Михаил Черненок - Фартовые бабочки
— По-твоему… — ухмыльнулся Паша. — А по-моему, если хочешь знать, выставил я тогда Артура Заливалова. Или за неделю он успел превратиться в Дозорцева?
— Выходит, успел.
— Вот изворотливая сука.
— Почему сразу это от прокурора утаил?
— Не имел на то согласия хозяйки.
— Теперь имеешь?
— Имею. Дело глубоко зашло. Сегодня Жанна поедет к Бирюкову и даст дополнительные показания.
— Доигрались в молчанку?
— Переоценили свои силы.
— Скажи прямо: не хотели, чтобы следствию стало известно прошлое вашей компании.
— Это частично. Никто из нашей компании уголовных преступлений, как Заливалов, в прошлом не совершил. — Таловский глубокими затяжками очень быстро иссосал сигарету до самого фильтра и тут же закурил другую. — Вчера долго беседовал с девочкой, которую Артур пустил по рукам…
— Я тоже встречался с Люсей Жигановой, — сказал Слава. — И Мансура у нее видел.
— Чего этот бандит там делал? — вроде бы удивился Паша.
— В вишневой «девятке» дежурил у подъезда. Потом за час деловой беседы хотел сорвать с меня часовую стоимость любви.
— И ты не задержал нахала?
— Хотел, но Жиганова успела его предупредить, и тот мгновенно скрылся.
— Ну Люся… Вот продажная шестерка! Выходит, она вчера мне лапшу на уши вешала, заявив, будто не знает о Мансуре ни гу-гу. А у меня было очень сильное желание погугукать с ним насчет Капелюшного. Обрез — оружие Мансура, как булыжник — оружие пролетариата. Хотя в быту всегда таскает кольт. При следующей встрече, смотри, не нарвись на выстрел в упор. У чурки рука не дрогнет.
— Где он «девятку» прячет?
— Нет у Мансура такой машины. На «Ниссане» гоняет.
— Своими глазами видел его в вишневой «девятке», — настойчиво сказал Голубев.
— Значит, в чужую тачку влез.
— А если на ГАИ нарвется?..
Таловский щелчком отбросил сигаретный фильтр и посмотрел на Голубева, как на малого ребенка:
— Славка, ты, ей-богу, еще не очнулся от социализма. Проснись, товарищ! Давно уж рынок на дворе. Все продается в России и все покупается: и честь, и совесть, и отвага. За стодолларовую бумажку могу, на спор, от любого мента уйти на тачке, находящейся в розыске.
— Не загибай! От меня не ушел бы.
— Таких, как вы с Бирюковым, даже при крутой советской власти было негусто. А теперь, когда безвластие, на смену зашоренной светлым будущим соцгвардии пришли молодые бойцы сегодняшнего дня. С крепкими кулаками и мертвой хваткой. Им интересно знать не то, на чьей машине я качусь, а сколько «баксов» у меня в кармане.
— Предполагаешь, ограбление не обошлось без участия Мансура?
— Чего гадать да предполагать, если я уверен в этом. Жаль, доказательств не имею. Скурвились мои прошлые корефаны. Все знают, все понимают, только сказать не могут. Не люди, а умные собаки.
— И Денис Слугин ничего не сказал? — пристально наблюдая за Таловским, быстро спросил Слава.
Паша, не выказав ни малейшего беспокойства, помолчал и с тяжелым вздохом ответил:
— У Дениса рыло в пуху.
— Как он допустил убийство босса? За что Капелюшный ему деньги платил?
— Мне тоже до щекотки в горле хотелось это у него узнать. Денис заегозил, будто игривая кокотка… Во-первых, мол, я этого еще не знаю, а во-вторых, у меня от такой новости голова закружилась…
— Капелюшного убили в середине дня, однако телохранитель об этом не знал поздним вечером?
— Все он, суконка, знал и знает, но дрожит от страха за собственную шкуру. До полуночи водил меня за нос по Мансуровым явкам впустую.
— Где вы с ним позавчера расстались?
— У железнодорожного вокзала, возле входа в гостиницу. У меня там был забронирован на ночь люкс, а Слугин отправился домой.
— Знаешь о том, что он не появляется дома вторые сутки?
— Ничего я о нем больше не хочу знать. Если пришибут двуличника, не охну и рюмку за помин души убиенного не выпью.
— А сам ты не приложил к нему руку? — внезапно спросил Слава.
— Прикладывать руку к такому дерьму, чтобы потом долго нюхать вонь тюремной параши?.. — Таловский уставился на Голубева опухшими глазами и с усмешкой провел ладонью по своему выпуклому животу. — Думаешь, от сумбурной жизни весь мозг у меня из головы переплыл в пузо?.. Ошибаешься. Подельники сами хлопнут Дениску. Попомни мои слова, Мансур на Капелюшном не остановится.
— За что он его убил?
Паша ухмыльнулся:
— Дураку понятно, не за любовь к девочкам. Сам подумай, вляпаться в мокрое дело, за которое светит минимум восемь лет, и вместо двадцати с лишним «лимонов» взять мешок макулатуры — это таки, как говорят хитрые одесситы, стоит посмотреть. Не пытай меня по такому поводу. Жанна сама сегодня до тонкости все расскажет прокурору. Не хочу опережать хозяйку.
— Тогда скажи хотя бы, почему Капелюшный в момент убийства оказался без телохранителя?
— Потому, что был неразборчивым гигантом большого секса. Ездил к красоткам без охраны, чтобы лишнего свидетеля своих похождений не иметь. А Денису Слугину того и надо было, когда шеф в одиночку скачет. И деньга идет, и риска для собственной шкуры нет.
— Ну, а что тебе Люся Жиганова за два часа о Заливалове наговорила?
— В основном, заливала про горькую судьбу. Думал, крутит мозги, чтобы утаить правду, но в конце концов понял: Люсе известно лишь то, что ее совратитель не ушел в мир иной и уходить туда не собирается. А где сейчас живет и чем пропитание добывает, ей неведомо. Об Артуре, хоть и со скрипом, раскрыл мне карты Слугин. Ходивший в мафиозных кругах слух, будто Артур вместо себя похоронил кости неизвестного «солдата», оказался правдой. Денис был свидетелем завязки той авантюры. Началась она в Ордынском доме отдыха пиввинкомбината. Там, в компании с Мансуром и Денисом, Заливалов охмурял кемеровского коммерсанта, вознамерившегося купить у него по дешевке «Жигули». Денег у предпринимателя с собой не было. Договорились, что через день-другой он привезет «бабки», и стали авансом обмывать сделку. Как водится на святой Руси, круто переборщили. Слово по слову, кулаком по столу и схватились за грудки до мордобоя. По причине неравного расклада сил кемеровчанин, оставив в цепких руках Заливалова свой пиджак, вскочил в его «Жигули» и дал тягу. Заливаловская троица на Мансуровой «Ниссане» — за ним. Финал этого авторалли тебе известен.
— Где же Заливалов почти год таинственно скрывался? — снова спросил Голубев.
— В родной Москве шиковал. Провертев в столичных казино дармовые «лимоны», опять на ловлю счастья и чинов залетел к нам по воле рока. Столица такими умниками, как Артур, кишит. Развернуться там трудно, а в Сибири доверчивых простаков — хоть пруд пруди.
— Давно он здесь?
— Около месяца.
— И уже успел новой машиной обзавестись?
— Машина для него — дело плевое. Денис говорит, на красной «Вольво» катается.
— Из проезжавшей иномарки такого же цвета застрелили Капелюшного. Не Заливалова работа?
— Повторяю, там Мансуром пахнет. По огнестрельному оружию Заливалов не специалист. Он мастерски владеет хоккейной клюшкой и кулаком.
— В лицо его знаешь?
— Если бы знал, превратил бы это лицо в красную рожу, когда выставлял из магазина. Поздно Жанна мне о нем рассказала. Раньше только слышал от ребят восхитительные сказки об отважном хоккеисте. Имя и фамилия у него запоминающиеся.
— Откуда ты Люсю Жиганову знаешь?
— В свое время я много игруний перещупал, — уклончиво ответил Паша.
— Люся говорит, что с Ритой Календиной в одной школе учились. Это так?
— Все мы из одной школы социализма, — опять уклонился Таловский, однако тут же добавил: — Не знаю, чему и где они учились, но когда я весной сдуру предложил взять Люсю к нам третьей продавщицей, Рита первая наотрез отказалась с ней работать.
— Почему?
— У Жигановой много недостатков.
— Каких?
— Судя по фамилии, дурная наследственность, плохое воспитание и недостаток витаминов в рационе.
— Паша, я серьезно спрашиваю, — сказал Голубев.
— По-серьезному так же получается. Люся легкомысленна, болтлива и скандалистка к тому же.
— Зачем предлагал такую?
— По мужской доброте. Она попросила, я пообещал переговорить с Жанной, которая тогда хотела увеличить штат продавщиц.
— Жиганова не обиделась за отказ?
— Нам от Люсиной обиды не жарко и не холодно. Свои проблемы пусть решает сама.
— Настю Веснину, говорят, Жанна взяла по твоей рекомендации…
— По моей. Как техничка, Настя на своем почетном месте. Звезд с неба ей никогда не схватить.
— Она ж тебе омоновскую биографию подпортила.
— Плевать мне на ОМОН. Не выгнали бы, сам оттуда все равно ушел бы. Не переношу казарменную дисциплину.
— С Мансуром Веснина знакома?
