Анна и Сергей Литвиновы - Семейное проклятие
Муженек безропотно принял Колю на должность шофера, эконома и «человека за все».
Леся – хотя рада была необычайно! – первое время вела себя осторожно, надменно. Колю, даже когда наедине, называла только на «вы», никаких прибауточек-шуточек, заваливала работой, придиралась. Настолько вошла в роль, что Игорь даже посоветовал:
– Ласточка, когда на тебя работают люди, нельзя слишком уж их прижимать. А то ведь взбунтоваться могут. Как в семнадцатом году.
Но Леся по-прежнему продолжала в присутствии мужа вести себя с экономом сдержанно, строго. Зато уж когда Игорь на работе был – вожжи отпускала. Баловались, дурака валяли, как дети. Коля – человек совершенно без тормозов! (В хорошем смысле, конечно.) То вызовет ее на бой подушками, то попросит пирушку «а-ля грузчик» (то есть порезать на газетке вареной колбаски, закусить огурчиками из банки). Анекдоты травил – она животик надрывала.
Жизнь пошла совсем другая. Если б еще не беременность!
По счастью, Коля – хотя и не скрывал, что в Лесю влюблен, – к Игорю ее не ревновал. И что ребенка она ждет от своего миллионера – воспринял нормально. Шутил: «Лучше уж олигархов плодить, чем таких, как я, раздолбаев».
Все его, казалось, устраивает в нынешней жизни и в нынешнем его положении.
Но Леся все равно иногда задумывалась: как было бы хорошо, если б нелюбимый Игорь куда-нибудь вдруг исчез, растворился… и она бы осталась с Колей – но при этом со всеми мужниными деньгами!
Только как это организовать? Если просто попросить развода, миллионер ни копейки не даст. У них брачный контракт, там условие: чтоб претендовать хоть на малую толику капитала, надо им вместе оттрубить пять лет, целый срок!
Убить? Жаль. Да и страшно. Смерть миллионера, конечно же, будут расследовать лучшие силы милиции, какое ни придумай идеальное преступление – расколют ее в два счета.
«Вот если бы он в аварию попал! Сам! – фантазировала Леся. – Или вдруг заболел, допустим, скоротечной саркомой, чтоб в никакой Германии помочь не смогли!..»
Однажды не выдержала: поделилась мыслями греховными с Колей. Ожидала, признаться, что тот – как на любую заданную ею тему – начнет дурковать. Фантазировать вместе с ней, как на пути Игоря вырастает цунами или на его голову рушится пресловутый кирпич.
Но брат, против обыкновения, ответил серьезно:
– Леська, даже думать не смей о таких вещах!
– Почему? – надула губки она. Капризно добавила: – Он же достал меня выше крыши, неужели сам не видишь?!
– А я считаю, нормальный твой Игорь мужик, – пожал плечами Николай. – Платит хорошо, не достает, не зудит.
– То есть тебя все устраивает? – ощетинилась Леся. – Считаешь, это нормально, что я нелюбимого ублажаю, танцую вокруг него, кофе в постель подаю, а ты при нас – экономом?!
– Ты вчера и мне приносила кофе в постель! – ухмыльнувшись, напомнил Коля.
По-хозяйски обнял Лесю, примирительно сказал:
– Еще месяц назад, когда меня на работу Игорь взял, ты радовалась: как хорошо все у нас устроилось! Что сейчас-то изменилось?
– Да то, что я – в отличие от тебя! – развиваюсь. Ищу пути, чтоб еще лучше было!
– А я просто радуюсь каждому дню, когда ты со мной рядом, – спокойно ответил он. – Тоже неплохой вариант.
Поцеловал ее – жарко, страстно. У Леси аж в низу живота заныло (и младенец внутри завозился).
Она прильнула к любимому братику, отдалась силе его рук.
Может, и правда без разницы, что Колька – эконом, прислуга?
…Их неправильная – но такая приятная! – жизнь с двойным дном продолжала течь дальше. Вплоть до того ужасного дня, когда Игорь – без предупреждения! – вернулся из Франкфурта. Вместо вторника на два дня раньше, в субботу.
Леся и предположить не могла, что ему такое в голову придет. Прежде-то муж всегда: как сказал, так и сделал. Сообщает утром: «Я допоздна на переговорах». Значит, раньше полуночи не жди. Из командировок всегда являлся точно в день и точно тем рейсом, о каком говорил. А сейчас она ведь и билет видела! Что прилететь в Россию Игорь должен 28 мая, во вторник. Почему ж в подобных обстоятельствах не расслабиться?
И до чего не повезло: явился муж – точно, как в анекдоте! – в самый разгар процесса. Причем они настолько увлеклись, что не услышали, как поворачивается в замке ключ, а по лестнице, что ведет в спальню, шелестят шаги.
…Леся никогда не забудет Игорева лица. Пораженного, обиженного, убитого. Его хриплого от отчаяния голоса. Безнадежной реплики:
– А я думал, ты меня любишь…
Выкручиваться, придумывать оправдания было бесполезно. Молить о прощении, она сразу поняла, – тоже.
Будто за мгновение перед смертью, вся жизнь пролетела перед глазами. Нищее детство, голодная юность, отчаяние первых московских лет. Когда вертелась последней шестеренкой в постылом рекламном агентстве, жила в общаге в комнате на четыре койки. А потом: крепость по имени Игорь, ее планомерная осада и, наконец, триумфальное завоевание. Сумасшедшее счастье, когда миллионер ставил подпись в загсе, в амбарной книге брачующихся…
Все, получается, было зря.
И ее охватило вдруг такое отчаяние, что в глазах потемнело. Помутнение разума, морок: показалось, что потолок придавил, стены рушатся.
Она вскрикнула, схватилась за грудь.
– Леська! – рванулся к ней Николай.
Но она смотрела не на брата – на мужа. А в лице у того – ни грана сочувствия, одно презрение.
Все действительно было кончено. Она осталась с Николаем. И лишь теперь поняла, что совсем этого не хочет.
* * *Галина Круглова теперь все чаще и чаще впадала в состояние кокона.
Началось это сразу после смерти любимого сына Митеньки. Чтоб не сойти с ума, она тогда научилась заворачиваться в плед, откидываться в кресле и выключаться из реальности. Полностью.
Раньше ей хватало часа или двух. Потом хотелось есть, пить или в туалет. Но с годами она «достигла совершенства» – целыми днями могла так сидеть, в полузабытьи, в полудреме.
Верочка Бородулина – единственная ее подруга – очень тревожилась. Советовала:
– Вам обязательно нужно показаться хорошему доктору.
Но Галина всегда отказывалась.
Никакой доктор не вернет ей сына. А научиться жить без него невозможно, она уже много раз пробовала.
Раньше Галину хотя бы борьба поддерживала на плаву. Воевала с теми, кто погубил Митю – с педагогами, воспитателями, директором школы. Вела вдохновенную переписку с инстанциями, встречалась с журналистами. Когда в стране происходила очередная трагедия с детьми, телевидение всегда взрывалось ток-шоу. Галину, эталон борца за справедливость, на них частенько приглашали. Потом перестали. Сама Галина считала: из-за того, что однажды она набросилась с кулаками на депутата, который осмелился ляпнуть, будто большинство родителей сами виноваты в том, что их дети погибли.
Впрочем, Верочка Бородулина с ней не согласилась. Усмехнулась безжалостно:
– Не в этом дело. Вы, Галя, просто в зубах у всех навязли со своим Митей. Сколько можно! Успокойтесь уже.
Круглова тогда обиделась. Разрыдалась. Поклялась себе, что никогда в жизни она больше Вере – бестактной женщине! – не позвонит.
И слово держала почти целый месяц. А потом взялась пересматривать Митины фотографии, раскисла и сама даже не поняла, как набрала Верочкин номер, попросила сквозь слезы:
– Ты не можешь приехать?
И подруга явилась – не тем же вечером, конечно, но через пару дней. И было все как прежде: несчастная мать говорила, говорила. Вера молчала, кивала, сочувственно гладила по плечу.
Галине вдруг подумалось – впервые за прошедшие годы: «Я гружу ее своими проблемами уже много лет. А она мне ни на что ни разу не пожаловалась».
Даже побледнела от внезапно нахлынувшего раскаяния.
– Чего вы, Галя? – мягко спросила Верочка.
И Круглова прошептала:
– Да осознала, наконец, что я – дура неблагодарная. Ты со мной возишься, как с дитем малым, а я тебе даже спасибо не сказала. Не то чтоб как-то отблагодарить.
В глазах подруги что-то мелькнуло. Галина поняла: Вера ждала этого разговора.
Но только чем же она – безработная, инвалид второй группы! – может отблагодарить рафинированную, успешную, богатую женщину?!
Только, если…
И Круглова выпалила:
– Верочка, хочешь… хочешь, я тебе квартиру завещаю?
– Галя, ну что вы говорите такое! – возмутилась та. – Вам еще жить да жить!
– Ну, я тебя старше как минимум лет на двадцать, – пожала плечами Круглова.
И, не слушая больше робких возражений подруги, продолжила рассуждать:
– Хотя протянуть-то я могу еще долго, это верно… И завещание оспорить можно по разным причинам, я теперь в судебных делах дока… Слушай! А давай мы с тобой лучше договор пожизненного содержания заключим?
– Это что еще такое? – не поняла Вера.
– Очень удобная вещь. И гарантия, что моя квартира точно будет твоей, – принялась объяснять Галя. – Мы составляем договор. Ты обязуешься, меня содержать, навещать, приносить продукты. Впрочем, ты это все и так делаешь. А я в благодарность оставляю жилье тебе.
