Джоу Конрат - Кровавая Мэри
– Эрб, – я пыталась говорить ровным голосом, – это же мои наручники.
Глава 2
Морг тут же был закрыт, выставлено оцепление, я вызвала команду экспертов и составила список сотрудников для опроса.
Никто ничего не видел.
Вскоре прибыли эксперты: офицер Дэн Роджерс – высокий блондин с козлиной бородкой, занимавшийся сбором улик, и фотограф Скотт Хэйек – невысокий, голубоглазый человек в очках. Они были молоды, но хорошо знали свое дело.
Роджерс исследовал руки при помощи ALS, но даже при мощном свете лампы на руках не было обнаружено никаких следов.
– Вообще ничего. – Роджерс потер подбородок.
Это было довольно необычно. При таком освещении даже мельчайшие частицы инородного материала светились, как раскаленный уголь. Мелкие частички различных материалов, волоски, грязь, осколки костей, кровь, сперма, шрамы, следы укусов – все они флуоресцировали.
Дэн наклонился, приблизив нос к запястью найденной руки.
– Они отмыты. Пахнет чистящим средством.
– Точно? Но весь морг тоже так пахнет.
Роджерс, известный своей скрупулезностью, коснулся руки кончиком языка:
– Вкус тоже как у отбеливателя. Возможно, разбавлен водой, иначе кожа покрылась бы пятнами.
– Возьмите образец для исследования. И почистите зубы.
Роджерс полез в карман за коричной жвачкой. Положив три подушечки в рот, он придвинул лампу, светившую мягким голубым светом, поближе к правой руке.
– Тут есть небольшая вмятина на указательном пальце. Похоже, она носила кольцо.
Хэйек прошмыгнул рядом со мной, навел фотоаппарат и снял пальцы с близкого расстояния.
– Я пропустил тест на вкус. – Он подтолкнул Роджерса. – Можешь еще раз лизнуть палец на той руке, для снимка?
Вместо ответа Роджерс показал ему фак. Хэйек щелкнул фотоаппаратом.
– Когда вы посмотрите, нет ли чего под ногтями, мне нужен будет один из образцов.
– Уже сделали, лейтенант.
Роджерс отделил розовый накладной ноготь, поместил его в пластиковый пакет и вручил мне. Затем скальпелем взял образцы кожи с каждой руки и положил их в стеклянные пробирки.
– На наручниках что-нибудь нашли?
– Вытерты начисто. Но я могу осмотреть их еще раз.
– Да, сделайте это. Вот, возьмите.
Я сняла ключи от наручников с кольца, где они висели больше года, и открыла их. Роджерс поместил наручники в пакет. Затем придвинул ALS.
– На запястьях ссадин нет.
Хэйек подошел и сделал несколько снимков.
– Спасибо, ребята, – сказала я. – К завтрашнему дню я смогу получить снимки и отпечатки пальцев?
– Сделаем.
Роджерс полез в сумку, достал чернила и два набора карточек. Я оставила их работать и ушла искать Эрба.
Эрб стоял в холле, разговаривая с одним из сотрудников морга. В руке он держал пакет с чипсами, наполовину пустой. Другая половина чипсов была у него во рту.
Он, видимо, понял мое удивленное выражение, потому что сразу заявил:
– Они обезжиренные.
– Эрб, это же морг.
– Мой инструктор сказал, что надо перекусывать несколько раз в день, чтобы поддерживать метаболизм. – Он предложил мне чипсов. – Попробуй. Они печеные. И соды на треть меньше.
Я вежливо отказалась и спросила:
– Нашел что-нибудь?
– Они работают в три смены по восемь часов, то есть полные сутки. Я опросил четырех человек из персонала, но никто ничего не видел. Полный список сотрудников у меня в кармане.
– Не поможет.
Худощавый темнокожий человек, стоявший рядом с Эрбом, протянул мне руку. Я пожала ее.
– Грейвс. Карл Грейвс. Все тела доставляются сюда в пластиковых мешках. Копы и медики упаковывают их перед отправкой. Так что проще простого положить лишние части в мешок, привезти его в морг, а затем незаметно унести. Никто ничего не увидит.
– Сколько тел привозят ежедневно?
– По-разному. Иногда пять-шесть. А бывает даже несколько дюжин.
– У кого есть доступ в морг?
– У полицейских, медиков, сотрудников морга. Иногда в день по пятьдесят человек заходят.
– А сколько человек персонала?
– Около двадцати, включая медиков.
Это меня не обрадовало. Если руки пробыли здесь несколько дней, пока их не обнаружили, придется иметь дело с парой сотен подозреваемых.
– Спасибо, мистер Грейвс. – Я подала ему свою визитку. – Если что-нибудь узнаете, дайте нам знать.
Грейвс кивнул и отошел.
– Ну, что там с руками? – поинтересовался Эрб, на его губах налипли крошки чипсов.
– Ничего, кроме того, что это оказались мои наручники.
– Зачитать твои права?
– Пока нет. Сначала ты должен выудить из меня признание.
– Ладно. Тогда… тебе было трудно избавиться от остальных частей тела?
– Ага. Наверняка я не смогу оттереть пятна с ковра. Зазвонил мой мобильник, спасая меня от дальнейших расспросов.
– Дэниелс.
– Мисс Дэниелс? Это доктор Эван Кингсбери из клиники святой Марии в Майами. Только что поступила в реанимацию Мэри Стренг. В ее страховке вы указаны как лицо, с которым следует связаться.
Мое сердце провалилось в живот.
– Это моя мать. Что случилось?
– Сейчас все нормально. Я знаю, вы в Чикаго, но не могли бы вы прибыть сюда? Вы ей нужны.
Глава 3
Я даже не представляла, что моя мать может выглядеть такой слабой, пока не увидела ее на больничной койке, с иглой капельницы в ее тонкой, бледной руке. Она весила не больше сорока килограммов, глаза, когда-то яркие и живые, ввалились и потухли. Совсем не похожая на женщину, вырастившую меня, крутого полицейского, она всегда была для меня и любящей матерью, и отцом. Она научила меня читать и стрелять. Она обладала такой внутренней силой, что я во всем стремилась подражать ей.
– Доктора слишком волнуются, Жаклин. Со мной все нормально. – Она слабо улыбнулась мне, голос ее казался незнакомым.
– Мам, у тебя бедро сломано. Ты могла умереть.
– И близко не было.
Я взяла ее за руку, чувствуя хрупкие косточки под тонкой кожей. Мое показное спокойствие давалось нелегко и держалось на тонкой ниточке.
– Если бы мистер Гриффин не вломился с полицией в твою дверь, ты бы до сих пор лежала на полу в ванной.
– Чепуха. Я бы оттуда как-нибудь выбралась.
– Мам… ты пролежала там четыре дня. – Вспомнив это, я содрогнулась от ужаса. Я позвонила ей вчера – обычные звонки два раза в неделю – и, когда она не ответила, подумала, что она вышла с мистером Гриффином или с каким-нибудь другим знакомым пожилым человеком.
– В губке была вода. Я бы протянула еще неделю-другую.
– О, мам…
Я заплакала. Мать похлопала меня по руке свободной рукой.
– Не надо, Жаклин, не расстраивайся. Такое случается, когда стареешь.
– Я должна была быть рядом.
– Чепуха. Ты живешь за тысячу миль. Это моя глупость – поскользнуться в душе.
– Я тебе вчера звонила. Когда ты не взяла трубку, я должна была…
Она прервала меня:
– Дорогая, ты же знаешь, не надо этих всех «если бы», тем более при нашей профессии. Это случалось и раньше.
Она не могла бы причинить мне большую боль, даже если бы хотела.
– И сколько раз это уже случалось, мам?
– Жаклин…
– Сколько раз?
– Три или четыре.
Лучше бы я этого не слышала.
– Но травм при этом не было, так ведь?
– Ну, разве что некоторое время у меня рука была в гипсе. Я старалась не кричать.
– И ты мне никогда не говорила?
– Ты не виновата.
– Нет, виновата.
Она печально вздохнула:
– Жаклин, когда умер твой отец, ты стала моей семьей. Единственной семьей, которая мне необходима. Но я никогда-никогда не позволила бы себе стать обузой для тебя.
Я всхлипнула, но постаралась успокоиться.
– Ну что же, тогда привыкай. Как только тебя выпишут, ты поедешь со мной.
– Нет, не поеду.
– Обязательно поедешь.
– Нет…
– Пожалуйста, мам.
– Нет. Я веду активную общественную жизнь. Как я смогу общаться с друзьями, живя у тебя?
С большой неохотой я использовала свой главный козырь:
– Я говорила с твоими врачами. Они думают, что теперь ты не сможешь сама заботиться о себе.
Лицо матери стало суровым.
– Что? Это смешно.
– Они выпишут тебя, только если ты будешь жить у меня.
– Это доктор Кингсбери? Маленький льстивый урод. Разговаривает со мной, как с трехлетним ребенком!
– У тебя нет выбора, мам.
– У меня он всегда есть.
– Да, есть: или я, или дом престарелых.
Я наблюдала за действием своих слов. Самым большим, и единственным страхом моей матери был дом престарелых. До встречи с моим отцом она некоторое время работала в таком заведении и потом клялась, что скорее бросится под автобус, чем поселится в одном из таких «отелей смерти», как она их теперь называла.
