя знаете, мне так понравилась одна идея, – мечтательно вставила Ольга. – Очень оригинально смотрится – мои знакомые у себя дома стены туалета оклеили марками.
– Дойче марками? – усмехнувшись, выглянул из-за двери Торопко.
– Да ладно вам. Обычными, почтовыми, и конвертами. Стильно получилось. Хотя возиться, конечно, с этим не хочется.
– Вот именно. Ты, главное, прикинь свой бюджет, а Светка тебе остальное подскажет. Ведь у нас тоже только что ремонт закончился.
Покинув санузел и кухню, дядя с племянницей направились в комнаты. Их было четыре. Одна большая проходная примыкала к кухне, и еще три изолированных поменьше. Несмотря на то что мебели в них почти не было, кроме той, что по договоренности с Ольгой оставила прежняя хозяйка (кстати сказать, довольно приятная пожилая женщина с запоминающейся фамилией – Рябая), комнаты выглядели вполне симпатично и чистенько.
– Окна вроде бы хорошие, менять не надо. Так, подшкурить, покрасить. А вот обои…
– …обои надо переклеивать. С такими розанами на стенах я не выживу, – продолжила Ольга и пометила что-то в блокноте.
– Ты скажи, отличница, на пол чего думаешь стелить, ковролин? А то ведь зимой пол может быть холодным.
– Нет, ни ковролин, ни палас Денису не подойдут. Никакого ворса, никакой синтетики…
– Это что ж, все из-за астмы?
– Да все у нас в жизни из-за нее. И квартиру продали, и переезд, и спешка. Надо нам с ним поскорей из Москвы уматывать, у него там приступ за приступом. Врач мне так и сказал: столичный воздух для астматиков – яд.
– Вот ведь несчастный парнишка! – понимающе кивнул Торопко. – Но вообще-то тебе с ним повезло. Хороший мальчишка растет, вдумчивый, разумный. Моя дочка в этом возрасте ох и вредная была. А со школой что думаешь?
– Ой, тут пока больше вопросов, чем ответов. Правда, у него год в запасе есть. А пока будем наслаждаться сельской жизнью…
– Сельская жизнь – это хорошо. Но до Москвы добираться по пробкам – часа два, не меньше. Рано вставать придется. Ты у нас кто – жаворонок или сова?
– Я… я не знаю, – задумалась Ольга, – голубь, наверное…
– Это как?
– Это когда ложишься как можно раньше, а встаешь как можно позже. Словом, я птица-мутант, – улыбнулась она. – А вообще-то каждый день мне ездить не придется. Да здравствует Интернет! Работу прислали, я перевела, потом отправила. Удаленный доступ. Конечно, если что-то стоящее подвернется, то с Денисом Нина останется.
– А что твой благоверный? Знает про дачу? – осторожно спросил Валерий Петрович.
– Боже упаси! Его это вообще не касается. Я даже думать о нем не хочу. Слушайте, может, мы тут с вами чайку сообразим, дядя Валер? – поспешила сменить тему Ольга. – Я с собой сахар и чай в пакетиках захватила…
Услышав про пакетики, заядлый чаеман Торопко скривился:
– Нет, Олюшка, уволь, я эту гуашь не пью. Давай-ка лучше… я там в саду где-то мяту видел…
Валерий Петрович вышел. Сделав еще один круг по комнатам, Ольга вернулась на кухню, зажгла плиту, налила в кастрюльку воды и, подойдя к буфету, открыла дверцы. И сам буфет (деревянный, ностальгический, точно такой же стоял когда-то у них в квартире), и кое-что из посуды хозяйка оставила по ее просьбе на первое время. Ольга хотела найти ложки, но ящик, в котором лежали приборы, оказался тугим и никак не выдвигался. Она потянула сильней, и ящик со всем содержимым с грохотом обрушился на пол.
Алюминиевые ложки, вилки, крышки, прищепки и прочая мелочь разлетелись по всей кухне. С протяжным вздохом Ольга принялась складывать все обратно.
Из прихожей донеслась тяжелая поступь Валерия Петровича.
– Эх, какая же красота в саду! Там у тебя и мята, и мелисса растут. А яблок сколько! Смотри, что я нам к чаю принес… – обратился он к Ольге, которая сидела на корточках и что-то внимательно рассматривала. – Ну, ты чего застыла?
– Ой! Что это за ужас такой, дядя Валер? – Она протянула ему пожелтевший квадратик бумаги, поднятый с пола. Он, вероятно, вылетел из ящика вместе с ложками.
Это была небольшая любительская фотография, запечатленный на ней молодой человек улыбался во весь рот. Однако лицо его выглядело пугающе. Чья-то рука тщательно поработала над снимком – вместо глаз у юноши на фото зияли безобразные дыры.
3. Господу было угодно даровать мне долгую жизнь…
Франция, Бургундия, графство Помар, 1499 г.
Господу было угодно даровать мне долгую жизнь, каковую я в меру своих скромных сил старалась прожить в соответствии с Его заповедями. Волею Всевышнего мне довелось пережить и обоих мужей моих, и возлюбленных детей, трое из которых покинули меня, будучи младенцами, двое же других преставились уже отроками. Милостью Божьей я до зрелых лет отличалась отменным здоровьем и не знала тяжких болезней, а чрево мое оказалось столь плодоносным, что вопреки горьким утратам я не оставила без наследников ни благородного графа де Рабюсси, ни древний род барона Бонкура, по которому до сих пор скорблю и ношу траур. В малые лета сподобил меня Всевышний стать пристальным свидетелем чумного мора, унесшего жизнь моих матери, сестер и бабки, но самой счастливо избегнуть мучительной смерти. Вдругорядь Божье Провидение отвело от сердца моего клинок подлого и коварного убийцы. За долгие без малого семьдесят лет на памяти моей, сменяя на троне один другого, сошли в могилу два высокородных правителя Бургундии, смерть последнего из них, не оставившего после себя потомства мужеского пола, предрешила судьбу некогда великого Герцогства. Помнится мне, как дважды одевался в траур и французский трон в далеком Париже, хоть я и не была близко сопричастна тому. Ныне же, приближаясь к закату своих дней, я нередко, творя молитву, задаюсь вопросом: во имя чего мне подарены долгая жизнь и крепкая память. В поисках ответа я возвращаюсь к временам моей юности, молодости и зрелости. Иной раз сии воспоминания о былом собирают вокруг меня внимательных слушателей, двое из которых доводятся мне внуками, другие же дальними родственниками. С видимым удовольствием они сидят подле меня и часами внимают моим рассказам. Подчиняясь их настойчивым просьбам, особенно просьбам моей внучки Элинор, имеющей редкий дар добиваться желаемого, иные истории я вынуждена терпеливо повторять еще и еще раз. Несколько времени назад, поддавшись ее уговорам, я уже было собралась записать свои рассказы. Помнится, еще досточтимый фра Микеле утверждал, что слог мой неплох, хотя ему и не хватает торжественности. Однако жестокий приступ лихорадки, случившийся у меня в минувший сочельник, а наипаче старость, оказал пагубное действие на мое зрение. Глаза сильно ослабели, от затеи Элинор пришлось отказаться. Как видно, Господь не уготовил мне славу женщины-сочинителя подобно Кристине Пизанской[1], чьей «Книгой ста баллад» я некогда восхищалась. Впрочем, иные говорят, что повествование из уст в уста способно также научать младые умы. Посему сызнова принимаясь за рассказ… О! Я уже слышу их звонкие голоса за дверями моей спальни, стало быть, они приготовились и ждут. Так вот, принимаясь за рассказ, тешу себя надеждой, что внуки мои найдут в нем для себя не столько забаву, сколько урок и пользу. Не в этом ли и есть высший смысл моего земного существования?
