Милорад Павич - Уникальный роман
– Так вы говорите, дорогая госпожа Селина! Какой приятный сюрприз! – сказал я ей и вошел. – Покойная Лемпицка как-то сказала мне, что вы немы от рождения!
– Да она понятия не имела! Не выпьете ли чего-нибудь, господин старший следователь? Может быть, чай из грецкого ореха?.. Никогда не пробовали? Очень вкусный и необычный, вот увидите.
Пока Селина готовила чай, я заглянул под крышку концертного рояля, стоявшего посреди комнаты. Рояль был наполнен выкуренными трубками. Я заметил один «Могул», четыре царьградские трубки из «морской пены», с десяток коротких матросских, несколько фарфоровых, с крышечкой, и две сделанные по мерке, снятой с руки, которая будет ее держать. Там были и кальяны – один из Каира, второй из Туниса. Я предположил, что все они принадлежали Дистели.
– В чем состоит ваша тайна, госпожа Селина? – спросил я, принимая от нее чашку чая из грецкого ореха.
– Вы хотите узнать, почему я двадцать лет молчала, так что все считали меня немой как рыба? Ну так это из-за Дистели, или, точнее говоря, из-за моей бабки Исидоры. Она, знаете ли, в позапрошлом веке пела в оперетте в Вене. У нее было дивное меццо-сопрано и кружевной зонтик. К сожалению, она умерла от какого-то тяжелейшего воспаления горла. Когда Дистели стал оперным певцом, я страшно испугалась, что и его горло тоже может пострадать. И от страха решила принести в жертву свой собственный голос, чтобы сохранить его горло невредимым. Я перестала говорить… И, представляете, это помогло.
– Почему вы полагаете, госпожа Селина, что помогло? Ведь он же умер от рака горла!
– Ну что вы, господин старший следователь! Отнюдь нет! Он умер от воспаления в животе! От метастазов рака в животе! Когда это произошло, я сразу же снова начала говорить! Нельзя сказать, что моя жертва была напрасной! Отнюдь!
– Еще один вопрос, и я не стану вас больше отвлекать от забот о собаке Дистели.
– Тамазар не собака. Он борзой.
– А вы, госпожа Селина, кем вы приходились покойному Дистели?
– Как это – кем приходилась? Матерью я ему приходилась. Знаете, господин старший следователь, я предполагала, что вы захотите расспросить меня о более важных вещах.
– О чем же, госпожа Селина?
– Об убийстве на ипподроме. Предполагаю, что и этим делом занимались вы. Как-то раз, когда Дистели лежал в больнице, Маркезина Лемпицка пришла в квартиру моего сына, взяла его весьма недешевый револьвер «Combat Magnum», который так и не вернула. Управляющий букмекерской конторой был убит в тот же вечер. Насколько мне известно из газет, убийство было совершено из такого же револьвера – «Combat Magnum»…
– Огромное вам спасибо, дорогая госпожа Селина. Может быть, вы сможете вспомнить еще что-нибудь в связи с этим случаем и Лемпицкой?
– Тот, кто молчал двадцать лет, может помолчать еще немного, господин старший следователь…
Покидая ее квартиру, я случайно бросил взгляд в ванную комнату. Там стояла огромная ванна, доверху наполненная грязной посудой.
54Один из деловых людей, которого я часто вижу на ипподроме, – это господин Ишигуми, известный под прозвищем «Улыбка ценой в 50 долларов». Мне пришло в голову попробовать немного побеседовать с ним. Вот как проходил наш разговор:
– Господин Ишигуми, вы приходили на ипподром в тот вечер, когда был убит Исайя Круз?
– Да.
– Что вам там было нужно?
– Я живу напротив, и я всегда дома, за исключением случаев, когда меня дома нет.
– Вы не заметили чего-нибудь странного в тот вечер?
– Заметил. Я видел женщину в красной блузке и джинсах, она заходила в лифт и намеревалась подняться на четвертый этаж, что означает, что у нее был ключ от этого этажа, а таким ключом располагал, думается мне, только управляющий букмекерской конторой Исайя Круз.
– Значит ли это, что она его убила?
– Нет.
– Почему вы так думаете?
– Когда она поднялась наверх, он уже был убит. Я еще до этого слышал три выстрела.
– Почему вы тут же не вызвали полицию?
– Я именно что вызвал. Так что вы, в полиции, узнали о смерти Исайи Круза от меня, а я не смог увидеть, кто его убил, из-за того, что как раз и звонил вам.
И господин Ишигуми во всю ширь растянул свою улыбку ценой в 50 долларов.
55Мне никогда не приходило в голову проверить в связи с делом Лемпицкой помощницу Эрлангена из банка «Plusquam city». Я зашел к ней. Это оказалась весьма интересная креолка, одна из тех женщин, которые и в шестьдесят лет выглядят на тридцать и ни днем старше. На вопрос относительно Лемпицкой она отвечала голосом горячего шоколада, и от нее веяло духами «Dune».
– Госпожа Лемпицка была одним из клиентов нашего банка, она пользовалась отделением с сейфами высокой степени безопасности. Я практически не знала ее, но могу сообщить вам о ней следующее. Питание любой женщины должно быть строго обусловлено ее возрастом. До пятнадцати лет это одна пища. С пятнадцати и до двадцати пяти женщина нуждается в совершенно другом питании. Если она с двадцати пяти до тридцати пяти лет продолжит потреблять в пищу те продукты, к которым привыкла за последние десять лет, дело кончится плохо. Чтобы избежать отклонений и нарушений, придется еще раз полностью изменить систему питания. Это же относится и к потребляемым жидкостям. Самки млекопитающих знают все это благодаря инстинкту и никогда не ошибаются. Лемпицка этого не знала, питалась неправильно, и в ее организме и духовной сфере возникли кардинальные и необратимые изменения.
– И в чем это выражалось?
– Трудно заметить все детали, но я расскажу вам, как это выглядит в принципе. Она путала любовь с голодом, жажду с ненавистью, мысли со снами, воспоминания с будущим и ревность со страхом смерти…
– Неужели? – брякнул я только затем, чтобы как-то отреагировать. – И каковы же были последствия?
– Довольно неожиданные. Во всем этом были и свои хорошие стороны, ну хотя бы отчасти.
– ?
– Женщины начали просто обожать Лемпицку, причем именно такой, какой она стала благодаря неправильному питанию. Это их непреодолимо влекло к ней…
При этих словах пот мулатки запáх лесными орехами.
Я покидал банк «Plusquam city» в полной растерянности. А что, если на вилле сводили счеты две влюбленные друг в друга дамы – леди Хехт и Лемпицка, и это вовсе не было убийством из ревности, связанным с их общим любовником Эрлангеном?
56Ввиду того что Алексу Клозевица я впервые в жизни встретил в зале суда (это был вариант с обритой наголо головой и серьгой в брови) и еще ни разу в жизни не видел его вместе с мадемуазель Сандрой, с которой познакомился в «храме» «Symptom House», я решил устроить им очную ставку. Я сообщил им об этом по телефону и проинформировал о намерении посетить их. Он сидел в церкви, а она – напротив него, в зеркале.
В качестве приветствия мадемуазель Сандра сказала из зеркала:
– Мы с Алексой, я и он, одно существо, но не двуполое, а андрогин, и увидеть это можно только тогда, когда смотришь на нас в зеркало. Тогда мужская и женская природа в этом существе разделяются на ту, что за стеклом, и ту, что перед ним… Но происходит такое не всегда, и увидеть это может не каждый.
Сандра Клозевиц выглядела исключительно ухоженной, ее брови разделял изумруд, в волосах был раскрытый веер, усыпанный звездами, а на руках перчатки. Но что за перчатки! В первый момент я подумал, что свет так странно преломляется в зеркале, что кажется, будто у девушки из зеркала на одной руке семь пальцев!
Тут мадемуазель Сандра рассмеялась и сказала:
– Вас удивляют мои перчатки? И вы пытаетесь угадать, не семь ли пальцев на моей руке? Этого я вам не скажу.
– Не говори ему ничего! – воскликнул Клозевиц.
– Нет, мне кажется, господин старший следователь имеет право знать такие вещи, насчет пальцев и тому подобное…
– Сандра, ты рискуешь головой, и своей и моей. Брось эту игру.
– Да в чем дело?! Я не понимаю… – вмешался я в их ссору.
Но это не помогло. Алекса положил конец нашему разговору, решительно препроводив меня к выходу, и отражение мадемуазель Сандры исчезло из зеркала.
– Кто из вас, с юридической точки зрения, является лицом, находившимся в судебном споре с сестрой покойной госпожи Лемпицкой и приговоренным к уплате штрафа за незаконно полученную прибыль? – спросил я Алексу Клозевица.
– Боюсь, что придется вам самому принимать решение относительно того, кто из нас двоих настоящий Клозевиц.
«Разумеется тот, кто знает тайну двенадцати пальцев», – подумал я, выходя за дверь.
57Этой ночью я впервые испугался своей профессии, вообще-то широко известной тем, что ей сопутствуют опасности. Особенно меня пугало дело «Круз – Лемпицка – Дистели – Клозевиц – Эрланген». Оно показалось мне в высшей степени угрожающим, причем эта угроза мимолетно сверкнула передо мной, когда я, по обыкновению, читал перед сном уже в кровати, чтобы успокоиться и заснуть после утомительного дня. В руках у меня была книга, которую я взял потому, что она лежала ближе всех остальных. Книга была подписана инициалами З. Л. Н. и В. Д. Г., и написано там было нечто такое, что я прочел с ужасом и недоверием, словно это буквально относилось ко мне и к делу Лемпицкой, которым я занимаюсь, хотя на самом деле речь в книге шла бог знает о чем:
