Вячеслав Курицын - Акварель для Матадора
Матадор едва поверил ушам. Генерал почти открыто намекал, что Матадор чего-то не договаривает. Интересно, а догадывается ли генерал, чего именно не договаривает Матадор?
Но что было по-настоящему странным: последние сутки Матадора не покидало ощущение, что и генерал что-то скрывает.
Что? И зачем?
— Буква «М». Маска.
Да, любопытно. Во всей этой горячке Матадор так и не расспросил у Сафина, что же он выяснил про маску.
— Информации, честно сказать, немного, — несколько виновато произнёс Сафин, — Маска с таким или очень похожим рисунком используется в ритуальных целях отдельными южноафриканскими племенами. А именно для ритуала казни с помилованием. Подписали человека к вышке, всё решили, могилку выкопали или как у них там… А перед самой казнью какой-нибудь демон говорит, что человека нужно пощадить. Тогда они проводят весь спектакль, как если бы собирались убить человека, но в конце концов этого не делают. Матадор громко икнул.
— Ты что? — спросил Барановский.
— Ничего.
— У тебя есть версии, кто это обещает тебя как бы казнить, но помиловать?
— Кажется, у меня появляется версия, — сказал Матадор. — Но мне надо крепко подумать. Я ещё не готов её изложить…
Группа покосилась на Глеба с некоторым недоумением. Барановский в течение нескольких секунд смотрел на Матадора так, что у него возникло чёткое ощущение двух протянутых рук, смыкающихся на груди…
— Буква «П». Парк культуры, — сказал Барановский. — Как ни странно, удача. Рундуков, расскажи…
— Журналист Огарёв вспомнил, что человека, который передал ему материалы по Акварели, он видел когда-то в парке культуры и отдыха. Он сообщал это нам по телефону, его слушали и застрелили в тот самый момент, когда дошло до названия парка. Мы стали прочёсывать его статьи на предмет упоминания парков, а в этот момент сгорела административная будка в парке на Таганке. Естественно, мы предположили, что будку сожгли специально…
Рундуков сделал паузу, налил стакан воды.
— Нашли дедушку-дворника, метёт там дорожки с незапамятных времён. Помнит, как Хрущёв приезжал открывать памятник девушке с веслом… Помнит лопоухого мужичка, который всё время теребил уши. По фамилии Козлов. И тогда, в парке, и по сей день он — личный секретарь Самсона Гаева…
Глава девятая
Прибор ночного видения выхватывал из темноты и окрашивал в мерцающе-красный цвет скамейку, урну, бетонные ступеньки…
Тронутая мерцающе-красным площадка перед подъездом была похожа на сцену игрушечного театра.
Казалось, когда на сцене появится жертва, даже не придётся нажимать на гашетку. Достаточно будет лёгким щелчком сбить её с игрушечной сцены в вечную темноту.
Окна чёрного джипа, припаркованного у подъезда с вечера, были затянуты изнутри плотной чёрной материей.
Первый киллер полулежал перед инфракрасным экраном и пил минеральную воду Evian. Второй киллер держал перед глазами миниатюрную Библию в густозелёном сафьяновом переплёте.
— Сколько раз я тебе говорил, покупай воду «Святой источник», — сказал второй киллер.
— Почему? — спросил первый киллер.
— Она освящена патриархом Алексием. Наш шеф вбухал в её производство уйму баксов. И вообще — надо поддерживать отечественного товаропроизводителя…
Первый киллер ничего не ответил, набрал побольше воды, прополоскал рот и аккуратно выпустил воду в плевательницу.
— Давай, — сказал первый киллер, — Иеремия… Пятьдесят один… девять…
Второй киллер некоторое время шелестел тонкими страницами в поисках заказанного фрагмента.
— Врачевали мы Вавилон, но не исцелился… оставьте его, и пойдём каждый в свою землю…
— Вот видишь, — сказал первый киллер.
— Что я вижу? — не понял второй.
— Книга врать не станет. Пиздец России. Врачевали, но не исцелилась. Покупай отечественные товары или не покупай, один хер. Надо уходить в свою землю.
— А какая у тебя своя земля? — спросил второй киллер. — Ты русский. И я русский. Мы с тобой русские. Наша земля здесь.
— В неё, значит, скоро и ляжем, — сказал первый киллер. — Давай Книгу, твоя очередь.
Второй киллер передал первому Библию, закрыл на несколько мгновений глаза, подумал…
— Левит, десять… Десять-десять… Нет, давай десять-два.
— Ишь, на Левита пробило, — удивился первый киллер. — Где он тут… Ага, секи фишку: и вышел огонь от Господа, и сжёг их, и умерли они пред лицом Господним…
— Иисусе! — второй киллер быстро перекрестился на гашетку пулемёта. — А десять-десять что было?
Ответить первый киллер не успел. Во двор медленно въехал серебряный «Мерседес». Водитель захлопнул дверцу, пикнул брелоком сигнализации, пошёл к подъезду. Через мгновение он оказался на освещённой мерцающе-красной площадке. Как на ладони.
Дверцы джипа торжественно распахнулись, как торжественно распахивается дверца катафалка.
Автомат Калашникова и ручной израильский пулемёт заговорили дуэтом. Дверь подъезда и ступеньки подъезда превратились в щепки и щебень.
Но за миг до того, как пули разорвали в клочья красную сцену, жертва высоко подпрыгнула, уцепилась за козырёк, который нависал над подъездом, и исчезла в окне второго этажа.
Киллер увидел в инфракрасном освещении ужасное: из солнечного сплетения жертвы протянулось вверх несколько светящихся ярких волокон. Они зацепились за козырёк и притянули к себе жертву, как будто гигантские резинки.
Из окна второго этажа вылетело маленькое раскалённое солнце и нырнуло в приоткрытую дверь джипа.
На заднем сиденье джипа вращалась, искрилась и шипела граната размером с теннисный шар.
Киллеры посмотрели на гранату, друг другу в глаза, снова на гранату. В глазах первого киллера мелькнуло что-то вроде удовлетворения. Глаза второго полыхнули животным страхом.
Глаза и вытекли при взрыве первыми, и только потом стало разлетаться по стенкам бронированной машины всё человеческое остальное.
Матадор высунулся в окно, быстро вращая головой на манер вздрюченной совы. Вдруг раздались аплодисменты. Юноша и девушка, вытянувшись почти по пояс из окошка коммерческого лотка, приветствовали победителя.
— Первый, Первый, я Четырнадцатый, приём… Тёмно-зелёный БМВ с номером, замазанным грязью, на скорости 160 километров преодолел пост ГАИ на 24-м километре от Москвы… На требование остановиться не отреагировал… Как поняли, приём?
Запах становился всё глуше и глуше. Всё плотнее нужно было вжиматься носом в ткань трусов и всё глубже дышать, чтобы уловить остатки Арининого аромата.
Он рыл носом землю и скрёб ногтями камни, но он не мог найти Арину.
Переполошив три поста ГАИ, между третьим и четвёртым тёмно-зелёный БМВ ушёл в лес.
Конечно, это была подсказка. Это была подсказка для него, для Матадора. Это было приглашение на…
Надо же, казнь с помилованием… Вот что значила эта маска… И Главный Шаман, и четверо его друзей — они могли жить.
И генерал Барановский посмотрел на него так, словно всё понял.
Так, надо сосредоточиться. Слишком много мыслей. В голове не укладываются.
Матадор расстелил на столе большую карту Московской области. Вот здесь сгинул тёмно-зелёный БМВ.
Отсюда начинался и тянулся до самой Москвы огромный лесной массив.
Ну-ка, ну-ка! Но ведь зелёный БМВ уже однажды исчезал в этом лесу! Именно сюда он ушёл от Гольяновского кладбища.
Матадор всматривался в карту так, будто мог рассмотреть на ней следы таинственного врага…
Чёрт, но ведь недалеко от Гольяновского массива затерялся и след вишнёвой «девятки», которую преследовал от Измайлово Сафин!
Матадор схватил карандаш, отметил на карте три точки. Точка, в которой гаишники потеряли БМВ сегодня. Окраина Гольяновского кладбища. И точка, где исчезла вишнёвая девятка.
Матадор соединил три точки. Провёл от каждой вершины треугольника перпендикуляр к противоположной стороне. Учёные остроумно называют такую линию биссектрисой.
Рядом с точкой, где пересеклись биссектрисы, стоял на карте значок: лохматое дерево на гнутой ножке.
Матадор перевернул карту, нашёл «условные обозначения», нашёл там лохматое дерево и прочёл: «Интересные объекты природы, живописные места…»
Что же, надо срочно посетить это живописное место.
— Там, в штанах посмотри, может, там рука? Нет там руки? Где же рука, ёб её мать… Ага, вот она…
Матадор осторожно выглянул в окно. Вокруг искорёженного джипа галдели, как цыгане, менты. Молоденький лейтенант вырывал у немецкой овчарки руку одного из киллеров, которую она утащила за лавку и хотела там втихушку сожрать.
