Чарльз Де Линт - Лунное сердце
А если это все-таки сон? Теперь она уже ничего не могла понять. Если это сон, значит, ей ничто не угрожает, ведь так? Всегда можно проснуться, когда начнутся всякие ужасы. Эти мысли утешали Сару, но в каком-то уголке мозга тихий голос продолжал твердить: «А как насчет тех людей, кто умирает во сне? Может, они умирают оттого, что вовремя не проснулись?»
«Двигайся, — говорила она себе. — Начинай двигаться. Нечего топтаться на месте, до добра это не доведет!»
И снова она пошла или, вернее, заскользила.
Она отбрасывала все вопросы, возникающие у нее в голове, и продолжала идти по лесу. Она прокладывала себе дорогу, петляя, как пантера, неслышно, как привидение, как вода, стекающая по холму. С несвойственной ей педантичностью Сара обходила деревья и уклонялась от торчащих веток. Не верилось, что она идет по земле. Казалось, она плывет быстрей и быстрей, и вот уже все, что ее окружало, затуманилось и стало расплываться у нее перед глазами.
«Значит, это все-таки сон, — подумала она с благодарностью. — Скоро я проснусь, и все будет хорошо».
Лес то ли редел, то ли начал исчезать. Сара не позволяла себе беспокоиться. Это сон. Если она будет плыть по течению, то скоро проснется. Сны не длятся вечно. Как правило, они продолжаются всего несколько минут, если измерять их в реальном времени, хотя, когда вы видите сны, они кажутся вам длинными. Во всяком случае, она где-то читала, что именно так и бывает.
Сара замедлила шаги, чтобы осмотреться. Она все еще шла по лесу, но теперь уже ее окружали темные ели, под ногами был ягель, покрывавший пни и поваленные ветром деревья, отчего они казались зеленовато-лиловыми. Медленно пробираясь вперед, Сара вышла на высокий утес. С его вершины открывался вид на широкую морскую гладь. Мыс, на котором она стояла, — растрескавшийся известняк — футов на триста возвышался над линией берега. Под ним тянулись песчаные дюны, отлогие берега и соленые болота.
Она долго стояла как зачарованная, любуясь красивым видом, глубоко вдыхая запах соленой воды, который доносил до нее ветер. Припасенная ею дубинка выпала из ослабевших пальцев.
И вдруг что-то будто поманило ее, она повернула направо и пошла по берегу к югу. Миновала утесы, заросшие кустами диких роз, еловую рощу, несколько кедров. Она чувствовала, как что-то притягивает ее все сильней, и снова заторопилась. До нее долетал какой-то звук, и Сара никак не могла понять, что это. Звук был тихий, далекий, но настойчивый, как звон колокола, призывающий прихожан в церковь. Чистотой своей он тоже напоминал колокол, но на самом деле это было что-то другое. И только когда Сара дошла до длинной, усыпанной галькой прибрежной полосы, она наконец поняла, что это.
Играли на арфе.
Сара остановилась, прислушиваясь. Шум моря, мягкий плеск волн смешивался с нежными и жалобными звуками арфы. Вдали Сара увидела поднимавшуюся над берегом высокую скалу и вдруг поняла, где находится. Однажды летом она с Джеми провела здесь несколько недель. Это была скала Персе, по-видимому названная так Шампленом [69], — огромная, похожая на корабль скала, которая, подобно выброшенному на берег киту, смотрела на залив Святого Лаврентия. Сара вспомнила, как увидела эту скалу днем и была поражена. Сейчас, при лунном свете, она внушала ей благоговейный страх.
При лунном свете… Но дело было не только в лунном свете. Дело было в том настроении, которое зрело в ней весь этот день, — легкое обострение чувств, смешавшееся сейчас с ее странным сном. Сара прислушалась к звукам арфы, печальным и звонким.
Страх прошел. Ступая по гальке, Сара не задумалась о том, почему не видит огней деревушки Персе и статуи на вершине горы Святой Анны, статуи, служившей ориентиром для рыбаков, вышедших в море. Она видела только скалу, море да игру лунного света на берегу. Слышала только шум волн и мягкие печальные звуки арфы. И искала только арфиста.
Она нашла его у подножия скалы. Он сидел, прислонившись спиной к этому монолиту из известняка, рядом лежала лодка из прутьев и кожи, такие она видела в книжке с картинками по истории Ирландии. У ног арфиста сидела тощая собака — одни глаза да шерсть. Когда Сара приблизилась, собака подняла голову и тихо завыла. Отведя руки от струн своего инструмента, арфист повернулся к Саре.
И потрясенная, Сара узнала его. Это был человек, изображенный на найденном ею рисунке. Он казался моложе, но все равно это был он.
Сара остановилась, немного испуганная, и вдруг смутилась.
Арфист, прищурившись, внимательно смотрел на нее. Когда он заговорил, голос у него оказался чистым и звонким, но говорил он на языке, которого Сара не знала. Она покачала головой, отступила на шаг, а арфист отложил инструмент в сторону и встал. Он протянул к ней руки с открытыми ладонями — общепринятый жест, свидетельствующий о мирных намерениях. Его руки словно говорили: «Смотри, оружия у меня нет. Я предлагаю только мир».
Все еще неуверенная, Сара позволила ему приблизиться. Он медленно, чтобы не испугать ее, поднял руки и приложил ладони к ее голове. Боль, словно огонь, пронзила ее мозг. Сара покачнулась и чуть не упала. Но он ее поддержал, его глаза смотрели на нее озабоченно.
— Спокойно, — сказал он. — Я не хотел сделать тебе больно. Это просто…
Сара вырвалась из его рук и попятилась, медленно качая головой. Боль прошла, но Сара все еще нетвердо стояла на ногах. Вдруг ее осенило.
— Я… я понимаю тебя, — проговорила она.
— Я — бард, — сказал он, как будто это все объясняло. Сара промолчала, и он добавил: — У нас способности к языкам. Это дар, который можно передать другому.
— Дар… — тихо повторила Сара.
Она отвернулась, посмотрела на утесы и впервые заметила, что вокруг ничего нет, только заросшие травой пустынные поля. Ни деревни, ни статуи, ничего.
— Персе, — сказала она, словно сама себе. — А что случилось с деревней?
— Я не видел никакой деревни, — ответил арфист. — Ты первая, кого я встретил на этой земле, миледи. А как она называется?
— Как называется? — Сара перевела глаза с него на его плетеную лодку из прутьев и кожи. — Неужели ты на ней приплыл? Из-за моря?
Арфист кивнул:
— Путь был долгий. И пустился я в него не по своей воле. Меня поддерживали мои способности, но только отчасти. Где бы я мог обрести пристанище?..
«Все-таки это сон, — сказала себе Сара. — Только не надо впадать в панику. Во сне необязательно должна быть деревня. И люди, похожие на картинку из книги по истории, вполне могут пересечь океан в такой лодчонке, не имея с собой ничего, кроме арфы и собаки. Почему бы и нет?»
— Тебе больно? — спросил арфист. — Передача языка не такое уж большое колдовство. Если бы я знал, что тебе будет больно…
— Нет, мне уже не больно. Я очень рада, что понимаю тебя. Просто… В последний раз, когда я сюда приезжала, здесь все было… иначе.
Правда, тогда она бодрствовала.
— Иначе? А как?
Сара решила, что ему все еще трудно понимать ее. Может быть, у нее какой-то акцент или еще что-то? О Господи! Акцент! О чем она беспокоится? Об акценте? Почему бы лучше сразу не проснуться? А может быть, ей надо прямо сказать ему, что она видит его во сне, вместе с его арфой, лодкой и собакой? И со способностями к волшебству. Может быть, ей стоит сочинить фэнтези, а не детектив, над которым она бьется?
Он все еще ждал ее ответа. Сара проглотила комок в горле, но это далось ей с трудом. Во рту все пересохло.
— Трудно объяснить, — сказала она наконец. — Понимаешь, я не из этих мест.
— Тогда почему ты здесь? Девушка, одна на пустынном берегу… Неужели эта страна такая спокойная, что подобное возможно?
«Страна, может быть, не такая уж спокойная, — подумала Сара. — Но в моем сне — да, в ней безопасно. Почему бы и нет? Ведь это же снится мне, правда? А может быть, кому-то другому… Нет. Об этом даже думать нельзя».
— Меня зовут Сара, — сказала она, желая сменить тему. — Сара Кенделл. А тебя как зовут?
— Сара, — повторил арфист, он произнес ее имя так, как будто пробовал его на вкус. — Мне такое имя незнакомо, но звучит оно приятно. — Он улыбнулся. — Вы здесь не скрываете свои имена, как охраняем их мы на моей родине? Но раз уж ты доверила мне свое имя, то я скажу тебе мое. Меня зовут Талиесин [70], когда-то я звался Талиесином из Гвинедда, но я прошел много дорог, и теперь у меня нет родины. Или любая страна — мне родина.
— Талиесин, — повторила Сара.
Саре это имя было знакомо, но, прежде чем она вспомнила откуда, ее взгляд случайно упал на кольцо на его левой руке. На пальце Талиесина блестела золотом точная копия ее кольца. Она подняла руку, чтобы сравнить их, и почувствовала, как у нее закружилась голова.
Она вспомнила, кто такой Талиесин. Он был самым знаменитым бардом в Уэльсе, не только арфистом, но еще и магом. Возможно, это он написал друидскую книгу «Война деревьев», которую Роберт Грейвс [71] положил в основу своей книги «Белая богиня».
