Фридрих Незнанский - Деликатное поручение
Поскольку старик молчал, мальчик решил предпринять еще одну попытку, стараясь на этот раз говорить более медленно и отчетливо:
— Как ваши дела? Добрый день, дедушка. Меня зовут Алекс.
Старик еще больше поджал губы, и мальчик совсем стушевался. Но тут произошло что-то совсем неожиданное. Брови старика поднялись вверх, а поджатый рот начал медленно расплываться в улыбке. Мальчику показалось, что это длится вечно, хотя прошло всего несколько секунд — до того как старик захохотал.
Он хохотал, широко раскрыв рот, так что мальчик видел его крупные белые зубы. Массивное тело вздрагивало так, что колыхалась вся его одежда. Казалось, что смех старика заразил и ее, и теперь они смеются вместе.
И вдруг мальчик понял, что старик смеется над ним. Утихнувшая было обида вспыхнула с новой силой. Мальчик почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Но тут же в ушах опять зазвучал голос отца, настойчиво повторявший: «Запомни, Алекс. Ты никогда не должен плакать перед другими людьми. Ни передо мной, ни перед мамой. Тем более ты не должен плакать перед чужим человеком».
Новый дедушка не был чужим человеком, он был новый дедушка. Но он был гораздо более чужим, нежели папа, и он смеялся над ним. Но папа бы рассердился, если бы он заплакал при нем, при папе. А значит, он тем более не должен плакать на глазах у этого толстого бородатого дедушки в бусах.
Мальчик успокоился и почувствовал, как в глубине его глаз высыхают так и не выступившие слезы. Теперь он просто стоял и смотрел на широко открытый дедушкин рот и слушал громовые раскаты его смеха.
Вдруг дедушка перестал смеяться, и мальчик впервые услышал его голос. Голос был низкий, густой и слегка хриплый.
Явно подражая медленной речи мальчика, нарочито отчетливо, по слогам, дедушка сказал:
— Здравствуй, Алекс. Как твои дела? Меня зовут Кауримо Ритуако.
Мальчик понял смысл сказанной фразы. Она была той же, что произнес он сам. Вот только имя дедушки оказалось сложнее, чем вся фраза, вместе взятая.
Мальчик хотел переспросить дедушкино имя, однако больше ничего он сказать не умел, поэтому машинально спросил по-русски:
— Как?
Очевидно, дедушка понял суть обращенного к нему вопроса, поэтому так же по слогам повторил:
— Ка-у-ри-мо Ри-ту-а-ко.
И показал пальцем себе на грудь. И произнес уже известное мальчику слово:
— Дедушка.
Внешность мальчика поразила верховного вождя ничуть не меньше, чем мальчика его собственная. При всем своем негативном отношении к внуку Кауримо Ритуако не мог не отметить, что вошедший мальчик— точная копия Джо, когда тому было семь лет. Разве что кожа немного светлей. Губы, нос, уши и, главное, глаза — все было точно таким же, как у его собственного сына.
Мальчик был заметно напуган. Впрочем, так и должно было быть. После того как Сэм пошел звать мальчика, Кауримо Ритуако постарался придать своему лицу наиболее грозное выражение. Это было очень важно.
О человеке можно многое сказать вовсе не по первой реакции на то или иное событие или зрелище, а по тому, что следует за ней. Разумеется, для этого необходимо, чтобы зрелище было соответствующее.
Кауримо Ритуако намеренно принял позу вождя, каким его обыкновенно изображают белые люди в своих книжках, распрямил спину, как можно сильнее сдвинул брови.
Результат оправдал себя. Увидев его, вошедший мальчик сразу же отшатнулся и прижался спиной к двери.
Кауримо Ритуако был доволен. Теперь оставалось ждать главного. Сын белой шлюхи, маленький ублюдок, должен повернуться и убежать. Тогда даже не нужно будет вести его к колдуну. После сегодняшнего представления мальчика, конечно, нужно будет вернуть обратно. И для Джо все сразу станет, ясно. Все станет на свои места.
Кауримо Ритуако еще сильнее сдвинул брови и еще пронзительней посмотрел мальчику в глаза.
«Сейчас он убежит», — подумал Кауримо Ритуако.
Однажды в шутку он состроил вот такое лицо одному белому ребенку. Вместе с родителями тот проезжал в машине по дороге. Они решили остановиться, чтобы рассмотреть деревню. Кауримо Ритуако сидел на свежем воздухе и смотрел на горизонт. Вдруг он заметил, что сын этих родителей, а он был даже старше, чем тот, который сейчас жмется у двери, пристально его разглядывает… Кауримо Ритуако ненавидел, когда его разглядывали как какую-то диковинную куклу. Заметив краем глаза, что родители мальчика, занятые своими делами, отвернулись, Кауримо Ритуако придал своему лицу точно такое же выражение, как сейчас, — свирепое и мрачное. Ни дать ни взять кровожадный людоед. Более того, посмотрев мальчику прямо в глаза, он сделал вид, что намеревается встать и пойти к нему. Белый трусливый мальчик тут же бросился к родителям и принялся дергать их за одежду, показывая на страшного черного старика. Разумеется, когда родители повернулись и посмотрели туда, куда показывал сын, Кауримо Ритуако имел уже самый обыкновенный вид. С полнейшим равнодушием он смотрел на горизонт и не обращал на белых людей ровным счетом никакого внимания.
Отвлекшись от своих воспоминаний, верховный вождь вернулся к реальности и посмотрел, что же происходит в его хижине.
Как ни странно, мальчик все еще находился внутри. Более того, за то время, пока Кауримо Ритуако предавался воспоминаниям, мальчик не просто не убежал, но и сделал несколько шагов по направлению к нему. Теперь он стоял и во все глаза рассматривал его — одежду, лицо. Снова одежду и снова лицо. Кауримо Ритуако отметил для себя, что мальчик рассматривает его серьезно, стараясь не пропустить ни одной детали.
«Ишь ты, — подумал верховный вождь, — не сбежал. Вот что значит кровь гереро. Одна капля нашей крови делает человека смелым».
Наконец мальчик сделал еще один шаг вперед и наклонил голову в знак приветствия. После этого, тщательно выговаривая слова, он произнес на их родном языке:
— Добрый день, дедушка. Меня зовут Алекс. Как ваши дела?
Это прозвучало очень смешно. Так выговаривают слова совсем маленькие дети, когда только начинают учиться говорить. По лицу мальчика было видно, что он старается говорить правильно, только это ему не удавалось. Он даже покраснел. Это было смешно. Для того чтобы не расхохотаться, Кауримо Ритуако еще сильнее поджал губы и сдвинул брови, пытаясь изо всех сил сохранять серьезный и внушительный вид, как и подобает верховному вождю.
И ему бы это удалось, если бы мальчик больше ничего не сказал. Однако мальчик сказал. Еще мёд-леннее и еще шире открывая рот, он повторил ту же фразу, переставив предложения местами.
Это уже было выше всяких сил. На этот раз Кауримо Ритуако не сумел сдержаться и захохотал.
Уже давно верховный вождь народа гереро так не смеялся. Он и сам был бы рад остановиться, но не мог. Да ему и не хотелось. Смех, поднимавшийся из глубины живота вверх, сотрясал все его тело. Давно Кауримо Ритуако не испытывал такой легкости, давно ему не было так хорошо. Краем глаза он видел набухающие от слез веки мальчика и продолжал смеяться.
«Ничего, — думал он, — смех тоже может напугать. А что хуже того, смех может смертельно обидеть. Пускай расплачется».
И он продолжал хохотать.
Отправив сына в хижину отца, Джо принялся ходить туда-обратно, нервно барабаня пальцами одной руки по другой.
— Да успокойся ты, Джо, — сказал Сэм. — Твой отец не съест Алекса. Все будет хорошо.
Однако слова Сэма, произнесенные самым искренним и успокаивающим тоном, не оказали на Джо никакого воздействия.
— Успокойся, — повторил Сэм, — Алексу и так сейчас нелегко. А если ему передастся твое волнение? Ты думаешь, что ему станет легче?
Этот довод подействовал на Джо отрезвляюще. Он остановился и посмотрел на Сэма:
— Ты прав, Сэм. Я должен успокоиться.
— Правильно. Алекс толковый парень. Я не сомневаюсь, что он все сделает правильно.
— Ты действительно считаешь, что Алекс толковый парень?
— Разумеется, — удивился Сэм, — а как же иначе? Откровенно говоря, я и сам был бы не прочь иметь такого сына. Тебе повезло, Джо. Наверное, его мать была по-настоящему достойной девушкой. Алекс очень красивый ребенок.
Джо отвернулся и посмотрел на простирающуюся до линии горизонта саванну.
— Знаешь, Сэм, — сказал он, не поворачиваясь, — мир ужасно несправедлив. Несправедлив и жесток.
— Ты просто волнуешься за Алекса, — нахмурился Сэм. — Из-за этого тебе в голову лезут мрачные мысли. Мир таков, каким его сделали боги. А хорошо они его сделали или плохо, не нам судить. Мы должны жить в нем и… — Сэм замялся, подбирая нужное слово.
— И что? — повернулся к нему Джо. — И что мы должны делать?
— Не знаю. Просто жить. В университете я больше всего ненавидел лекции по философии.
— Сэм, у меня к тебе просьба.
— Все что хочешь, — бодро ответил Сэм, обрадовавшись перемене неприятной темы.
