Николай Зорин - Интервью со смертью
– Еще конфетку! Еще шампанского, Кирочка! Золотая моя девочка!
Он стал поить меня шампанским из своего бокала, насильно, почти грубо, испытывая, вероятно, сладострастие от своих насилия и грубости. И я, испытывая сладострастие от самого низкого, самого невозможного падения, какого может только достичь человек, глотала, захлебываясь, шампанское – оно лилось мне на шею, на платье, на голые ноги – и хохотала, хохотала до изнеможения. И, хохоча в перерывах между глотками, говорила:
– Вы и представить… не можете… о чем просите! Вы и не понимаете… на что… толкаете… толкаете… толкаете…
– Тираж растет, Кирочка. Лето, а тираж подскочил до неба. И все благодаря вам.
– Умница, – Годунов гладил меня по голове липкой от шампанского рукой, – я всегда знал, какая это девочка!
– Убийство на бис – вот о чем вы меня просите, – выхаркивала я кровавые плевки хохота, – убийство на бис. – И хохотала, хохотала. Время приближалось к девяти. В девять я окончательно согласилась. Хохоча, дрыгая ногой, облитая шампанским с ног до головы, перемазанная шоколадом, согласилась.
Убийство произошло около двух. Да, уверена, около двух. Я уже крепко спала. Главный уехал, Годунов… Не знаю, что делал в это время Годунов. Тоже спал, вероятно.
Я спала, обессиленная и пьяная. Спала – и сны мне не снились. Я не видела, как убивали четвертую жертву. Я не знаю, кто четвертая жертва. Мужчина, женщина, ребенок?
А утром проснулась – и сразу в душ. Срочно в душ, пока голова моя не опомнилась и не родила видения. Прохладные струи упруго ударяют в грудь, стекают по животу, по ногам… Как вчера стекало шампанское.
Соглашение можно расторгнуть. Я не стану писать. Я не подпущу к себе видения. Я заставлю себя поверить, что никакого убийства не было.
Слишком прохладные струи. Подбавить еще немного горячей? Мурашки по коже.
Убийства не было.
Вот так – в самый раз. Шоколадный запах почти ушел, отмылся.
Убийства не было. Ни в два, ни позже. Я отказываюсь, расторгаю договор – больше ничего не произойдет.
Убийства не было. Видений тоже больше не будет. Теплые, умиротворяющие струи… Стоять и стоять. Не поворачивая головы… Просто стоять под душем. Потому что если я ее поверну…
Я повернула голову, только чуть-чуть – мелькнула тень, что-то огромное обрушилось на меня.
* * *Уже не ребенок, но и до взрослости ему далеко. Стройное, загорелое тело, мокрое, блестящее, скользкое, как у дельфина. Поеживается: не прибавить ли горячей? А затылок совсем детский. Протягивает руку, не поворачиваясь, на ощупь находит бутылку с шампунем. Черные волосы седеют от пены, пена сползает на шею и плечи, пена глушит звучание воды. «Мой дельфиненок!», варежка-губка, голубое полотенце с корабликом – ушли вместе с детством. Ночь. Дверь приоткрыта. Потому что детство ушло еще не далеко – до взрослости дальше, и мало ли какой фортель может выкинуть ночь? Приоткрытая дверь – путь к отступлению. Впрочем, и темнота коридора тоже, возможно, таит опасность. Но если не поворачивать головы…
Теплые, умиротворяющие струи. Стоять и стоять. Пена стекла, вода зазвучала звонче, упруго отбиваясь от тела. Стоять и стоять под теплыми струями. Стоять и не помнить о том, что ночь.
Порочная ночь. Он уже не ребенок.
Опасная ночь. До взрослости еще далеко.
Одинокая ночь. «Мой дельфиненок!» Ушло, ушло, безвозвратно ушло.
Капли воды, стекая, выбивают ритм, как капли дождя. И в горле что-то не то: то ли смех там скопился, то ли рыдания, а может, ужас набухает, как грозовая туча. Вывернуть до отказа кран – поставить воду на полную громкость и закричать-завопить что есть сил? Тогда, может, пройдет это тошно-щекотное в горле?
Ночь. Слишком поздняя ночь. Никакая вода не заглушит крик – сбегутся соседи. Придется терпеть без крика. Лучше отдаться на волю теплых струй…
Шаги в коридоре. Вот и кончилось одиночество – ночь теперь не страшна. Скрипнула дверь. Угадать, кто вошел: мама («Мой дельфиненок!»)? папа («Привет, мужичина!»)? или… Голову повернуть…
Голова и плечи начали движение – медленно-медленно: ожидание сюрприза? или все-таки страх?
Рука вошедшего начала движение – медленно-медленно: не спугнуть раньше времени неосторожной поспешностью.
Голова повернулась… Да он совсем не ребенок! Взрослый мужчина, порочный взрослый мужчина – много лет уже взрослый, с рождения порочный. Тело обмануло, тело ввело в заблуждение, детский затылок обманул.
Губы раздвинулись в развратнейшей улыбке, бедро – голое, мокрое, дельфинье бедро – вильнуло, рука потянулась к волосам, недвусмысленным движением заправила за ухо мокрую прядь.
– Я заждался тебя, моя радость, – манерным голосом – нарочито манерным вначале, но давно вошедшим в привычку – проговорил он. – Раздевайся, давай ко мне, под душ. Ну, что ты такой сумрачный, зайчик?
Рука вошедшего замерла на полпути, на мгновение отступила, спряталась за спину – солнечный зайчик скакнул по кафельной стене, переместился на потолок.
– Ты принес мне подарочек? Покажи, покажи! – залепетал фальшиво детским голосом. – Я люблю красивые вещи. Ну, покази, покази, – зашепелявил, перегибая палку, протянул руку, ухватил за плечо. – Это ведь мне, мне?
Рука вошедшего взметнулась – тень скакнула по кафелю, солнечный зайчик скакнул, опережая тень. Плаксиво-кокетливая улыбка застыла на лице мальчика-мужчины, брови удивленно приподнялись, но испуг не успел проступить в глазах – страшный удар обрушился на него и опрокинул на дно ванны.
… Вода струилась дождливо. Вода собралась на дне ванны в огромную лужу. Вода подступала к подмышкам, но голова была еще в относительной сухости. Вот дойдет до затылка – и приведет в чувство. Дельфинье тело встрепенется, губы изогнутся капризно: как могли так со мной поступить? Баловень, не пожелавший стать взрослым, распродающий свое тело…
Вздрогнул. Открыл глаза…
Нет, это я открыла глаза!
Приподнялся, огляделся удивленно…
Это я приподнялась и огляделась. Снежно-мертвенные края ванны, душ струится дождем – мощным ливнем; сток не справляется, красная большая губка наполовину его перекрыла – натекла огромная лужа на дне.
Что это было? Картина убийства или обморочный сон?
Я мылась под душем, пыталась отмыть вчерашний вечер, расторгнуть контракт. Мылась и вдруг поняла, что мне нельзя оборачиваться – почему-то нельзя. И обернулась – мелькнула тень, что-то обрушилось сверху… А потом возник мальчик.
Я ощупала голову, с особой дотошностью исследовала виски – все цело. Странно! Я точно помню, как все началось: на меня что-то обрушилось. Убийца был здесь, это его тень мелькнула, это его удар опрокинул меня на дно ванны. Но мальчик?… Кто тогда этот мальчик, зачем он возник?
Я подняла губку – освободила сток, вода потихоньку начала убывать. С губкой в руках встала под душ, чтобы согреться и вспомнить. Я мылась под душем, вчерашний вечер в горле стоял тошным комом шоколадной слюны, тело навязчиво пахло ванилью, и поделать с этим ничего было нельзя, Главный обнимал под колени и просил открыть тайну, Годунов обливал шампанским, я хохотала – все это снова и снова прокручивалось в голове, до того как… До того как я поняла, что оборачиваться нельзя.
Я повернула голову только чуть-чуть…
Голова и плечи начали движение – медленно-медленно…
Рука вошедшего начала движение – медленно-медленно…
Мелькнула тень…
Голова повернулась и разоблачила обман: да он совсем не ребенок! Взрослый, порочный мужчина…
Солнечный зайчик скакнул по кафельной стене, переместился на потолок…
Мелькнула тень, только тень, никакого солнечного зайчика. Убийца, который приходил ко мне, – не тот, что убил мальчика.
У нас разные убийцы. И время сместилось, сдвинулось – мальчика убили только что, на моих глазах – поздней ночью, меня убили только что – неранним утром. Параллельное время – очевидно, такое бывает.
Голова моя цела, никаких повреждений, я жива, но точно помню, как умерла. На меня обрушилось… и я умерла.
На меня обрушилось… Тень мелькнула, а зайчика не было. Солнечный зайчик – очень важно. Я не знаю, почему это важно, но вдруг отчетливо поняла, что солнечный зайчик – неотъемлемый атрибут убийства – не вообще, а именно этой серии убийств. Солнечный зайчик сопровождал смерть того парня в сквере, солнечный зайчик сплясал последний для Виктории Яковлевны танец, солнечный зайчик проводил в последний путь Павла Назаренко. Как же я раньше этого не увидела? Или увидела, но не обратила внимания? Как разгадать, что означает этот солнечный зайчик?
Я прибавила еще немного горячей воды, протянула, не оборачиваясь, руку, взяла с полки бутылку с шампунем… Неосознанное повторение или подсознательный плагиат моего видения с мальчиком? По коже побежали мурашки. Вот теперь бы и обернуться, снова обернуться, чтобы проверить, что будет дальше. Нервы мои напряжены до предела.
