Леонид Никитинский - Тайна совещательной комнаты
— Да там, майор один. Разведчик. Ну, ты же слышал все.
— Он что, в самом деле в угрозыске работает? — спросил Журналист.
— Да ты на дорогу смотри лучше, а не на меня, — сказал Майор, даже не открывая глаз. — Мало ли кто у нас где работает. Нас же знаешь сколько.
— Ясно, — сказал Кузякин, отворачиваясь от пассажира, чтобы все-таки следить за шоссе, которое как раз делало здесь поворот.
Вот и поговорили. Много слов не нужно. Зябликов открыл совсем протрезвевшие глаза и, сев повыше на сиденье, тоже стал глядеть на шоссе, которое уже подходило к городу, и на нем уже начинались безнадежные воскресные пробки.
— Ну-ка объясни теперь, а что это за компакт-диски? — попросил Зябликов. — Ты же что-то там уже понял?
— Не в деталях, конечно, — сказал Журналист, тормозя перед вставшей впереди машиной. — Но в целом Лудов сказал достаточно, а Кольт на заводе подтвердил. Контрафактные сидиромы — это кино там всякое, музыка, игры, компьютерные программы серьезные. Там коэффициент прибыли в десятки раз больше, чем с телевизорами, даже если их и вообще без пошлины ввозить. Это интеллектуальная собственность, пиратство. Если по авторским правам не платить, а шлепать диски где-нибудь в Китае, а тут только конвертики по-русски печатать, то это вообще золотое дно. Я думаю, телевизоры там вообще были больше для отвода глаз. И это все продолжается, между прочим.
— Но, значит, он все-таки преступник? — с сомнением уточнил Майор.
— По международным нормам, наверное. Но его же совсем не в этом обвиняют.
— А почему же нам на суде… — начала было Хинди, и тут только оба вспомнили, что она сидит на заднем сиденье.
— А тебя вообще здесь нет, — оборвал ее Журналист. — Ты с нами никуда не ездила и не слышала ни про какой Тудоев, ясно? Сейчас я отвезу тебя в клинику, и ты договоришься со своими нервными больными, что весь день была у них, уколы делала. Ты все поняла?
— Ты что? — спросил Зябликов, пытаясь в зеркальце увидеть Хинди, но не увидел, так как зеркальце было повернуто другой стороной, и в него прямо в глаза Хинди смотрел сейчас Журналист. — Ты думаешь, это так серьезно?
— Думаю, серьезно, — сказал Кузякин, — Хотя и преувеличивать пока не будем.
Понедельник, 3 июля, 10.30
Ри вбежала в комнату присяжных, когда почти все уже собрались и пили по первой чашке чая, и сразу полезла в сумочку:
— Анна Петровна, пока не забыла: вот!
Она положила перед приемщицей роскошный, как той показалось, изящный, перламутровый мобильный телефон и радостно уселась рядом с ней.
— А он работает? — недоверчиво спросила приемщица.
— Должен работать, — чуть разочарованно сказала Ри, — Но карточки же нет. Можно мою сейчас переставить и попробовать. Я его даже подзарядила вчера. Ой… А зарядник-то я и забыла. Ну ничего, я вам его завтра принесу.
— Вообще-то, если для сына, то он женский, — с сомнением сказал Рыбкин.
— Дареному к-к-коню… — ехидно начал слесарь, — в з… в з-зу…
— Сам ты конь, — сказала Анна Петровна и убрала телефон в сумку.
— Прошу в зал, заседание начинается! — сказала, открыв дверь, секретарша Оля, и они гуськом потянулись к своим стульям.
Понедельник, 3 июля, 10.45
В фойе Тульский сильно, хотя в этом теперь уже не было нужды, железными пальцами сжат через мягкий льняной пиджак плечо свидетеля Гребельского:
— Ну, пошел!.. Уже вызывают. На ринг!..
Он остался за дверью, а Гребельский, на ходу придавая своему лицу более уверенное и безразличное выражение, пошел в зал к трибунке для свидетелей.
— Ваша фамилия, имя, отчество? — спросил судья.
— Гребельский Семен Захарович.
— Свидетель Гребельский, я предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Подойдите к столу и распишитесь…
Журналист, Старшина и Хинди внимательно разглядывали Гребельского, о котором уже слышали накануне от хозяина завода в Тудоеве. Это был еще молодой, хорошо одетый, но какой-то намеренно невыразительный молодой человек. Под мышкой он зажимал сумочку-визитку, скорее даже кожаный портфельчик, который, расписываясь, он поставил к судье на стол.
— Портфель-то вам зачем здесь, свидетель? — насмешливо спросил Виктор Викторович, который сегодня выглядел лучше, хотя и был бледноват. — У вас там что, миллион, не можете расстаться? Обвинение, ваши вопросы.
— Свидетель Гребельский, вы работали директором радиозавода в Тудоеве с тысяча девятьсот девяносто седьмого года, правильно? — начала прокурорша.
— Сначала финансовым, при Вострикове, — излишне солидно для своего возраста и мятого пиджака пояснил свидетель, — а в девяносто восьмом стал генеральным по решению акционерного собрания.
— Но финансовые вопросы все время находились в вашей компетенции?
— Да, с тех пор как я впервые приехал в Тудоев.
Большинство присяжных не слушали, а вслед за Шахматистом азартно старались разглядеть ногти представительницы потерпевшего, но Лисичка повернулась лицом к свидетелю, а руки сложила где-то на брюшке.
— В таком случае, может быть, вы объясните, почему в одних случаях деньги по договорам отправлялись через банк «Святогор» напрямую в Китай, а иногда — через некую фирму в офшоре? — спросила прокурорша, — С чем это было связано?
— Ну отдельные партии деталей были, как бы это сказать, небеспроблемными, — пояснил Гребельский, — Если был риск, что с ними могут возникнуть сложности, то документы выписывались не на завод, а на фирму «Святой Томас», а товар тогда поступал не в Тудоев, а на склад в/ч 11692…
Подсудимый у себя в аквариуме поднял руку, порываясь задать какой-то вопрос. Заметив это, Лисичка тоже подняла палец с бордовым ногтем. Шахматист на скамье тихо хлопнул себя по коленке и стал, беззвучно призывая всех в свидетели, делать знаки Журналисту, но Кузякин был слишком увлечен допросом.
— У вас какой-то вопрос Виктория Эммануиловна? — спросил судья, заметив знак Лисички, — Вы бы уж договорились как-нибудь с прокурором, кто будет первый вопросы задавать, вы же у нас одна сторона, уж знаете ли уж.
— Пусть, пусть она, ваша честь, — сразу согласилась прокурорша.
Роза, сидевшая позади Кузякина, тронула его за плечо и глазами показала в сторону торжествующего Шахматиста. Кузякин понял и, не отрывая взгляда от свидетеля, полез в карман за кошельком, достал сотню.
— Что это вы там передаете? — подозрительно спросил судья.
— Сто рублей, ваша честь, — сказал Журналист, а Слесарь, в руках которого в это время находилась бумажка, поднял и показал ее судье, — Я просто должен.
— Ну вы уж прям уж! Что, до перерыва нельзя подождать?
— Нельзя, ваша честь, а то забуду. Я слушаю все очень внимательно.
Виктория Эммануиловна, в свою очередь, тоже посмотрела на него очень внимательно и быстро поставила закорючку в блокнотике.
— Ну хорошо, — сказал судья. — Ну вы все там, разобрались? Больше, пожалуйста, ничего не передавайте и не нарушайте порядок судебного заседания. Потерпевшая!
— Я просто хотела сказать, что номера воинских частей можно и не называть, — сказала Лисичка мелодичным голосом, и Актриса подумала, что по голосу дала бы ей лет тридцать. А по виду иногда вроде чуть за тридцать, а иногда и уже за сорок.
— Мнение защиты? — спросил судья.
— Мнение защиты такое, — сказала Елена Львовна, вспоминая их вчерашнюю встречу в коллегии, — что если представитель потерпевшего является специалистом в области международного частного и авторского права…
Все в этот момент глядели на Лисичку, и только Журналист быстро перевел взгляд на подсудимого в аквариуме и успел заметить, как Лудов широко открыл глаза.
— При чем тут авторское право, уж знаете ли уж? — сказал судья, — Представителя себе выбрала супруга потерпевшего. Вы что, собственно, хотели сказать?
— Ничего, — невинно опустила глаза Елена Львовна. — Просто есть всем известные требования Уголовно-процессуального кодекса, протокол…
— Действительно, а как же протокол? — сказал судья, — Ладно, не вижу ничего страшного, если писать, это же только номер. Эльвира Витальевна, продолжайте.
— Я прошу свидетеля уточнить, какие именно сложности он имеет в виду, — сказала прокурорша. — Может быть, в одних случаях это были детали для телевизоров, а в других просто готовые «Панасоники»?
— Я протестую, это наводящий вопрос! — сказана адвокатесса.
— Ну нет, — сказал Гребельский. — Такого не было, это всегда были детали, но иногда, как бы это сказать, помельче, а иногда и покрупнее.
Лудов в аквариуме уже встал и прижимал руки к стеклу, пытаясь что-то вставить.
— Что такое, подсудимый? Дайте обвинению задать свои вопросы.
— У меня уточнение к этому вопросу, ваша честь.
— Ну давайте, — сказал Виктор Викторович.
— А может быть, — подсказал Лудов, — в тех случаях, когда деньги направлялись в офшор, это были вообще и не телевизоры, и не детали, а что-то еще?
— Нет, а что же? — Свидетель с неожиданным и видимым испугом смотрел теперь не на Лудова, а почему-то на Лисичку.
