Борис Седов - Пуля для певца
— Образование обычное, девять классов. Я ушел из школы, когда понял, что главной целью большинства моих учителей было не наполнить меня знаниями, а нагнуть и приспособить к нуждам правящего класса, то есть коммунистов. Так что я даже школу не закончил. И, знаете, нисколько не жалею. Как сказал один известный человек, всему хорошему во мне я обязан книгам.
— Простите, что перебил, — сказал Роман.
Ему определенно нравился этот незнакомый человек.
— Ничего, — легко ответил Игорь. — Так вот, о создателе и всяком таком. Вы уж простите, что я через полчаса знакомства с места в карьер начал излагать вам свои заветные мысли.
— А оно так обычно и бывает, — произнес Роман. — С незнакомым человеком легче говорить о главном.
— Точно, — кивнул Игорь, — а еще по одной?
— С удовольствием!
И они выпили еще по одной.
Игорь вытер лоб рукой и сказал:
— Во! Пробило наконец! Это значит, что организм заработал в нормальном режиме. Ну, я тогда продолжаю. Итак, все знают, что вопрос «зачем идет дождь?» некорректен. И если начать всерьез искать на него ответ, то дело кончится дурдомом. Религиозные люди любят задавать себе идиотские вопросы, на поисках ответа их сознание вылетает в пустое пространство, и остолбенение, граничащее со ступором, в которое они впадают, они принимают за особое состояние прикосновения к великим и главным, хотя и непостижимым вибрациям. Так что «кто создатель?» — вопросик еще тот. А уж «зачем создал?» — берегите головы, ребята! Мозги, они ведь жидкие, закипят…
Роман засмеялся.
— Да, это действительно смешно, если б не было так грустно, — сказал Игорь. — И вот, значит, предполагая ошеломляющее многообразие во Вселенной сущностей, причем трудно доступных хоть для какого-то понимания нами, я со страхом за собственный рассудок бросаю мысленный взор дальше, туда, где попросту ничего не вижу, потому что не могу опознать. И понимаю, что это бессмысленно. Ну, верующие, понятное дело, тут же подают фирменную реплику «уверовал бы — увидел».
— Точно, — кивнул Роман, — сам слышал это много раз.
— Между прочим, о соизмеримости, — Игорь заглянул в пустую пачку, и Роман перебросил ему свою. — Благодарю вас.
Закурив, Игорь сказал:
— Соизмеримость. Любой талантливый математик сможет объяснить то, что я имею в виду, гораздо лучше меня. К примеру, шестнадцать миллиардов световых лет. Таковы известные на сегодняшний день размеры Вселенной. Это о чем-нибудь говорит? Итак, некто развлекается организацией систем такого масштаба, а тут… Тьфу! Смешно говорить! Наша цивилизация, естественным образом имеющая начало и конец — оба параметра неизвестны, но неоспоримы, — просуществует настолько мало времени, что сама вероятность ее существования близка к нулю. Это о времени. А о пространстве? Даже говорить не хочу. Нас просто нет.
— Девять классов, говорите? — хмыкнул Роман.
— И три коридора, — усмехнулся ему в ответ Игорь. — Так вот, я твердо убежден, что интересы создателя системы и интересы человека не могут хоть каким-либо образом пересекаться или совпадать. Что-то вроде визита улиток к белкам. Встретились, но друг друга не увидели. Но если создатель знает о нашем существовании, то никак не может рассчитывать на то, что мы поймем его замыслы. И если он умен, то и надеяться на это не будет. Между прочим, грандиозность масштабов не является свидетельством ума. Возможно, автор всего этого — дурак или больной.
— Да-а-а… — протянул Роман, — попробовали бы вы сказать такое, скажем, в Испании четырнадцатого века.
— За что же вы меня так, — обиженно спросил Игорь, — меня бы там на костре сожгли, а перед этим долго пытали бы с помощью испанского сапога, дыбы…
— Иголки под ногти, — подхватил Роман, — раскаленные щипцы еще…
— Ага, — кивнул Игорь, — этими щипцами мне вырвали бы грешный язык. И как бы я стал петь блюзы?
— А тогда блюзов еще не было, — резонно ответил Роман. — Кроме того, петь бы вы все равно не стали. Сами сказали про костер.
— Да, костер…
Игорь посмотрел на графинчик, и Роман, перехватив его взгляд, сказал:
— А по рюмахе? За Испанию четырнадцатого века?
И они выпили за Америго Веспуччи, хотя он жил не в четырнадцатом, а вовсе даже в пятнадцатом веке, и по происхождению был флорентийцем.
— Боженька… — саркастически произнес Игорь. — А мы, значит, возлюбленные чада божьи? То есть Вселенная — огород, затеянный ради нас. Ну-ну… Да мы через мгновение пропадем и даже следа не останется!
— А мне, — вспомнил Роман, — мне один тупорылый, как вы изволили выразиться, христианин, не лишенный научно-фантастических интересов, сказал, что где-нибудь в созвездии Лебедя вполне могут быть разумные существа, но они, блин, так и проживут в темноте и грехе, если наши христиане не прилетят к ним на ракетах и не вправят им мозги.
— Мдя-я-я, — Игорь покачал головой. — Кстати, я обращаю свой недобрый взор на христиан только потому, что они физически, точнее, территориально самые близкие. Жил бы я в Аравии, щурился бы на мусульман. Хотя там, наверное, недолго бы щурился.
Роман засмеялся.
— Это точно. Там бы вы недолго щурились.
Игорь кивнул и сказал:
— Я делаю очень осторожное предположение: возможно, мысль о том, что мир именно создан, пришла кому-то в голову в первый раз тогда, когда люди перестали жрать подножный корм и кидаться камнями. Когда они стали сами создавать что-то, в их тогдашние деревянные головы забрела мысль: ага, я сделал этот каменный топор. А вокруг полно всяких объектов, причем даже очень больших и сложных. А ведь их тоже наверное, кто-то сделал. Во круто! Да каким же должен быть тот парень, который сделал эту гору? Или это море? И так далее. Возможно…
— Возможно, — согласился Роман.
— Модель мира, которую предлагают все без исключения религии, не имеет ничего общего с настоящим положением дел. Даже с моим ничтожным знанием в этой области я вижу это совершенно ясно. Если мы созданы по образу и подобию автора, то, значит, имеет место и обратное сравнение — он имеет образ и подобие вроде нашего. А раз так — то пошел бы он куда подальше, такой Творила!
— Да, нет на вас Торквемады![5] — заметил Роман.
— Точно, нет. Но у нас тут своя инквизиция была, ничем не хуже. И вообще, я считаю, кстати, не я один, — что религия просто инструмент порабощения. А жрецы, я их иначе не называю — просто корыстная сволочь. Причем корысть их больше, чем примитивное желание денег.
— Власть — вот что им нужно! Повел левой рукой — пять тысяч присели на корточки. Повел правой — двадцать тысяч постучали себя по лбу. Сказал человеку несколько слов — и тот начал мучиться. Другому пошептал — и он отошел облегченно. А к тебе идут, доверчиво спрашивают: а это как? А почему? А ты им отвечаешь… Отвечаешь… Благословляешь, коришь, причем мягко, смиренно… Да при таком раскладе никаких денег не надо! Власть слаще любых сундуков с золотом-брильянтами. А еще они говорят — Бога, ребята, вам увидеть никак нельзя. Но это ничего. Вы свои проблемы, желания, устремления, энергию, таланты, деньги и прочие ценности несите нам. А мы ему передадим. Вы, главное, — верьте. Нам умные не нужны, нам верные нужны. Это, между прочим, цитата из Стругацких. Читали?
— Читал, — ответил Роман, — только цитаты этой не помню.
— Не важно, — Игорь отмахнулся. — Важно то, что в моей жизни однажды настал момент, когда я начал задумываться над значением слов и над тем, как их употребляют. И — ужаснулся. Вот вам маленький современный пример. Один человек с восторгом говорит другому: конкретная машина! Имеются в виду ее превосходные качества. Но ведь «конкретный» значит совсем другое — «именно этот из ряда аналогичных». Элементарная подмена понятий. И когда масса подмененных понятий вырастает до известного предела, происходит подмена сознания. Если в языке конкретных пацанов таких подмененных понятий сотня-другая, то церквояз насчитывает их тысячи и тысячи.
— Ишь ты, церквояз! — усмехнулся Роман. — Не слышал еще такого.
— А я этот термин сам изобрел, — Игорь гордо подбоченился. — Ну что, еще по одной?
— А как же! — охотно согласился Роман. — За новые слова.
И они выпили за новые слова.
Игорь закурил и, подумав, сказал:
— А меня, честно говоря, уже зацепило.
— На старые дрожжи, — со знанием дела кивнул Роман.
— Да, именно так. Они говорят — вера. Грех. Спасение. Благодать. Свобода-равенство-братство. Господь. Господин. Раб. Паства. Стадо. Бараны. Быдло. Пастырь. Чувствуете, чем пахнет? Обманутый человек не способен изменить мир к лучшему. Обманывающий — может. Но только к худшему. Так… О чем это я? Да. Если имеется создатель, то категории его существования не имеют к нам никакого отношения. Говорите, есть он? Не возражаю. Нет его? Хорошо, пусть нет. По большому счету разница та же, болеет ли пегая корова, принадлежащая восьмидесятилетней девственнице, проживающей на осторовах Туамоту, каким-нибудь копытным грибком или нет. Но. Но!!!
![Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма 7-8) [«Мария», Мария… + Ничего святого]](/uploads/posts/books/243664/243664.jpg)