Владимир Кашин - Следы на воде (Справедливость - мое ремесло - 6)
- Молодые механики не заигрывали с ней?
- Один попробовал было подкатиться, но она так гаркнула на него! Крестился и открещивался после.
- А может, она стихи сочиняет, - пошутил Коваль, - о привольном лимане, где луна выстилает золотую дорожку... А когда строки сложатся, то бежит домой, чтобы записать. Такое бывает...
- Стихи... - прыснула Даниловна. - Какие там, к черту, стихи! Даже своей работы толком не знает. Перевязать палец не умеет... Да вы ешьте, остынет! - забеспокоилась Даниловна. - И чай пейте. Не торопитесь, она еще посидит.
- Да, да, - закивал Коваль, оторвавшись от какой-то захватившей его мысли. - Ужинать так ужинать!.. Кстати, хлопцы те, механики, ночью на лиман не ходили?
Мысль эта еще не имела точных очертаний, она будто расплывалась, таяла.
- Куда им! Возвращались с поля такие уставшие, с трудом ужинали... Может, вам еще чего-нибудь принести? Картошки хотите?
- Нет, нет. Вы лучше посидите... Поужинаем вместе.
- Спасибо, я уже сытая.
- Тогда просто так посидите... Поговорим.
- Это можно. Только сбегаю на кухню, у меня там плита...
Минут через десять, когда Дмитрий Иванович поужинал, Даниловна снова постучалась в дверь. Коваль заметил происшедшую перемену: припудрилась, подкрасила губы. "И вправду, когда-то красивая была", - подумал он.
Даниловна быстро и как-то весело собрала посуду, унесла ее.
Коваль включил в комнате верхний свет - темнота на дворе от этого еще больше погустела. Уселся в кресло. Даниловна пришла и послушно опустилась на диван. В гостинице, кроме них, сейчас никого не было, и такими вечерами каждый из них был одинок и нуждался в человеческом общении.
- У меня дочь живет в Киеве. В политехническом учится, - просто сказала Даниловна.
- О! - похвально откликнулся Коваль. - На каком курсе?
- Уже на пятом...
- А живет где?
- В общежитии... Скоро закончит, - мечтательно добавила она. - Может, в Киеве останется, учится на одни пятерки.
Коваль еще раз одобрительно кивнул.
- Глядишь, когда-нибудь и меня к себе заберет...
Мелькнула мысль: уж не потому ли Даниловна в свободное время прихорашивалась "под городскую", одевалась по моде, которую высматривала на экране телевизора или в кино, и делала себе причудливые прически.
- Я вас не задерживаю? - вдруг спросила Даниловна. - Вы собирались погулять, - намекая на вечерние посиделки Коваля, кивнула она в сторону балкона.
- Да нет, - улыбнулся Коваль. - Мне интереснее с вами. Расскажите лучше о себе...
Из своей практики Дмитрий Иванович знал, что работники гостиниц, ресторанов, базаров, соприкасаясь со множеством людей, являются хорошими психологами, замечают незначительные для другого глаза детали и могут рассказать много интересного. Кто знает, вдруг Даниловна случайно даст ему зацепку.
Ободренная вниманием этого симпатичного, совсем еще не старого жильца, о котором приказал заботиться сам директор совхоза, Даниловна разговорилась.
Попала в Лиманское - привлекло ее сюда море, тепло и, не в последнюю очередь, красивое название, - устроилась в "Сельхозтехнику". Специальности не имела. Закончила курсы дезинфекторов. Опрыскивала виноградники, работала в поле. Была молодая, сильная, хотелось приобрести хорошие вещи, трудилась за двоих, хоть работа и была вредной для здоровья. Потом вышла замуж за местного парня. Построили хату, родилась дочка; казалось, жизнь улыбнулась ей. Но вскоре муж начал пить, и они разошлись. Ей с дочкой присудили полхаты. Но жить в ней уже не смогла, продала свою половину и купила старенькую мазанку на берегу, под самым обрывом. Немного подремонтировала и поселилась там.
Работать с химикатами становилось все трудней, и по совету врачей пришлось уйти из "Сельхозтехники". Совхоз в это время построил гостиницу, вот она и устроилась здесь. Дочка закончила школу, поехала учиться в Киев...
- Почему замуж не выходите? - спросил Коваль.
Даниловна вздохнула:
- За пьянчужку не хочу. Намучилась с одним, сыта по горло. А порядочных, да чтобы свободных, в Лиманском нет. Что и говорить, немолодая уже. Мне бы к паре мужчина, - она бросила быстрый взгляд на Коваля, ваших приблизительно лет... А таких свободных не бывает, разве что вдовец. А если парубок вечный, то он или алкоголик, или еще какое-нибудь несчастье... Да и такого, сказать по правде, здесь не сыщешь. Жила бы в большом городе, может, кто и встретился бы, а в селе... - Она безнадежно махнула рукой. - Вот пусть Лиля закончит, глядишь, и переберусь отсюда, сказала Даниловна, и Коваль понял, что это ее самая большая надежда.
Постепенно всей душой прикипела к гостинице, потому что эта работа не только кормила ее, но и давала возможность знакомиться с новыми людьми, заботиться о них, даже позволяла пококетничать с теми, у кого в паспорте не было запрещающего штампа... Работала добросовестно: чистила, мыла, стирала, куховарила, - все здесь и впрямь блестело. Когда директор совхоза принимал гостей, она устраивала прием, как настоящая хозяйка.
В свою хатку под обрывом не особо спешила. Если бы не поросята и кролики, которые содержались на маленьком дворике, - грех не кормить, когда столько отходов на кухне! - неделями бы не заглядывала туда. А сейчас приходилось ежедневно бегать вниз, утром и вечером, с полными ведрами. Хата ее прижималась задней стеной к глинистому обрыву, окнами смотрела на пляж, который был под боком, и это привлекало дачников. Даниловна сдавала свой домик на все лето и осень, сейчас там жила Лиза...
Коваль слушал рассказ, и ему становилось жаль Даниловну. О чем мечтает эта расторопная, игривая, светлоглазая женщина? О друге в жизни, о семейном уюте - для создания его, не пожалела бы сил. Поглядывая на Даниловну, которая под конец своей исповеди и сама растрогалась, он вспомнил жену. Появилась странная мысль: хорошо, что его Ружена не знает такого одиночества; он рад, что создал ей семью, и жена должна быть за это благодарна... Мысль была необычной, и Дмитрий Иванович рассердился на себя: почему это жена должна быть... благодарна, а почему не он? Ружена также может ждать благодарности за то, что обогатила ему жизнь! Какой мужской эгоизм! И как могло такое прийти в голову?! Когда люди любят друг друга, они не подсчитывают чувств.
Ему вдруг захотелось увидеть жену. Но она была далеко, он даже точно не знал, где именно. В Закарпатье... Мукачево, Свалява, Межгорье, озеро Синевир... Где-то на склонах Карпат. Сейчас там тоже вечер. Солнце в горах садится быстро, и на небо уже высыпали те же, что и здесь, над лиманом, звезды.
Вспомнил, как пять лет назад звонил ей из Мукачева: "Моя журавка!.." Дочка Наталка иронизировала: "Влюбился, Дик!" Какие это были счастливые времена, насыщенные работой, новыми чувствами! Дни летели быстро, и нужно было успевать за всем: он падал с ног от усталости, но это была настоящая жизнь...
Перед глазами Дмитрия Ивановича зримо встала небольшая гостиница в Мукачеве, где он останавливался с Наталкой, буфетчица Роза и цыган Маркел Казанок, "Нириапус" - пародия Наталки на детективы, его закарпатские коллеги, капитан Вегер, майоры Романюк и Бублейников, с которыми часто скрещивал копья, а теперь вспоминает с теплотой. А главное, неожиданная встреча с фронтовым побратимом полковником погранвойск Антоновым. Казалось, все еще слышит укоризненный голос его жены, которая, узнав, что Коваль холост, сказала: "Мужчина не должен быть один..." Теперь он не один, но почему-то все складывается не так, как думалось. Вот и он не поехал с Руженой. Как-то все изменилось быстро и неожиданно. Дочка Наталка отдалилась, замкнулась, и он уже толком не знает, чем живет его некогда милая "щучка", о чем мечтает, кто с ней рядом. Прибежит порой, чмокнет в щеку: "Здравствуй, Дик! Как дела? Чувствуешь себя как?" - и, не дослушав ответ, снова исчезает. Ружена дружит с ней, но дружба у них какая-то вымученная: жена опекает Наталку ради него, а дочь поддерживает добрые отношения с мачехой словно в благодарность за ее заботу об отце. Выходит, что обе стараются для него, а он вот такой неблагодарный...
Мысли Коваля снова перекинулись в Закарпатье. Интересно, где сейчас геологическая партия Ружены: в селе или в горах, в палатках? Сейчас и в горах тепло и хорошо. Осень там - наилучшая пора: в долинах собирают хлеб, и золотом играет стерня, краснеют сочные плоды на деревьях, а на виноградных лозах свисают тяжелые гроздья. Тучи не клубятся над вершинами, и солнце беспрепятственно ласкает землю.
Дмитрий Иванович смотрел на Даниловну и не видел ее. Будто сидел на корточках возле костра вместе с Руженой, подбрасывал хворост под казанок на треноге, и отблеск пламени играл на милом родном лице... Впрочем, это не он сидит в этот миг со своей Руженой возле костра и любуется вечерними горами. Кто-то другой, коллеги из геологической партии видят ее, слышат ее голос, советуются с ней. Он тоже мог бы поехать, но в какой роли: муж геолога или муж начальника геологической партии? И это он, Коваль, о котором в Закарпатье легенды ходят, где помнят как он разоблачил на Латорице бывшего жандарма, кровавого Карла Локкера! Дмитрий Иванович вдруг ужаснулся мысли, что, копаясь здесь, в Лиманском, в своих чувствах, он все эти дни вовсе не скучал по жене, и она тоже не прислала, как обещала, своего адреса...
