Дороти Сэйерс - Медовый месяц
Прием в доме вдовствующей графини был великолепным. Стол был роскошным. Шампанского — море. Единственные, с кем плохо обошлись, были несчастные репортеры. Они к этому времени умудрились обо всем пронюхать и слетелись целой стаей. Два огромных лакея вежливо, но решительно придержали их в дверях, а потом запихнули в маленькую комнатушку, обещая, что «Его сиятельство встретится с ними через пару минут». В конце концов Его сиятельство с ними действительно встретился, но это был не лорд Питер, а лорд Веллвотер, министр иностранных дел. Он долго и пространно рассуждал о положении в Абиссинии, и они покорно слушали всю эту чепуху. Когда он, наконец, закончил, наши лорд и леди уже давно выскользнули через черный ход, бросив на произвол судьбы полный дом гостей, подарки и остатки свадебного пирога. Но вдовствующая графиня все-таки успела с ними проститься, и они умчались, совершенно счастливые, но ни одной живой душе не сказали, куда. Я твердо уверена, что никто, кроме вдовствующей графини, не знает, где они проводят медовый месяц.
Вот так все и было. И я желаю им огромного счастья. Мисс Вэйн считает, что они оба слишком умны, чтобы быть счастливыми. Я ответила, что она неисправимая пессимистка и что я знаю целую кучу тупиц, сущих ослов, чей брак — настоящая трагедия. Поэтому ум здесь совершенно ни при чем. Ты согласна?
Целую, Летиция Мартин.
Из дневника Гонории Лукаста, вдовствующей графини Дэнверской.
20 мая. Сегодня утром звонил Питер. Он был так взволнован, бедняжка. Сказал, что у них с Харриет только что состоялась помолвка, а это невыносимое министерство иностранных дел срочно отправляет его назад в Рим. Это так на них похоже! Можно подумать, что в этой поездке действительно есть какая-то необходимость. Поэтому он совершенно выбит из колеи — счастлив и зол одновременно. Я тоже разволновалась: нужно встретиться с Харриет, она так нуждается сейчас в поддержке, бедная девочка. Это очень нелегко — остаться один на один со всеми нами, когда ты еще ни в чем не уверена. Я написала ей в Оксфорд. Сказала, я очень, очень рада, что ей удалось сделать Питера таким счастливым. Попросила встретиться, как только она приедет в Дэнвер. Милый мой Питер! Надеюсь и молюсь, что она действительно его любит. И любит именно так, как он того заслуживает. Я сразу все пойму сама, как только ее увижу.
21 мая. После чая читала «Звезды смотрят вниз». Очень грустная книга, и совсем не то, чего я ожидала, когда прочитала название. Наверное, я тогда подумала, что это строка из Рождественского гимна, но, похоже, из похоронного марша. Нужно спросить у Питера, он, наверное, знает. Вошла Эмили и объявила: «Мисс Вэйн». Я так удивилась и обрадовалась! Вскочила с дивана, напрочь позабыв об Озирисе, который дремал у меня на коленях. Он страшно оскорбился. Я ее встретила словами: «Моя дорогая, как это мило, что вы пришли». Она очень изменилась, я ее не сразу узнала. Это и неудивительно, ведь прошло пять с половиной лет. Да и кто бы выглядел лучше после этого ужасного колледжа. Она подошла прямо ко мне, решительная, Но такая испуганная, будто я — огнедышащий дракон, и хриплым, срывающимся голосом сказала: «Вы написали мне такое доброе письмо. Я не знала, что ответить, и поэтому решила приехать. Скажите честно, вы действительно не против нашего с Питером брака? Потому что я люблю его до безумия, и с этим уже ничего не поделаешь». И я ответила: «О, пожалуйста, продолжайте его любить. Он так этого хочет. Я люблю Питера больше всех своих детей. Конечно, родители не должны так говорить. Но сейчас я могу сказать это вам. И я очень этому рада».
И я ее поцеловала, а Озирис так рассвирепел, что впился когтями ей в ногу. Я извинилась и выгнала его вон. Потом мы сели на диван, и она сказала: «Знаете, о чем я думала всю дорогу от Оксфорда? Мы с вами встретимся и, если все будет в порядке, у меня появится хоть кто-то, кому я, наконец, смогу рассказать о своих чувствах к Питеру. Только эта мысль не дала мне струсить и на полпути не повернуть назад». Бедный ребенок! Похоже, это действительно все, чего она хотела. Харриет была совершенно сбита с толку. Помолвка состоялась в воскресенье поздно вечером, и они полночи просидели рядом, бедняжки, а утром он должен был уезжать, не успев ничего устроить. И если бы не его кольцо, которое он в последний момент быстро надел ей на палец, все могло бы показаться ей сном. И после стольких лет, когда она вынуждена была держаться из последних сил, вдруг наступил момент полного покоя, можно было, наконец, хоть немного расслабиться. И теперь она не знала, что с собой делать. Рассказала, что не была так безудержно счастлива с самого раннего детства, и это немыслимое счастье ее совершенно опустошило. Я подумала, что она и в буквальном смысле, должно быть, опустошена: бедный ребенок с воскресенья ничего не ел и совсем не спал. Послала Эмили за шерри и печеньем и уговорила ее (я имею в виду Харриет) остаться с нами пообедать. Говорили о Питере до тех пор, пока мне уже не начал слышаться его голос: «Дорогая мама, ты меня любишь уж слишком сильно…» Харриет увидела портрет Питера, его тогда снимал Дэвид Беллецци. Фотография Питеру ужасно не нравится, и я спросила Харриет, что она о ней думает. Она ответила: «Здесь Питер — благопристойный английский джентльмен. Но совершенно не чувствуются ни его душа, ни его настроение. Вы со мной согласны?» Да, я согласилась с ней. (Не пойму, почему я ее до сих пор не выбросила, наверное, чтобы не обидеть Дэвида). Принесли семейный альбом. Очень обрадовалась, что она не ахала над его детскими фотографиями, не восторгалась кривенькими пухлыми ножками и розовыми щечками. Совершенно не выношу молодых женщин, которые стараются по-матерински опекать своих мужей. Хотя Питер был в детстве очень смешным. Особенно его вечно всклокоченные волосы. Но теперь-то он научился замечательно с ними обращаться, поэтому зачем ворошить прошлое? Ее внимание неожиданно привлекла одна фотография, которую Питер называет «Маленькая неприятность», или «Утерянная гармония». Она сказала: «Фотографировал кто-то, кто хорошо его знает. Это, наверное, Бантер?» Я удивилась, у нее какое-то седьмое чувство. Потом она призналась, что чувствует себя очень виноватой перед Бантером и надеется, что его сердце не разбито, потому что Питеру будет очень больно. Я ей честно ответила, что все зависит от нее самой и что я совершенно уверена, Бантер никогда не уйдет, пока его не оттолкнут. Харриет сказала: «Я никогда этого не сделаю. Никогда! Я не хочу, чтобы Питер терял хоть что-нибудь». Она ужасно расстроилась, и мы обе немного всплакнули, а потом подумали, как это, наверное, забавно, что мы сидим здесь и оплакиваем Бантера, и рассмеялись. Бантер, наверное, с ума бы сошел, если бы увидел такую картинку. Мы развеселились. Я дала ей другие фотографии и спросила, что они собираются делать дальше. Она ответила, что Питер точно не знает, когда вернется, но она решила постараться побыстрее закончить свою новую книгу, чтобы к приезду Питера у нее были деньги на свадебное платье. Попросила посоветовать ей хорошего портного (она хочет сшить что-то необыкновенное), но сказала, что должна осторожно отнестись к моему совету, потому что поняла, что я не представляю себе, сколько люди зарабатывают литературой. Какая я глупая и невежественная! Ведь так важно не обидеть ее гордость… В общем и целом, весьма обнадеживающий вечер. Позвонила перед сном Питеру. Мы болтали с ним долго и весело. Сказала, что надеюсь, в Риме не слишком пыльно и жарко, потому что жара ему не идет на пользу.
24 мая. Пригласила Харриет к чаю. Пришла Хелен, вела себя грубо и заносчиво. Когда я представила ей Харриет, сказала: «Ах, неужели! А где же сам Питер? Опять сбежал за границу? Он такой легкомысленный!» С важным видом рассуждала о Дэнвере и графстве и постоянно спрашивала: «Вы знаете таких-то и таких-то, мисс Вэйн? Как?! Неужели не знаете? О, это очень старые друзья Питера». «Вы любите охоту, мисс Вэйн? Нет? Какая жалость! Я очень надеюсь, что Питер не бросит охоту, ему это так полезно!» Харриет очень разумно отвечала на все вопросы «Нет» и «Конечно», без всяких объяснений или извинений, в которых всегда таится некоторая опасность (милый Дизраэли!). Я спросила у Харриет, как идут дела с книгой и помогает ли ей хоть чем-то Питер. Хелен сказала: «Ах, да! Вы, кажется, что-то пишете!» Как будто Харриет ей ничего об этом раньше и не говорила. Спросила, как называется книга, чтобы она потом могла взять ее в библиотеке. Харриет очень серьезно ответила: «Это очень любезно с вашей стороны, но, позвольте, я вам ее пришлю. Мне, как автору, положено шесть бесплатных экземпляров». В первый раз она вышла из себя, но разве можно ее винить? Извинившись за Хелен, когда та наконец ушла, я сказала, что очень рада, что мой второй сын женился по любви. Боюсь, что мой словарный запас безнадежно устарел, хотя я читаю много современных романов (не забыть спросить Фрэнклин, куда я подевала «Звезды смотрят вниз»).
