Джон Локк - Время от времени
— Какое время? — спросила она дрожащим голосом.
— Пойдем со мной, дитя.
Они пересекли полянку и остановились позади нужника, щурясь от зловония. Окончательно уверившись, что ее слова никто не подслушает, Хестер прошептала:
— Когда Томас Гриффин купит меня, я тут же раздобуду в его аптеке пузырек мышьяка, который дам тебе. Пара капель в каждое блюдо твоего отчима сделают свое дьявольское дело за два месяца. А ты возвысишься, унаследовав его дом и доходы от его дела.
— Не может быть, чтобы ты это всерьез! Чтобы это было законно, я должна выйти за него замуж.
— Может, это тебе и кажется худшей участью, но по дальнейшем размышлении ты найдешь сей план, который поможет тебе стать молодой состоятельной женщиной, вполне здравым.
Мисс Уинтер не собиралась размышлять над этим. На самом деле у нее имелись собственные планы, которых она не обсуждала с матерью. Но было в словах Хестер нечто несообразное для нее.
— А почему ты думаешь, что Томас Гриффин приобретет тебя? — вопросила она и недовольно тряхнула головой при мысли, что ее мать будут продавать, как семейную корову.
— Мистер Гриффин всегда был добр ко мне, — похлопала ее Хестер по руке, — а его дочери нужна мать. — Прочтя во взгляде Эбби сомнение, она добавила: — И дело не только в этом, дитя, однако углубляться в сию материю было бы непристойно.
Глаза девушки стали как два блюдца, и она едва не возгласила свое негодование вслух. Но потом она подумала о человеке, которого встретила у брода шесть месяцев назад, и о том, что случилось во время его последнего визита.
Звали его Генри, и он явился к ней, как дар свыше — верхом на коне, неся кожаный ранец, полный полезных вещей. Совершенно взрослый, на двенадцать лет старше ее, Генри был человеком состоятельным и близким родственником мэра Шрусбери — богатейшего, могущественнейшего человека в колонии, не считая разве что самого губернатора. Он успел повидать немало краев на своем веку и был словоохотлив, располагая неисчерпаемым кладезем красочных историй о дальних краях и замечательных людях.
Поразительно, но Генри ухитрился три раза из пяти явиться к ним домой, когда ее матери и отчиму случалось быть в отлучке. Теперь девушка поняла, где ее мать была в этих случаях, но как же удачно для Эбби складывалось, что Генри всегда появлялся в самый подходящий момент!
Она знала, что он — тот человек, за которого она выйдет замуж, она поняла это с первого же взгляда. Не потому, что он высок и хорош собою, не потому, что богат и повидал свет, а потому, что она чувствовала его появление издалека, даже до того, как он успевал выехать из лесу. И так было не только в первый раз, но и во все остальные тоже! А коли она всегда чувствовала его присутствие за четверть часа до его появления, как это может быть чем-либо еще, нежели неземной любовью? Могучее чувство, лучащееся в его присутствии, успокаивало душу девушки, утихомиривало ее страхи и взывало прямо к ее сердцу.
Генри был уже близко.
Мисс Уинтер еще не ощутила его, но он назвал ей день. Он мог припоздниться на неделю, ибо все его планы зависят от погоды, а он странствует по коварной местности. Но когда Генри наведается на сей раз, она скрепит сделку. Они поедут в город, поженятся, и Эбби избавится от этой убогой жизни раз и навсегда.
Девушка не стыдилась того, что отдалась Генри во время его третьего визита два месяца назад. Хотя ему и было уже двадцать семь лет, он был холост и свободен. Уинтер заставила его поклясться в этом еще до первого поцелуя. Правда, она не ожидала, что будет взята столь поспешно в свой первый раз, а уж тем паче сзади, однако Эбби было приятно узнать, что он разделяет ее чувство взаимного притяжения. Что же до самого события, то она знала лишь азы того, чего следует ожидать от мужчины, ибо мать едва ли словечком обмолвилась ей о блуде: больше всего она рассказала об этом как раз только что, считаные мгновения назад. Но Генри, очевидно, поднаторел в этом предмете, так что девушка доверилась его опыту и угрызениями совести не терзалась.
Генри приедет за ней. И скоро.
Хестер отвела прядь белокурых волос с лица Эбби, убрав ее дочери за ухо. Они снова ненадолго обнялись, в последний раз оглядев полянку вокруг дощатой хибарки, и вошли в хижину, чтобы заняться обедом.
Жара внутри царила невыносимая, и девушка взглядом охватила все разом — земляной пол, источенные червями стены, протекающую крышу, гнилую дверь… И вдруг ее захлестнуло чувство вины за самопожертвование матери. Хестер ограждала ее от своего мужа, сколько могла, и охотно шла на унижение, чтобы ее продали с публичного аукциона, только бы дать дочери шанс на пристойную жизнь.
И хотя Эбби пришлась по душе идея порешить Филипа Уинтера, она отнюдь не намеревалась выйти за этого человека и возлечь с ним, дабы завладеть его бренным достоянием.
Глава 3
Поднеся подзорную трубу к глазу, капитан Джек Хоули оглядел береговую черту вокруг Акульей бухты. Затем он вернул трубу квартермейстеру Пиму, и тот добрую минуту изучал течение. Совершив путешествие по Литл-Ривер уже добрую дюжину раз, капитан знал, чего ожидать. Работка предстоит хитроумная, потребуются часы трудов до боли в мышцах, но она ему по плечу. Идея отделиться от экипажа при заходе в порт стала дополнительной предосторожностью, которую Джек ввел после своего избрания капитаном. Не одна пиратская шайка попала в засаду, устроенную солдатами, повинующимися приказам колониальных губернаторов, и была поголовно перевешана, а ухищрение Хоули позволяло ему проникнуть в поселение, не вызывая ненужных подозрений, дабы гарантировать безопасную высадку всей команды на сушу.
Наверное, здесь это необязательно. Из всех их береговых стоянок Сент-Олбанс — самая безопасная. В первую голову потому, что там нет действующего ополчения. А во вторую людей Джека ждал радушный прием благодаря ценным припасам, коими он щедро делился с жителями этого местечка. Именно в эти выходные, пока экипаж планировал отдаться выпивке, азартным играм и блуду, Хоули с нетерпением дожидался возможности посвятить досуг недавно встреченной юной девице.
Команда собралась вокруг него на верхней палубе. Никто не раскрывал рта, хотя у моряков руки чесались поднять паруса.
— Я возьму Регби, — изрек Джек.
Пим от неловкости пошаркал подошвами:
— Кошку Регби, сэр?
— А вы знаете других Регби на борту? — усмехнулся капитан.
— Оно бы можно было пожелать того, — вздохнул квартермейстер, — но нет никаких Регби, окромя одной, в чем сам дьявол свидетель.
— Вот эту я и возьму.
Пим набрал в грудь воздуху и оглядел команду — не вызовется ли кто ему в подмогу. Но большинство предпочли бы попрыгать за борт, нежели приблизиться к безволосой зловредной кошке.
— Мистер Пим, — позвал квартермейстера Джек.
— Есть, капитан!
— Вы по-прежнему самый несгибаемый, матерый человек на борту «Крепости»?
— Сколь мне ведомо, это буду я.
— И все же вас пугает перспектива принести кисочку?
Матросы давились смехом.
— Вовсе не киски мне страшно, мой капитан, и моя милая Дарла тому свидетель. Но у нас с сим мерзким чудищем как-то не заладилось, — начал оправдываться моряк.
— Тогда вам будет приятно узнать, что это ее последний вояж.
Тут все начали подталкивать друг друга локтями, с энтузиазмом переговариваясь.
— Есть, капитан, вот уж взаправду благая весть! — осклабился Пим. Развернувшись, он зашагал по палубе к капитанской каюте.
Взаимовыгодные отношения между городом и пиратами завязались годы назад, когда Милтон Шрусбери, мэр Сент-Олбанс, пошел на сделку с капитанами каперов: если они согласны блюсти порядок в своих экипажах и ограничат свою береговую деятельность районом в двух милях от городских владений, он создаст Свободную Зону в Северном порту, где будут универсальный магазин, пивная, игорный дом, подворье и дом терпимости. В Свободной Зоне пираты могут творить, что вздумается, повинуясь капитанскому суду. Конечно, местечко Сент-Олбанс процветало и от пиратского ремесла, но еще и от ценных даров и отчаянно недостающих припасов, каковые пираты жаловали жителям безвозмездно.
— Сюда, ты, банши[16] долбаная! — рявкнул Пим в каюте Джека. Весь экипаж захихикал, слушая, как он продолжает осыпать Регби проклятиями. — Покажись-ка, ты, дворняга безродная! Злобная блевотная сука! Выбирайся оттудова, или я превращу твою лысую задницу в скрещенные кости, ты, ядовитая свинская елдовина!
Пиратов, схваченных за пределами Свободной Зоны, немедленно подвергали тюремному заключению — они обязательно должны были отсидеть шесть месяцев. Если же пират не только давал себя поймать, но и совершал какое-нибудь преступление, мэр мог приказать его повесить. Равным образом любая сент-олбанская женщина, найденная в Свободной Зоне, именуемой Грешным Рядом, не могла заявлять об изнасиловании, а буде на таковую набросится пьяный пират или лоботряс, она должна была соблюдать правила, установленные капитаном корабля.
