Антон Антонов - Степень свободы
«Бригантиной» и «Плутоном» Ирина занялась позже.
Может, БМВ х315АР действительно имел отношение к «Факелу», а не к «Бригантине»? Может, Томилин был посетителем публичного дома, и Ирина засекла его там? Может, Томилин имеет что-то лично против Варяга, и потому интересовался его пригородным борделем, а потом похитил его дочь? Может, в «Факеле» среди девочек, оказывающих интим-услуги, оказалась какая-то родственница или любимая женщина Томилина, и похищение Марины — это его месть? И очень может быть, что для похищения Томилин нанял каких-то безбашенных подростков, для которых авторитет — пустой звук. Никто, кроме малолетних отморозков, не согласился бы на такое предприятие — а этим хоть бы что: они еще не знают, что такое смерть.
Варяг запросил сведения о Томилине и нашел в них крайне интересную информацию. Оказывается, Томилин год назад арестовывался по делу о попытке вымогательства в компании с неким Павианом — Павлом Бурцевым. А этот Бурцев числился, между прочим, членом группировки Варяга. Варяг разрешал своим людям проворачивать мелкие дела по их собственной инициативе — главное, чтобы это не наносило ущерба интересам всей группировки в целом. На таком мелком деле и попался Павиан, а при нем еще двое — Томилин и Дерюгин. Но что самое интересное, Павиан по этому делу сел на пять лет, а оба его подельника отделались условным наказанием за незаконное ношение оружия. Их участие в рэкете на следствии доказано не было.
Или их кто-то отмазал. Но точно не Варяг и не его люди. Ведь Павиана группировка отмазывать не стала.
Но может быть, именно из-за Павиана и всей той истории у Томилина зуб на Варяга? Тогда он вполне мог нанять малолеток для похищения его дочери.
А для отмороженного молодняка, промышляющего ограблением пьяниц и угонами машин с последующей продажей за бесценок, сумма в двадцать пять тысяч долларов вполне может казаться астрономической.
Вот только в последние дни пацан, который звонит по телефону, начал валять Ваньку — откладывать обмен денег на девушку, выдвигать какие-то новые условия, менять планы и отменять их без предупреждения.
Уже дважды боевики Варяга поднимались по тревоге — шантажисты назначали время и место обмена, и Варяг готовился перехватить их при отходе. Но оба раза все было напрасно.
То ли эти ребята не были такими лохами, какими представлял их Варяг, то ли они поняли, что двадцать пять тысяч — слишком маленькая сумма для такого дела, то ли ловушки, которые готовили люди Варяга, были слишком грубо сработаны, но только с обменом ничего не получалось.
В последний раз парень нес полную околесицу. Похоже, он обкурился до абсолютной невменяемости, его пробивало на беспричинный смех и тянуло на сексуальные темы, а суть очередного сообщения заключалась в том, что похитители передумали брать за Марину деньги, потому что она гораздо лучше подходит для другого дела.
— Дедуля, я даже скажу тебе, для какого. Только на ушко, чтобы никто не слышал, — заплетающимся языком повторял пацан и очень живо и красочно описывал, для какого именно дела наиболее пригодна Марина.
Правда, пару раз он назвал девушку Машей, но Варяг не обратил на это внимания. Марина в своих безумных похождениях называла себя и Марией, и Маргаритой, и Малгожатой, и Майей и даже Ариной Родионовной.
Если бы не убитые охранники, то Варяг охотно поверил бы, что Марина сама организовала все это. В то, что она могла включить в инсценировку похищения всамделишное убийство, он, однако, верить не хотел.
Письмо
Письмо, которое главный редактор «Молодого Петербурга» Вера Попова получила по электронной почте, было кратким и состояло из двух частей.
Первая часть была написана в дружеском тоне и гласила буквально следующее:
«Вера Петровна!
Знаю, что вы беспокоитесь обо мне, но это зря. Прошу прощения, что уехала без предупреждения, но так было нужно, чтобы сбить со следа тех, кто охотится за мной. А еще я встретила человека, который мне очень помог и с которым я смогу немного отдохнуть от работы. Не хочу, чтобы кто-то узнал, где я, поэтому и шлю письмо через Интернет. Так нужно, чтобы запутать врагов».
Вторая часть представляла собой составленное по всей форме заявление об уходе с работы по собственному желанию.
Выглядело все это довольно правдоподобно — особенно стиль. «И это зря» и «чтобы запутать врагов» — это были любимые выражения Ирины, которые она употребляла к месту и не к месту и в устной речи, и в газетных материалах.
Но имелись в этом письме и некоторые несуразности. Во-первых, Ирина называла редактора по имени-отчеству только в минуты сильного раздражения. А во-вторых, заявление об уходе — не такой документ, который можно в обезличенной форме передавать по электронной почте. Без собственноручной подписи Ирины редактор все равно не имела права предпринимать какие-либо действия по этому заявлению.
Впрочем, теперь Вера Петровна не имеет права также уволить Ирину за прогулы — ведь существует заявление об уходе по собственному желанию, пусть и не вполне правильно оформленное. Может, Ирина прислала это заявление именно с такой целью?
Однако передавая копию письма следователю, ведущему дело об исчезновении Ирины, вера Петровна решительно сказала:
— Я не верю, что это от нее. Во-первых, Ирина не могла так поступить, а во-вторых, она не могла так написать.
— Что именно вам не нравится в этом письме? — поинтересовался следователь.
— Прежде всего обращение. Между нами всего двенадцать лет разницы, и она всегда звала меня просто Верой. По имени-отчеству Ира обращалась ко мне только когда злилась или была не в духе.
— Это несерьезно, Вера Петровна. Она когда-нибудь раньше писала вам письма?
— Нет. Разве что записки.
— Ну вот. Вполне возможно, что в столь важном письме она предпочла более официальную форму. Обращения. Для солидности. Не мне вас учить, что письменная речь радикальным образом отличается от устной.
— А заявление?
— Что — заявление?
— Заявление об уходе без личной подписи — не документ. И Ирина прекрасно об этом знает. Если ей приспичило воспользоваться электронной почтой, почему бы не написать заявление от руки, а затем отсканировать и переслать в графическом файле? И вообще, почему бы ей не позвонить в конце концов?
— Ну откуда же я знаю, — пожал плечами следователь. — У нее могла быть тысяча причин. Для меня очевидно одно — Ирина Лубенченко больше не может считаться пропавшей без вести. У меня есть все основания полагать, что это письмо пришло непосредственно от нее, а у вас нет доказательств обратного.
Выслушав это, Вера Петровна поняла, что совершила ошибку, показав письмо следователю.
А следователь прекрасно понимал, что в словах редактора «Молодого Петербурга» есть резон — однако установка, данная сверху, требовала спустить это дело на тормозах — а с появлением письма за подписью Ирины появились реальные основания закрыть дело и забыть о нем, как о глупом недоразумении.
Чтобы отвязаться от Веры Петровны, следователь даже назначил филологическую экспертизу, заранее зная, что текст слишком мал, чтобы по нему можно было дать однозначный ответ.
Напрасно Вера Петровна настаивала на том, что эта экспертиза ничего не докажет.
— Даже если она сама набирала текст на компьютере, это ничего не значит. Есть много способов заставить человека сделать что-то против его воли, — говорила она. — Гипноз, пытки, угроза убийством — да мало ли что.
— Совершенно согласен с вами, — отвечал на это следователь. — И именно поэтому предполагаемым злоумышленникам незачем было прибегать к электронной почте. Они могли заставить ее просто позвонить.
Телефон
Злоумышленники, конечно, могли заставить Ирину просто позвонить. Но они не стали рисковать. Даже после всех наказаний и уроков покорности у Иры могло хватить безумия, прервав на самом интересном месте повествование о романтическом путешествии с любимым мужчиной, крикнуть в трубку: «Меня держат в „Бригантине“», — или что-то вроде того.
Однажды нечто подобное уже было. Охранники привезли на базу девчонку, которая оказалась племянницей нового русского. Не слишком богатого, но и не настолько бедного, чтобы отказать в помощи брату любимой жены, потерявшему единственного ребенка.
Бизнесмен нанял частных детективов, и хотя шансов на успех у них было мало, Платонов решил перестраховаться и устроить звонок девочки домой.
Посередине разговора у девчонки не выдержали нервы, и она сорвалась на крик, впала в истерику. Охранник с такой силой отбросил ее от телефона, что она раскроила голову о стену. Срочная медицинская помощь могла спасти ей жизнь, но штатный врач базы выразился так: «Или в больницу, или в могилу». О больнице не могло быть и речи, и девушку просто застрелили в подвале на глазах у других рабынь. Поскольку ее привязали в вертикальном положении и накрыли голову глухим колпаком, девушки, которых заставили смотреть на казнь, даже не заметили, что смертница без сознания. Но в целом казнь получилась не очень эффектной, и на уроках покорности рабыням показывали на слайдах лишь ее завершающий этап — растворение тела в кислоте.
