Алена Алтунина - Выжить за бортом
Чума положила трубку. Жека с восхищением и удивлением смотрела на нее.
– Рот закрой, простудишься! – сказала Чума.
– Ты умеешь так говорить?
– Я уже давно отвыкла говорить без мата. Ан видишь, еще могу!
– Ты прирожденная актриса!
– А я и была актрисой в свое время!
– Но как же… – начала было Жека.
– Как я стала бомжихой? Это долгая история, потом как-нибудь расскажу. Поверь мне, бомжи тоже люди и все они лишь жертвы обстоятельств. У всех такие жизненные истории, ни один фантаст не придумает! Вот и у меня своя история. Только сейчас это не важно. Главное, теперь у нас есть имя и нужно выяснить, кому оно принадлежит. Если окажется, что оно твое, мы на самом деле тебя воскресим.
– Откуда ты знаешь о банках и банковских счетах? – продолжала удивляться Жека.
– Не знаю, информация сама оседает у меня в голове. Я не пытаюсь запоминать что-либо нарочно. Может, где-то разговор случайно услышала, может, газету невзначай прочитала, не могу сказать. Со мной всегда так. Если надо, вдруг могу вспомнить то, о чем и не подозревала. Раньше у меня была хорошая память, наверное, я ее не совсем еще пропила.
На самом деле пила Чума немного, так только, чтоб не особо выделяться, не выпадать из среды, ее слова о пьянстве были просто кокетством.
– Что же нам теперь делать? – спросила Жека.
– Пойдем смотреть на тебя в зеркало. Как бы ты ни оттягивала этот момент, придет время, когда придется взглянуть правде в глаза.
Они поблагодарили грузчика и вышли из булочной. Чума повела Жеку в секонд-хенд, где та смогла бы увидеть себя во весь рост. Чума и с работниками магазина была на короткой ноге. При входе сидела девочка, по виду школьница.
– Я вам вещи кое-какие оставила, – сказала она. – Присмотрите за товаром, я сейчас принесу.
Девочка ушла. Чума подвела Жеку к зеркалу во всю стену, сняла с нее шапочку и сказала:
– Смотри, ты очень даже ничего, только больно худая, просто мощи. Если тебя откормить, станешь красавицей.
Жека подняла глаза и постаралась беспристрастно оценить увиденное. Зрелище было не из легких. В зеркале отражалась изможденная женщина непонятного возраста, с короткими, торчащими во все стороны волосами. Возможно, эти волосы и были когда-то иссиня-черные, сейчас же казались почти седыми. Лицо невероятно бледное, под глазами синяки. В уголке рта, если присмотреться, виден небольшой шрам, который слегка искривлял рот. Щеки запавшие. Во рту, с левой стороны, недоставало верхнего зуба. Только глаза были красивые – необыкновенного синего цвета, большие и выразительные, в обрамлении длинных густых ресниц. Нос, к счастью, тоже был нормальным, без искривлений, небольшой и аккуратный.
– Ты хорошо мне нос вправила, – сказала Жека. – Спасибо!
– Знаю! С тех пор как я стала Чумой, я этих носов вправила несметное количество.
– А как тебя звали раньше?
– Это не имеет значения, у нас теперь только клички. Имя – это связь с прошлым, а у нас нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее. У некоторых оно равно нескольким дням.
– Это ужасно! Я не хочу так жить!
– И не надо. Ты из другого мира, это видно. Тебе никогда не выжить среди нас. Поэтому шевели мозгами, вспоминай и ищи себя. Сейчас что-нибудь вспомнила?
– Нет! Только когда мы шли за продуктами, вспомнила маленькую девочку, ее звали Юлечка, и еще красивую молодую женщину с длинными черными волосами. Я подумала, может, это была я, но сейчас сомневаюсь.
– Знаешь, когда я тебя нашла и ты отогрелась, я подумала, что никогда не видела такой красавицы. Поверь, я повидала достаточно, чтобы судить об этом. Уверена, ты вспомнила именно себя. Тебе трудно в это поверить, потому что ты действительно сильно изменилась, но все еще можно поправить. Думаю, пора доставать деньги из заначки и приводить тебя в порядок.
– Не простая задача, – обречено сказала Жека.
– Тем приятнее будет результат! – уверенно сказала Чума.
Девочка принесла большой пакет с вещами. Некоторые из них никуда не годились, а некоторые оказались вполне приличными. Почти на дне пакета лежало практически новое очень элегантное бледно-розовое платье с большим мазутным пятном. Платье от Зайцева! Было совершенно непонятно, каким образом дама, носившая дорогой наряд, умудрилась вляпаться в мазут.
– Тебе очень подойдет, примерь! – велела Чума.
– Там пятно.
– Это не страшно. У меня есть знакомый в химчистке, настоящий волшебник. Он мне столько вещей привел в порядок! Я их потом продаю, – сказала она, понизив голос. – Это пятно для него не проблема. За то время, что будет его выводить, сводим тебя в цирюльню, к стоматологу и кое-что прикупим.
На том они и порешили. По дороге Жека спросила:
– Скажи, откуда у тебя столько знакомых и почему все к тебе так хорошо относятся? Вон, и продукты оставляют, и одежду.
– Если бы я так хорошо не знала людей, я бы подумала, что это от доброты душевной. Но, повидав, как ужасно человек может относиться к другому человеку, делаю другие выводы. Им приятно чувствовать себя щедрыми. Они бы эти вещи все равно выбросили, а так, гляди, меня, убогую, одарили. Им ничего не стоит, а на душе умиление – от собственного благородства. Хотя, если честно, многие, действительно, делают добрые дела по зову сердца, а не напоказ. Не перевелись еще чудаки на Руси! На том и стоим!
– Как ты думаешь, я старая? Сколько мне может быть лет? – опять спросила Жека.
– Ты молодая, даже очень. Думаю, тебе нет еще и тридцати.
– Мне кажется, что я старуха.
– Это потому, что жизнь бомжацкая не сахар. Изменишь жизнь, изменишься сама. Тело у тебя молодое, крепкое, морщин на лице нет, и глаза не такие, как у нас, прожженных. Значит, молодая ты, жизнью не битая. Поди, жила себе, горя не знала, но что-то случилось, ты оказалась на улице без документов и без памяти.
– Может быть, Юлечка – моя дочь.
– Скорее всего, так и есть. Но я бы на твоем месте не обольщалась, мало ли какой окажется правда, поэтому на время отключись. Пока будем приводить тебя в порядок и искать Токареву Елену.
Они вернулись к месту своего обитания. Располагалось оно недалеко от вокзала. Раньше здесь стояли пятиэтажки, потом их снесли, жильцов благополучно расселили. Огородили территорию высоким забором, затеяли постройку новых домов, но по какой-то причине остановили и забыли о ней. Сохранившиеся старые гаражи, ржавые и почти развалившиеся, превратились в приют для бродяг, а те, что были из кирпича, стали постоянным прибежищем товарищей Чумы. Кирпичных гаражей было четыре штуки. В одном жили мужчины, в другом – женщины, в третьем – все вперемешку, в четвертом жила Чума. Эта территория у бездомных считалась элитной. Во-первых, недалеко от вокзала, что было несомненным преимуществом, потому что вокзал – всегда хлебное место. Во-вторых, далеко от людей, которым вряд ли понравились бы такие соседи. В-третьих, кирпичные гаражи – это просто роскошь, в них зимой тепло, а летом не жарко.
Бомжи, которые по воле случая или по своему выбору стали таковыми, считали себя свободными людьми. У них не было никаких обязательств перед государством. Им не нужно было платить налоги, квартплату, работать… Но с другой стороны, случись что, и защитить их было некому. Они не могли обратиться в суд, в милицию, получить пособие, пенсию. Хотя, в общем-то никто из них и не стремился к этому. Все они были в той или иной степени обижены на государство, и редко кто хотел бы вернуться в ряды добропорядочных граждан.
Пока Чума наводила порядок в рядах своих подопечных, проверяя, кто чем занимался в течение дня и какую лепту внес в общее благополучие, Жека немного прибралась в гараже и собрала на стол относительно съедобную снедь. После прихода Чумы они наскоро перекусили и легли спать. В эту ночь Жека спала хорошо. Ничто не мешало ей – ни пьяные визги и хохот, ни зловонные матрацы, ни грохот поездов. У нее появилась слабая надежда, что скоро жизнь изменится, найдется Токарева Елена, и это поможет пролить свет на ее, Жекино, прошлое.
Утром Чума, оставив за старшего Цыгана, повела Жеку в город. Сначала они зашли в прачечную, потом отдали в чистку платье. А вот с парикмахерской им не повезло. Чума не хотела идти в обычную цирюльню, решила, что Жеку должны постричь именно в салоне, только там смогут вернуть ее подопечной красоту. Но в салон их, конечно же, не пустили, все же Чума была не настолько всемогущей. Жека убеждала Чуму отказаться от этого намерения, но та была непреклонна, никакие доводы не принимала и потащила Жеку в метро, чтобы попытать счастья в другом районе. Обычно бродяг в метро не пускают, но Чума перла, как бульдозер. Видно, уж очень разозлили ее холеные работники салона. Возможно, доехать до нужной станции все же удалось бы, если бы не приключение, свалившееся на голову.
В подземном переходе они увидели картину, которая не могла оставить Чуму равнодушной. Бритоголовые подростки, одетые в камуфляжную форму, избивали инвалида. Били жестоко, кто чем, но в основном ногами в грубых ботинках. Стащив с инвалидной коляски, били с таким остервенением, что выжить почти не было шансов. Инвалид был не робкого десятка, отбивался, как мог, но подростков было пятеро, а запах крови так возбудил их, что они просто не слышали голоса немногочисленных прохожих, пытавшихся вразумить разбушевавшихся парней. И тут в драку вмешалась Чума. Она выхватила из ближайшей урны ведро, вытряхнула его содержимое на пол и, издав боевой клич, бросилась на обидчиков калеки и при этом материлась так, что подростки на мгновение замерли в оцепенении. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Чума успела огреть двоих по лысым черепам. На короткое время они были нейтрализованы. Трое других, вмиг сориентировавшись, устремились на странную женщину, но вынуждены были только защищаться. Разъяренная Чума была страшнее тигрицы. Инвалид, который оказался на редкость живуч, если доставал, бил своих обидчиков единственной ногой. Жека помогла инвалиду сесть в кресло, а потом, правда, с большой осторожностью, раздавала пинки и тычки слабеющим противникам. Инвалид, оказавшись в кресле, стал не менее опасен, чем Чума. Бритоголовые бросились бежать. Чума, послав им вдогонку несколько нелестных отзывов и крайне неприятных пожеланий, перевела дух.
