Сидни Шелдон - Если наступит завтра
– У нас другие сведения, Тони. Поговаривают, будто твой город маленько спятил, потому что его никто не контролирует.
– Я его контролирую!
– Может, он тебе не по зубам? Может, ты перетрудился и тебе пора на покой?
– Это мой город! Его у меня никому не отобрать!
– Ай-ай-ай, Тони! Разве речь о том, чтобы что-то у тебя отбирать? Мы просто хотим помочь. Семьи на востоке собирались на совет и решили подать тебе руку помощи – послать несколько человек. Что тут плохого? Ведь мы старинные друзья!
Энтони Орсатти прошиб озноб. Плохо было то, что рука помощи станет подгребать под себя все больше и больше. И этот снежный ком ему не остановить.
На обед Эрнестина задумала сварить суп из стручков бамии с креветками, и он кипел на медленном огне, пока они с Трейси ждали Эла. Сентябрьская волна жары допекла всех, и как только Эл появился в маленькой квартирке, Эрнестина не выдержала:
– Где, черт побери, тебя носило? Суп давно кипит, и я вместе с ним!
Но радужное настроение Эла не удалось испортить.
– Разнюхивал, где и что. И ты послушай, женщина, что я нарыл! – Он повернулся к Трейси. – Судачат, будто кое-кто решил наложить лапу на собственность Энтони Орсатти. Семья из Нью-Джерси хочет отстранить его от дел. – Эл широко улыбнулся. – Ты все-таки достала этого козла! – Он заглянул Трейси в глаза, и его улыбка угасла. – Ну как, счастлива?
«Счастлива? – подумала Трейси. – Какое странное слово». Она успела забыть его значение. Интересно, сможет ли она когда-нибудь снова испытать счастье, обычные человеческие чувства? Долгое время все мысли Трейси подчинялись одному: как отомстить за то, что сделали с ее матерью и с ней. И теперь, когда расплата почти свершилась, внутри осталась одна пустота.
На следующее утро Трейси зашла в цветочный магазин.
– Я хочу послать цветы Энтони Орсатти. Похоронный венок из белых гвоздик на каркасе с широкой лентой. На ленте пусть будут слова: «Покойся с миром». – Она подписала карточку: «От дочери Дорис Уитни».
КНИГА ТРЕТЬЯ
Настало время заняться Чарлзом Стенхоупом-третьим. Остальные были Трейси чужими, а он – некогда ее любовником и отцом нерожденного ребенка. Но отвернулся от них обоих.
Эрнестина и Эл провожали Трейси в аэропорту Нового Орлеана.
– Я буду скучать по тебе, – сказала чернокожая. – Ты всему городу вправила мозги. Тебе надо быть мэром.
– Что ты собираешься делать в Филадельфии? – спросил Эл.
– Вернусь на прежнюю работу, в банк, – не вполне правдиво ответила Трейси.
Эрнестина и Эл переглянулись.
– А там знают, что ты… э-э… возвращаешься?
– Нет. Но президент банка ценил меня. Думаю, проблем не будет: хороших операторов компьютера заполучить не так легко.
– Ну что ж, удачи. Не теряй с нами связи. И не лезь на рожон.
Через тридцать минут Трейси была уже в воздухе. Самолет взял курс на Филадельфию.
Она зарегистрировалась в отеле «Хилтон» и повесила отпаривать над горячей ванной свое единственное приличное платье. А на следующий день в одиннадцать утра вошла в банк и направилась к секретарше Кларенса Десмонда.
– Привет, Мэй!
Девушка уставилась на Трейси так, словно увидела привидение.
– Трейси? – Она не знала, куда деть глаза. – Я… ты как?
– Нормально. Мистер Десмонд у себя?
– Не… не знаю… Сейчас посмотрю… Извини. – Мэй нервно вскочила с кресла и юркнула в кабинет вице-президента.
Через несколько мгновений она снова появилась в приемной.
– Входи. – Мэй посторонилась, и Трейси шагнула к двери.
«Что это такое с Мэй?» – подумала Трейси.
Вице-президент стоял возле своего стола.
– Добрый день, мистер Десмонд. Можно войти?
– С какой целью? – В его тоне не было и намека на дружелюбие.
Трейси растерялась, но не сдалась.
– Вы говорили, что я лучший оператор компьютера, какого вы только знали. И я подумала…
– Подумали, что я возьму вас на прежнее место?
– Да, сэр. Я ведь не потеряла прежних навыков. И вполне могу…
– Мисс Уитни. – Вице-президент больше не называл ее Трейси. – То, о чем вы просите, абсолютно невозможно. Поймите, наши клиенты не захотят иметь дело с человеком, который отбывал срок за грабеж и покушение на убийство. Это не соответствует нашему безупречному моральному имиджу. Едва ли вас, с вашим прошлым, решится нанять какой-нибудь банк. Советую вам поискать работу, более соответствующую вашим обстоятельствам. Надеюсь, вам ясно, что в моих словах нет ничего личного.
Трейси слушала сначала растерянно, потом в ней закипел гнев. О ней говорили как об изгое, как о прокаженной. А как этот самый человек распинался раньше: «Мы ни за что не хотим вас терять. Вы числитесь среди наших самых ценных сотрудников».
– У вас ко мне что-нибудь еще, мисс Уитни? – Вопрос означал, что пора уходить.
Трейси хотела обсудить сотню разных вещей, но теперь понимала, что все это бесполезно.
– Нет, – ответила она. – Вы сами все сказали. – Трейси повернулась и с горящим лицом направилась к двери. Ей казалось, что все сотрудники банка собрались поглазеть на нее. Мэй успела растрепать: уголовница вернулась. Трейси шла к выходу, высоко держа голову, но внутри обмирая. «Нельзя позволять творить с собой такое, – твердила она себе. – Все, что у меня осталось, – это моя гордость. Уж ее-то у меня никто не отнимет».
Униженная, Трейси целый день не выходила из номера. Как она была наивна, рассчитывая, что ее примут обратно с распростертыми объятиями. Теперь о ней шла дурная слава. Вспомнила слова Чарлза: «О тебе заголовки на первой полосе “Филадельфия ньюс”». Ну и черт с ней, с этой Филадельфией. Здесь у Трейси остались еще дела, но, покончив с ними, она уедет куда-нибудь подальше. Может, в Нью-Йорк, где ее никто не знает. От этого решения Трейси стало немного легче.
Вечером она поужинала в кафе «Ройал». После омерзительного разговора с Кларенсом Десмондом Трейси нуждалась в успокаивающей атмосфере – мягком свете, изящной обстановке, умиротворяющей музыке. Она попросила водку с мартини и, когда официант принес заказ, подняла глаза, и ее сердце екнуло – напротив, в отдельной кабинке, сидел Чарлз с женой. Они ее пока не заметили. Ей захотелось немедленно подняться и уйти. Трейси была не готова встречаться с Чарлзом лицом к лицу. Во всяком случае, не раньше того момента, когда она приведет в действие свой план.
– Вы готовы сделать заказ? – спросил официант.
– Я… я жду… – Трейси не решила, в силах ли она остаться.
Она снова бросила взгляд на Чарлза и – странное дело! – словно увидела незнакомца. Перед ней сидел лысеющий, сутулый мужчина среднего возраста с выражением неподдельной скуки на лице. Даже не верилось, что когда-то она считала, будто любит его, когда-то спала с ним, рассчитывала провести с Чарлзом всю жизнь. Трейси перевела глаза на его жену. У той было такое же скучающее выражение лица, как и у Чарлза. Они производили впечатление людей, которых навечно приговорили прозябать друг подле друга. И перед внутренним взором Трейси открылась бесконечная череда скучных лет, которые им предстояло прожить вместе. Ни любви. Ни радости. «Вот оно, наказание Чарлзу!» – подумала Трейси и ощутила, как в ней внезапно всколыхнулась освобождающая волна и пали цепи глубокой, темной душевной кабалы. Она дала знак официанту:
– Я готова сделать заказ.
Все кончено. Прошлое наконец похоронено.
Только вернувшись вечером в гостиницу, Трейси вспомнила, что ей причитались деньги из фонда сотрудников банка. Она произвела подсчеты, и у нее получилось тысяча триста семьдесят пять долларов и шестьдесят пять центов.
Она написала письмо Кларенсу Десмонду и через два дня получила ответ от Мэй:
«Дорогая мисс Уитни!
В ответ на Ваше письмо мистер Десмонд просил проинформировать Вас, что в русле проводимой этической политики управления финансовым фондом сотрудников Ваша доля перемещена в основной фонд. Вице-президент особо подчеркнул, что не имеет ничего против Вас лично.
Искренне Ваша
секретарь первого вице-президента
Мэй Трентон».
Трейси не поверила собственным глазам: у нее украли деньги и при этом прикрылись желанием блюсти этическую чистоту банка! Разгневанная, она поклялась: «Я им этого не спущу! Больше меня никто не надует!»
На следующее утро Трейси стояла перед знакомым входом в филадельфийский банк «Траст энд фиделити». На ней был парик с черными длинными волосами и толстый слой темного грима с нарисованным на подбородке багровым шрамом. Если что-нибудь пойдет не так, запомнится именно этот шрам. Несмотря на маскировку, Трейси чувствовала себя голой: она пять лет проработала в этом банке, и здесь было полно людей, которые прекрасно знали ее. Следовало соблюдать особую осторожность, чтобы не выдать себя.
