Светлана Успенская - Блондинки начинают и выигрывают
Вот недавно резал селедку на газете и прочитал в печатном органе, что страна у нас вырождается. Вспомнил про свою невестку: ну точно, думаю. Как есть вырождается! И я вместе со страной вырождаюсь понемногу. Раньше, в молодые времена, выпивал целую бутылку — и хоть бы хны, только икал немного чаще, чем на трезвую голову, а теперь… Теперь от стопарика совею!
Но все это я говорю не для того, чтобы свою невестку очернить. Ни боже мой! Она мне давно сказала: «Папаша, в трудные минуты мы вам всегда поможем, приходите». Ну я и прихожу, пользуюсь, конечно.
Это ж невестка и уговорила меня с сыном замириться. Последняя контрреволюция у нас с ним произошла из-за квартиры, которую я хотел поменять на домик во Владимирской области, чтобы там провести свою старость на лоне нетронутой городским тленом природы. Сашка все не давал мне разменяться, пользуясь тем, что часть квартиры после смерти матери на него записана. «Куда тебе, проглоту, руки на мое имущество распускать, — я ему говорю, — не ты его заработал, не тебе им распоряжаться».
А он мне отвечает с таким сожалением, как будто я на голову больной: «Мне, конечно, не имущество жалко, а тебя, глупый ты, батяня, человек. Пропьешь все как есть».
А что, и пропью! Имею право! Я всю жизнь не для того честно работал, чтобы всякие недозрелые яйца меня, матерую курицу пенсионного возраста, жизни учили! Не для того в одна тысяча девятьсот-хрен-знает-каком-году на целине…
Ты что же, уже уходишь, писатель? А бутылку с собой забираешь? Нет? Ну ладно, иди тогда. Покедова…
Ушел, доходяга…
А зря, может, я на писателей выступал. Может, не такие это гнилые люди, как с первого раза обычно кажется. Вот и бутылку с собой не забрал, а мог бы, его бутылка…
Еще маленечко налить… Вот так…
А-ах!.. Господи, хорошо-то как! Ну прямо боженька босичком по горлышку прошелся… Помнится мне, в одна тысяча девятьсот-пятьдесят-незнаемом году…
Дела мои развивались следующим образом.
Когда наутро после памятного новоселья Кеша неохотно продрал сонные очи, я уже нетерпеливо прохаживался по комнате, озабоченно поглядывая на часы. До начала рабочего дня оставалось совсем немного времени, а мне еще нужно было провернуть одно важное дело, без которого наше сотрудничество не могло стать взаимовыгодным и взаимобезопасным.
Мой приемыш с трудом оторвал спутанную голову от подушки и с утробным стоном принял вертикальное положение. Его состояние на языке профессионалов рюмки и стакана называлось емко — «после вчерашнего». И, хотя мне было доподлинно известно и о кольцом сжимающей череп боли, и о тошнотворном привкусе во рту, и о жуткой жажде, обыкновенно мучающей человека в таком состоянии, Кеша не вызвал во мне никакого сочувствия. Да и аромат по комнате плавал… Специфический!
— Ох! — застонала фигура на диване, раскачиваясь, как мулла на молитве. — Рассольчику бы…
— Обойдешься, — холодно парировал я, приподнимая за шиворот трудновоспитуемого кадра и препровождая его в ванную. — Разговор есть.
Однако в ванной, как и положено в урочное время в коммунальной квартире, возле туалета змеилась нервная очередь из соседей — Гургеныча, Валентины, Коляна и безымянного прыщавого юнца, который нервно переминался с ноги на ногу, явно опаздывая в школу.
— Граждане, — жалобно взмолился Кеша. — Пропустите страждущего.
— К-куда прешь! — Суровый Гургеныч мощной волосатой дланью притормозил соседа, пытавшегося юлой прошмыгнуть в санузел. — Не видишь, все ждут!
— Мне ж плохо, — жалобно взмолился Кеша, пританцовывая на месте.
— По утрам всем плохо, — философски заметил Колян, а Валентина с заплывшими щелочками глаз и привычно рвущейся из халатика грудью констатировала хрипло:
— Чем лучше вечером, тем утром хуже.
Умывание пришлось отложить на неопределенный срок. И, хотя мне было противно лицезреть в непосредственной близости от себя физиономию настолько помятую, как будто на ней всю ночь американские негры танцевали степ, я протянул воспитаннику листок бумаги и ручку и сурово произнес:
— Садись. Пиши.
— Что писать? — с готовностью залебезил Кеша. После вчерашней провинности он слегка побаивался меня.
— Я, нижеподписавшийся, имя, фамилия, отчество, находясь в здравом уме и трезвой памяти, заключаю трудовой договор с Рыбасовым Александром Юрьевичем и обязуюсь…
— Погоди, не гони… — Отдышавшись, Кеша вновь старательно заскрипел пером, от усердия высунув наружу кончик подвижного розового языка.
— Соглашения сторон: работодатель обязуется материально обеспечить проведение запланированных работ и выплачивать денежное содержание работнику в размере… Здесь оставь пустое место, потом впишем, в каком именно размере… Далее…
Едва речь зашла о вознаграждении, Кеша плотоядно облизнулся и часто-часто заморгал ресницами. Но не решился ничего произнести.
— Наемный работник обязуется… Двоеточие… Далее с новой строки, поставь букву «а» и круглую скобку… Обязуется изменить свою внешность согласно оговоренному образцу. Пункт «б»… Следить за личной гигиеной и беспрекословно следовать правилам коммунального общежития. Пункт «в»… Совершенствовать свои знания, язык, манеру поведения согласно требованиям работодателя. Пункт «г»… Отказаться от употребления горячительных напитков любой крепости…
— Ну хоть пиво-то можно? — жалобно простонал Кеша.
— Только с моего разрешения и под моим контролем! Далее… Пункт «д»… Выполнять свои служебные обязанности своевременно и точно в срок. Пункт «е»… Хранить служебную тайну относительно рода деятельности, степени родства с работодателем и характера отношений между ними. На первом этапе сотрудничества, более точные сроки которого будут определены позднее, наемный работник должен считать работодателя своим единоутробным братом и открыто демонстрировать родственные отношения между ними всеми возможными способами, исключая поцелуи, объятия и вообще телесные контакты любого рода, кроме рукопожатий. Допускаются: теплые воспоминания о совместно прожитых годах и мальчишеских шалостях, правдоподобные описания того, каким брат был в детстве, и тому подобные свидетельства родственных связей. На втором этапе операции по достижении полной внутренней и внешней идентичности с работодателем наниматель принимает на себя его имя, фамилию, должность, семейное положение, образование в целях трудового договора. Пункт «ж». Отрастить усы.
Глаза Кеши изумленно округлились, но я продолжал диктовать холодным бюрократическим тоном:
— В случае несоблюдения вышеупомянутых пунктов трудового соглашения, а особенно в части пункта «г», относящегося к употреблению алкоголя, работодатель вправе применить карательные санкции, а также приостановить, ограничить или прервать выполнение данного договора… Это значит, — расшифровал я формулировку, — еще раз выпьешь, как вчера, — вылетишь отсюда в два счета. Ясно?
— Угу, — мрачно согласился «наемный работник».
— Идем далее… В случае нарушения пункта «д» данного трудового соглашения действие соглашения прерывается без оповещения заинтересованных сторон.
— Эта, — хмуро буркнул Кеша, — что же значит?
— Это значит, если ты хоть кому-нибудь, хоть когда-нибудь вякнешь что-нибудь про нас с тобой, то мгновенно вылетишь отсюда. Без комментариев. А если еще что-нибудь напортачишь, то не просто вылетишь, а с торжественным залетом в милицию.
— Ну… — разочарованно протянул мой собеседник. — И то не моги, и этого не делай… И пива не пей, и рот не раскрывай!
— Я тебя не неволю, — холодно кивнул я, — если не хочешь, можешь собирать манатки… Впрочем, кажется, тебе нечего собирать… Можешь катиться обратно на вокзал, на перекресток, куда угодно… Если «да» — тогда подписывай бумагу и выполняй все, что здесь записано.
— Эта… Хоть спросить-то можно?
— Спрашивай.
— Я по пунктам начну. Потому как мне ни хера не понятно… Ой, пардон… Ни хрена то есть, я хотел сказать. Тут про внешность чего-то в пункте «а», образцы какие-то…
— Поясняю. Образцом, то есть примером для нашего трудового соглашения, признается внешность работодателя, то есть моя. Короче, ты должен стать как можно более на меня похожим. Внешне, манерами, речью, наконец, образованием, по мере возможности.
— Ага, — понятливо кивнул Кеша, в задумчивости почесал чернеющий щетиной подбородок. — А вот «б» если взять… Это что же означает? Про гигиену какую-то и общежитие?
— Мыться каждый день в душе, не мусорить, не свинячить, не скандалить с соседями. Убираться в комнате, иметь опрятный внешний вид, прекратить — материться по поводу и без повода.
— Это трудно! Но попробовать можно…
— Пункт «г» ясен? Объяснения требуются?
Кеша протяжно, как дремлющая корова, вздохнул.
