Марио Пьюзо - Первый дон
– Чезаре, я каждый день возношу благодарственную молитву нашей благословенной Мадонне за то, что ты радуешь мое сердце всякий раз, когда я обнимаю тебя.
Чезаре улыбнулся, довольный теплым приемом. И отступил в сторону, освобождая место Хуану. То ли из-за учащенного сердцебиения, то ли из-за порывистого дыхания, которое выдавало волнение мальчика, но Родриго отреагировал на хрупкость Хуана. Нежно прижал к себе и долго не отпускал.
Обычно, если кардинал ел один, он ограничивался хлебом, фруктами и сыром. Но в этот день он приказал слугам подать на стол макароны и курятину, телятину в сладком соусе и засахаренные грецкие орехи.
Когда дети, Адриана и ее сын Орсо, прекрасная Джулия Фарнезе, смеясь и радостно болтая, усаживались за стол, Родриго Борджа чувствовал себя счастливейшим человеком. Окруженный семьей и друзьями, он конечно же не мог не радоваться жизни. Про себя произнес благодарственную молитву. И когда слуга налил кроваво-красного вина в его серебряную чашу, душу Родриго наполнили покой и умиротворенность. Из любви к младшему сыну он протянул ему чашу, предлагая сделать первый глоток.
Но Хуан попробовал вино и скорчил гримаску.
– Оно горькое, папа. Мне не нравится.
Родриго Борджа, мгновенно насторожившись, похолодел от страха. Вино ему наливали сладкое, без всякой горечи…
И тут же мальчик пожаловался на плохое самочувствие, согнулся пополам от болей в животе. Кардинал и Адриана пытались успокоить Хуана, но еще через несколько мгновений его начало рвать. Кардинал взял мальчика на руки, отнес в соседнюю комнату, уложил на диван.
Немедленно вызвали ватиканского врача, но еще до его прихода Хуан потерял сознание.
– Яд, – заявил врач, обследовав ребенка.
Хуан уже побледнел, как смерть, у него поднялась температура, из уголка рта потекла черная желчь. Он лежал на расшитой парче, маленький и беспомощный.
Родриго Борджа пришел в ярость.
– Яд предназначался мне… – прорычал он.
Дуарте Брандао, стоявший рядом, выхватил меч, готовый отразить любую попытку причинить вред кардиналу или членам его семьи.
Кардинал повернулся к нему.
– Во дворце враг. Собери всех в главном зале. Налей каждому целую чашу вина и заставь выпить. Приведи ко мне того, кто откажется.
– Мой дорогой кузен, – озабоченно зашептала Адриана, – я понимаю ваше горе, но так вы можете потерять самых верных слуг, потому что многие заболеют, а некоторые умрут.
Родриго холодно глянул на нее.
– Я не собираюсь поить их тем вином, которое предложил моему бедному, невинному сыну. Они выпьют хорошего вина. И только грешник откажется его пить, ибо страх сожмет ему горло до того, как он поднесет чашу к губам.
Дуарте тут же отправился выполнять приказ кардинала.
Хуан лежал, не шевелясь. Адриана, Джулия и Лукреция сидели рядом, прикладывая к его лбу влажную тряпку.
Кардинал Родриго Борджа поднял висящую плетью маленькую ручонку мальчика, поцеловал. Потом ушел в личную часовню и в молитве преклонил колени перед статуей Девы Марии. Он обратился к ней, потому что она познала боль, вызванную утратой сына. И дал обет: «Я сделаю все, что в моих силах, все, на что способен человек, чтобы привести тысячи бессмертных душ в лоно единственно истинной церкви. Твоей церкви, Святая Мать.
Я сделаю все, чтобы они поклонялись твоему сыну, если только ты спасешь жизнь моего…»
Юный Чезаре стоял у двери часовни, и, когда кардинал повернулся к нему, глаза мальчика блестели от слез.
– Зайди, Чезаре. Зайди, сын мой. Помолись за своего брата.
Чезаре вошел и опустился на колени рядом с отцом.
* * *
В апартаментах кардинала царило молчание, пока пришедший Дуарте не объявил, что отравитель найден.
– Это поваренок. Раньше служил правителю Римини.
Римини, маленькой феодальной провинцией на восточном побережье Италии, правил герцог Гаспаре Малатеста, злейший враг Рима и Папы. Прозвище Лев он получил не за габариты, хотя в таком теле могли уместиться и две души, не за угрюмое, словно изрытое ямами лицо, но за копну нечесаных, жестких, рыжих волос.
Кардинал Борджа отошел от дивана, на котором лежал его сын, и прошептал Дуарте: «Узнай у поваренка, почему он так не любит Его святейшество. Потом проследи, чтобы он выпил всю бутылку со стола. До последней капли».
Дуарте кивнул.
– И что нам делать после того, как вино подействует?
Глаза кардинала сверкнули, лицо побагровело.
– Посади его на осла, крепко привяжи и отправь его с запиской ко Льву Римини. Посоветуй начать молиться о прощении и готовиться к встрече с Создателем.
* * *
В глубоком сне Хуан пролежал несколько недель, и кардинал настоял на том, чтобы мальчик оставался в его дворце в Ватикане, где за ним присматривал личный врач Родриго Борджа. У постели Хуана постоянно дежурили Адриана или кто-то из слуг, а кардинал по несколько часов в день проводил в часовне, молясь Мадонне. «Я приведу в единственно истинную церковь тысячи душ, – раз за разом обещал он, – если только ты упросишь Христа сохранить жизнь моему сыну».
Когда его молитвы услышали и Хуан пошел на поправку, кардинал стал все больше времени и сил отдавать святой католической церкви и своей семье.
Но Родриго Борджа уже понял, что одни только небеса не могут обеспечить безопасность его близких. И принял соответствующие меры.
* * *
Теперь кардинал точно знал, что пришла пора вызывать из Испании дона Мигуэля Корельо, также известного как дон Мичелотто.
Племянник кардинала Родриго Борджа, он рос в Валенсии, не отличаясь ни жестокостью, ни мстительностью. Однако очень часто случалось так, что ему приходилось защищать добрых людей от злобы других, которые принимали доброту за слабость.
Мигуэль едва ли не с детства понял, что его призвание – опекать тех, кто нес в мир слово Господа и римской католической церкви.
Ему было шестнадцать, когда главарь бандитов в сопровождении нескольких вандалов ворвались в их дом и попытались отогнать подростка от сундука, в котором его мать спрятала святые иконы и льняное полотно. Мигуэль, который редко открывал рот, обругал бандитов и отказался отойти, после чего главарь выхватил стилет и полоснул подростка по щеке, от самого рта. Кровь хлынула на рубашку, закричала мать, зарыдала сестра, но Мигуэль не сдвинулся с места.
Наконец на улице собрались соседи, и бандиты, испугавшись, что их всех схватят, убежали из деревни.
Несколько дней спустя эта же банда попыталась вновь напасть на деревню, но крестьяне уже подготовились к встрече. Большинство бандитов убежали, главаря схватил Мигуэль. На следующее утро тот висел на суку большого дерева на деревенской площади.
С того самого дня и начала расти слава Мигуэля Корельо. Никто не решался обидеть его самого, друзей или родственников из страха неминуемого возмездия. Лицо его зажило, но шрам остался, и казалось, рот Мигуэля постоянно кривится в злобной усмешке. И хотя любой другой человек с такой усмешкой одним своим видом нагонял бы страх, Мигуэля любили за его честность и благородство, его золотисто-коричневые глаза лучились состраданием, и каждый, кто заглядывал в них, видел его добрую душу. Именно тогда из любви к нему жители деревни начали звать его «дон Мичелотто», дон Карающий меч, и он действительно пользовался всеобщим уважением.
Кардинал Родриго Борджа пришел к выводу, что сидящие на троне церкви не могли сами защитить себя от злобы недоброжелателей без помощи других людей. Так уж сложилось в мире, где они жили.
Никто не удивился тому, что именно молодому дону Мичелотто судьба уготовила роль борца со злом, пусть ради этого ему и приходилось убивать. Его любовь и верность Господу и святому престолу не вызывали сомнений, какие бы сплетни ни распространяли о нем враги. И кардинал точно знал, что дон Мичелотто всегда выполнит приказ и будет действовать во благо святой матери-церкви.
Как кардинал верил, что в своих решениях руководствуется волей Божьей, так и дон Мичелотто полагал, что та же воля направляет его руку, поэтому у него не возникало даже мысли о том, что его деяния – грех. Ведь всякий раз, лишая жизни врага кардинала или церкви, он возвращал душу убитого домой, на суд Отцу Небесному.
Вот почему вскоре после выздоровления сына Родриго Борджа, который тоже вырос в Валенсии и знал, какая кровь течет в жилах этого испанца, вызвал своего племянника в Рим. Прекрасно понимая, какие опасности таит в себе этот город, он доверил дону Мичелотто, которому только-только исполнился двадцать один год, охрану своей семьи. И теперь дети кардинала, появляясь на людях, видели за своим плечом спокойное лицо дона Мичелотто.
Обязанности вице-канцлера требовали частых разъездов, но, находясь в Риме, кардинал каждый день приходил к детям, чтобы поговорить и поиграть с ними, и практически всегда дон Мичелотто составлял им компанию. А с наступлением жаркого и душного лета стремился покинуть запруженные толпой узкие улицы и увозил детей в свое роскошное загородное поместье.
