Роберт Райан - Земля мертвецов
– Что с тобой, Элис?
Долгий дрожащий всхлип вместо ответа. У каждого выдавались такие дни. Дни, когда черная вода отчаяния смыкалась над головой. Удивительно, что их не случалось чаще. Миссис Грегсон погладила Элис по волосам. На ощупь – как солома. Она расчесала пальцами собственные рыжие кудри. Еще хуже. До следующей смены, решила она, они обе отправятся в баню и хоть криком, хоть скандалом вытребуют горячей воды, чтобы отмыться и убедиться, что не подхватили паразитов.
– Элис, что с тобой, милая?
– Матрона сказала, что меня пошлют… – голос у нее сорвался, – на кухню. Я не умею готовить, ты же знаешь, Джорджи.
– Знаю. Твою овсянку до сих пор вспоминают.
Ответом ей был то ли всхлип, то ли сдавленный смешок. Элис Пиппери и вправду однажды приготовила овсянку, хуже которой не едала и Голдилок в гостях у трех медведей: не так-то просто было размешать кашу в огромном котле на «кухне Сойера», чтобы не приставало к стенкам.
– Что она сказала?
– Что в словаре волонтерской помощи 1 нет слов «не умею».
Обе они служили в отряде волонтерской помощи при Красном Кресте – а значит, располагались среди сестер и сиделок на низшей ступени. Да и до той не всегда дотягивались.
– Помнишь наш первый подъем? В Отерсли. Твой брат еще был на мотоцикле?
Элис кивнула ей в плечо.
– Ты тогда посмотрела на холм, такой крутой и скользкий, и что сказала?
Невнятное бормотание.
– Так что?
– Я не сумею.
– И на сколько ты поднялась?
– На треть.
– На треть! – победно подтвердила миссис Грегсон. – А я докуда?
– На одну пятую.
– На одну пятую.
– Но ведь это только потому, что ты нагрузила мне задние колеса камнями, иначе под моим весом сцепления не хватало, да?
Миссис Грегсон усмехнулась, припомнив свою хитрость.
– Тактика!
– А меня тогда дисквалифицировали. – Элис легонько пихнула ее в плечо. – И мои родители назвали тебя мошенницей.
– И лгуньей, – с гордостью добавила подруга. – Еще, помнится, упоминалось о «дурном влиянии».
Они полежали, обнявшись, обдумывая разговор.
– Я никогда так не считала, Джорджи, даже… даже после той поломки в Озерном краю, когда я чуть не схватила пневмонию. Если бы не ты, меня бы здесь не было.
– О да, не лежала бы ты, замерзшая и грязная, не расчесывала бы укусы вшей после месяцев недосыпа, самой рядовой из рядовых медкорпуса, сосланной чистить картошку во благо войны? Надеюсь, ты не забудешь меня в своих молитвах.
– Не забуду, Джорджи, – серьезно сказала Элис. – Ни за что не забуду.
Зря она дразнилась. Упустила на минуту из вида, что для Элис религия была совсем не шуточным делом.
– Ты о нем скучаешь? О мистере Грегсоне? – спросила наконец Элис, робко и осторожно подбирая слова. – В такие вот времена?
Миссис Грегсон приподнялась на локте.
– Что все-таки сегодня стряслось, Элис? Дело ведь не в кухне? И не в том, хорошо ли мистер Грегсон грел мне постель. Ну же – у всех что ни день сердце разрывается. Я на той неделе потеряла одного, кто мне очень нравился. Рядового Хорнби. Паренек из Ланкашира, говор такой, словно у него твоя каша во рту. Когда я кончала смену, был в порядке, а когда вернулась… – Она не договорила. Не хотелось вcпоминать, в каком состоянии был мальчик.
– Он попросил, чтобы ему дали умереть, – выговорила Элис и спохватилась. Застыла. – Нет, не так. Просил меня убить его. Не такими словами, но имел в виду это.
Миссис Грегсон слышала такое не в первый раз. От испуганных мальчиков, изуродованных до неузнаваемости или понимающих, что умрут, как бы ни старались доктора. Ходили даже слухи, что кто-то из сиделок исполнял эти просьбы.
– И что ты ему сказала, Элис?
С громким скрипом отворилась дверь, в щель проснулась рука, повернула выключатель. Нехотя засветилась единственная лампочка без абажура.
Повернувшись взглянуть, кто их потревожил, миссис Грегсон не удержалась на матрасе и съехала на пол. Вскрикнула от удара:
– Боже! Прости, Элис, я хотела сказать – вот беда…
Наконец, подобрав ноги и подняв голову, она увидел Элизабет Челленджер, грозную матрону, стоявшую в дверях, подперши солидные бока.
– Пипери, Грегсон, чем это вы занимаетесь?
– Это я виновата, матрона… – начала мисс Пиппери.
– Мне показалось, что у меня в постели мышь, – перебила миссис Грегсон. – Я так боюсь мышей!
Матрона усмехнулась, представив, как миссис Грегсон спасается от маленького пушистого зверька.
– Ну это уже не моя забота. Вам приказано поступить в распоряжение старшего военврача.
Теперь миссис Грегсон во все глаза уставилась на матрону. Села по стойке смирно.
– Куда?
Та покачала головой.
– Понятия не имею. Куда бы то ни было, но отправитесь вы с майором Ватсоном.
3Сержант Джеффри Шипоботтом ударил кулаком по двери офицерского блиндажа. Дождался приглушенного приказа входить, отодвинул газонепроницаемый занавес и нырнул в темную глубину. Капитан с карандашом в руке сидел над бумагами за простым столом. Его джек-рассел-терьер Сэсил лежал у ног, подозрительно поглядывая на пришельца. Лейтенант Меткалф валялся на койке и курил, примостив на груди маленький томик стихов в кожаном переплете.
Шипоботтом, не поднимая головы, подошел к капитану и неуклюже отсалютовал. Блиндаж был хорош: бревна, стальные пластины и мешки с песком, – но перекрытия не позволяли выпрямиться даже человеку среднего роста. А Шипоботтом был далеко не среднего. Строили, видимо, для уэльсцев, как пошутил, занимая жилье, лейтенант Меткалф.
– Что у вас, сержант? – спросил капитан Робинсон де Гриффон.
Шипоботтом различил в его голосе колючее нетерпение, вовсе не свойственное капитану.
– Аэростат в воздухе, сэр.
Офицеры переглянулись, и Меткалф спустил ноги с койки. Аэростаты часто оказывались верными предвестниками артобстрела. А после обстрела начиналась атака на вражеские позиции.
– Сколько? – спросил де Гриффон.
– Один, сэр.
– Далеко?
– Не скажу, сэр. Не близко. И пока не больно-то высоко.
– Шипоботтом, – нетерпеливо заявил Меткалф, – одна ласточка весны не делает. И одинокий шар – еще не артобстрел.
Перед вступлением артиллерии обычно запускалось не меньше четырех, на несколько миль друг от друга.
– Да, сэр. Но люди, знаете, спрашивают. Вдруг вы слыхали чего? – Он стрельнул глазами на полевой телефон. – Это ж меняет дело.
Де Гриффон разглядывал стоящего перед ним рослого солдата. Шипоботтом, как большинство рядовых полка, прежде работал на ткацкой фабрике в Ланкашире. Он был выше и крепче земляков, кроме разве что капрала Платта, а нос-картошка наводил на мысль, что бо€льшая часть его солдатского жалованья не добиралась до родного дома.
– Сержант Шипоботтом, я скоро проведу смотр состава и оружия. Завтра, в полном снаряжении. После чего нас, насколько мне известно, отправят на заслуженный отдых. И я хочу, чтобы, видя нас на марше, люди спрашивали: «Кто эти справные ребята?» И чтоб им отвечали: «Парни из Ли».
– А если, – вклинился Меткалф, – кое-кто будет волочить ноги и бесчестить свой мундир, то не успеет размотать портянки, как получит полевое наказание номер один!
– Сэр… – поразился Шипоботтом.
Де Гриффон отмахнулся от него карандашом:
– Свободны. И еще, Шипоботтом, подвяжите этот газовый занавес – здесь дышать нечем.
Меткалф, уловив намек, встал и затушил сигарету. Когда Шипоботтом ушел, спросил:
– Еще чаю, сэр? Осталось немного сгущенного молока.
Де Гриффон кивнул и, дотянувшись, взъерошил шерсть собаке.
– Что такое с Шипоботтомом? Приплясывал, как на угольях.
Меткалф почистил и затопил печурку.
– Он в Каире, перед отплытием, ходил к гадалке. Говорят, она нагадала ему недоброе.
Де Гриффон откинулся на стуле и заложил руки за голову. Светлые волосы топорщились между пальцами. Пора бы подстричься. Растут, как пшеница в летний полдень.
– Она, пожалуй, решила, что его пошлют в Галлиполи. Не нужно быть ясновидящим, чтобы предсказать, что ждет попавших туда солдат.
Они на волосок проскочили мимо перевода в этот ад.
– Впрочем, такое и здесь может случиться. Как и с каждым из нас.
Цинизм этих слов был так необычен для капитана, что Меткалф решился спросить:
– Надеюсь, вы меня извините, сэр, но все ли с вами в порядке? Вы как будто не в себе.
Голубые глаза де Гриффона посветлели, обратясь на него, и Меткалф подумал, не переступил ли черту. Да, оба они офицеры, но Меткалф кончал начальную школу в Манчестере и говорил не многим грамотнее Шипоботтома. Лейтенант числился джентльменом – и ему следовало вести себя соответственно – пока идет война, но все знали, что его место среди благородных – временное. А вот капитан был голубых кровей.
Стул, стукнув, встал на все четыре ножки, и де Гриффон поднялся, в последний момент вспомнив, что надо пригнуться.
