Ольга Богуславская - Боль
А маленькому Жене, который, кстати сказать, к тому времени, о котором идет речь, стал тоже большим, - подросшему маленькому Жене в маме нравилось все. Она пекла очень хорошие пироги с маком, прекрасно шила, помогала ему делать уроки, ходила с ним в кино и ездила на экскурсии, покупала подарки знакомым барышням, её любили на работе, она никогда ни с кем не ссорилась, потому что не любила, и всегда говорила маленькому Жене: кто ругается, у того лошадь спотыкается.
Однажды большой Женя сказал маленькому какие-то слова, из-за которых тот встал, оделся и уехал к маминой сестре тете Наташе. Тетя Наташа, та, что вышла из темноты возле редакции, сказала маленькому Жене, который уже носил обувь сорокового размера, что все будет хорошо, и оставила у себя. А сестре она сказала, что все будет плохо, потому что парень приехал сам не свой, лег на диван и лежал как мертвый, и даже взял у Наташиного мужа сигарету и выкурил её не поморщившись.
Тамара Васильевна больше всего расстроилась из-за этой сигареты, а сестра ей сказала, что расстраиваться надо из-за другого. Может, Тамара Васильевна её не расслышала?
Женя-маленький вернулся домой, и вроде все пошло по-старому.
Вроде даже большой Женя говорил, что летом поедут в Новгород. Всей семьей. А погожим майским днем, когда на Лосином острове поют соловьи, которые не прячутся от людей, Женя-маленький взял утюг и убил Женю-большого.
Тамара Васильевна в это время была на балконе, развешивала белье. Когда она вошла в комнату, муж лежал ничком на полу, и из головы текла кровь, много крови. А рядом валялся утюг, старый чугунный утюг, который ставили на крышку большой кастрюли, в которой квасили капусту.
Милицию вызвали соседи. Тамара Васильевна страшно кричала и звала на помощь.
Соседи видели, как сын с матерью сидели на полу, обнявшись, и плакали. И ещё соседи видели, как Женя-маленький на прощание погладил маму по лицу. Милиция не мешала. Соседи это запомнили. Потом приехала тетя Наташа, но Тамара Васильевна этого не знает: с ней случился инсульт.
Всю эту историю, очень страшную и страшно обычную, и рассказала мне Тамара Васильевна, когда приехала в редакцию после того, как начала поправляться. Мне было тяжело с ней разговаривать. Она с заметным усилием заставляла левую руку держать сумку, платок, фотографии. Фотографий она привезла целый пакет. Они выпали из непослушной левой руки, и мы долго подбирали их, а они снова выскальзывали из рук. Она хотела, чтобы я посмотрела на её сына, а я не хотела смотреть, потому что я знала, что ничем не смогу ей помочь.
Классическая "бытовуха". Все просто, и на единственный вопрос имеется единственный ответ. В квартире были трое: мама, папа и сын. Папа обидел маму. Кто его убил? Сын.
Следствие длилось всего три месяца, Женя во всем признался, и я никогда в жизни не держала такого короткого приговора. Ему дали семь лет, и после того как из колонии начали приходить первые письма, умерла Женина бабушка, мама Тамары Васильевны. Не выдержала. Да и как можно было выдержать: из трех бабушкиных детей только у Тамары Васильевны был ребенок. И - такое.
И вот теперь Женя вернулся.
Я приехала домой и позвонила.
Мы договорились, что я приеду, хотя никто не смог бы мне объяснить, зачем я позвонила и зачем поехала. Странное дело: больше всего поразило меня то, что Тамара Васильевна приехала с сестрой.
На Лосином острове уже улыбалась весна. Мне показалось, что здесь поют другие птицы и готовятся зазеленеть совсем не те деревья, что чахнут в центре Москвы. Зазеленеть прямо под снегом, не дожидаясь, пока будет можно.
Дверь открыла Тамара Васильевна. Она была в приветливом ситцевом халате и смешных тапочках с кошачьими мордами.
- Сын привез, - сразу сказала она, поймав мой взгляд.
Сказала так, будто сын приехал с турецкого курорта.
На пороге комнаты невесть откуда появилась черная кошка. Она небрежно посмотрела на меня яркими изумрудными глазами и исчезла так же неожиданно, как появилась. Я ещё подумала: дорогу перешла. В комнате на диване сидел тот самый человек, чьи фотографии мы собирали на полу в редакции. Это был именно тот самый человек, тот ребенок с беспомощными глазами, но только он вырос, и жизнь переделала портрет на свой вкус. Глаза те же, да нет, я ошибаюсь. И у ребенка, который защищал мать, был другой, детский подбородок, и, наверное, он дрожал в тот последний миг. А может, именно в тот миг он и перестал дрожать.
Маленький Женя встал, мы поздоровались за руку. Больше он ни разу не посмотрел в мою сторону. Наталья Васильевна принесла чай, пироги, пельмени.
- Женюша, сметану забыли...
Он принес сметану.
- Сынок, а там ещё с капустой...
Принес блюдо пирожков с капустой.
- Жень, поможешь клеить обои?
Любимая тетя Наташа. Обои? Да, поможет.
- Знаете, Ольга Олеговна, нам так понравились ваши статьи про Англию. Женя говорит, что в колонии их читали по очереди...
Вот. Прозвучало слово "колония". Зачем?
Женя сразу кивает головой, и я понимаю, что ни статей, ни Англии в колонии не было. Там было что-то другое, о чем ни со мной, ни с матерью, ни даже с Богом человек, который сидит напротив, разговаривать никогда не будет. Почему этого не понимает его мать?
Говорят, что человек, который смог убить другого человека, в то самое мгновение переходит в другой мир. Там все в точности как в этом, но только снаружи. Например, цветут те же цветы, но пахнут иначе. Да, может, запах важнее всего. Ведь запах - это суть, поэтому его нельзя описать словами.
А ещё говорят, что человек привыкает ко всему.
Да, и вот что ещё говорят: будто есть боль, которая хуже смерти.
В тот день, когда Тамара Васильевна в первый раз приехала в редакцию, она привезла с собой Женины тетрадки и письма из колонии. Я говорю ей об этом, мы идем в другую комнату, она достает из платяного шкафа старую матерчатую сумку и осторожно извлекает оттуда те самые тетрадки. Там есть ещё его школьные альбомы для рисования. Тамара Васильевна хочет их убрать, но я прошу разрешения взглянуть. Домики, человечки, деревья. Одно дерево особенное, нарисовано на отдельном листе: на нем растут груши, яблоки и конфеты. И подпись: "Лета".
Еще Женя любил рисовать машины. Среди листочков с грузовиками и паровозами выделяется картонка с неровно обрезанными краями. На картонке изображен агрегат, отчасти похожий на швейную машину, но почему-то с трубой. Он стоит на празднично украшенном столе, и из него вылетают лепешки. К лепешкам ведет большая красная стрелка, и над ней объяснение: "катлеты". И, наконец, картина к 8 марта. Она наклеена на крышку от конфетной коробки и при необходимости может стоять на столе или висеть на стене. На картине изображена особа женского пола, на что в первую очередь указывают красная юбка и башмаки на каблуках. У особы кудри, бант, серьги, ридикюль, она улыбается до ушей, вокруг летают птички и бабочки, и внизу подпись: "Мама, я тебя льублу".
И то письмо: "Мама, у меня все хорошо. Зубы не болят, сплю нормально. Работа в мастерской тяжелая, но привыкнуть можно. Где буду работать постоянно, пока не знаю, пока перекидывают с места на место. В школе ещё не был, говорят, учителя неплохие. Мне учиться сейчас не хочется, не лезет, но парни сказали, что это нельзя. Придется ходить. Почаще звони бабушке и тете Наташе. Чем ты заболела? Еда тут обычная, столовская, но есть хочется все время. Мама, чем ты заболела? Ни о чем не думай, ни за что себя не казни, наверное, жить можно везде. Просто легче, когда человек привык к плохому, а я привык к хорошему. Во сне мы все время с тобой гуляем по Москве, и все пешком. Почему так? Я и не знал, что так люблю тебя. Береги себя и бабушку. Приезжать не надо, но если приедешь, привези сала и шоколад "Аленка".
Наталья Васильевна идет меня провожать. Мы выходим из подъезда и осторожно ступаем по снегу, который только что накрыл Лосиный остров. Вот тебе и соловьи.
- Не надо было мне приезжать, - говорю я. - Ваш племянник вряд ли...
Она останавливается и говорит так тихо, что слышно, как у неё стучит сердце:
- Вы что, ничего не поняли? Женя никого не убивал.
И ноги мои прирастают к Лосиному острову.
"Мама, я тебя льублу".
Имена и фамилии героев изменены.
Оперативный "досуг"
Вечером 9 августа 1996 года девятнадцатилетний Сергей Никонов отмечал день своего рождения. Вечеринка проходила у него дома в Строгине, и все бы ничего, но случилась заминка: не пришли приглашенные девушки. А что за праздник без прекрасного пола? И в полночь Никонов с друзьями решили воспользоваться услугами фирмы "Досуг" - телефон они разыскали в газете.
Обсудили стоимость услуги (600 тысяч рублей старыми) и подтвердили, что готовы встретить девушку на улице, в указанном месте.
Так вот. Часом позже на условленном месте появился белый "форд". Сотрудники фирмы И. Могила и В. Буланцев заказ выполнили. Только привезли они не одну девушку, а двух. За одну деньги были внесены немедленно. А в связи со второй возникла дискуссия. Могила и Буланцев поставили вопрос ребром: давайте деньги и забирайте вторую девушку. А молодые люди возражали: просили привезти одну, поэтому и денег взяли в обрез. Мы, сказали они, второй девушке деньги отдадим дома. И удалились с двумя барышнями домой к Никонову.
