Райдо Витич - О чем поет ночная птица
— Ты баран!!…
И смолк — девчонку увидел.
— П… — протянул кто-то.
— Она… это, дышала, — растерянно прошептал Хомяк. Лейтенант над девушкой склонился.
— Сдурел, рядовой? Какой к хрену дышать? Легкие простреляны, контрольный как звезда горит, — тьфу, сплюнул с досады. Не место жали на войне, да и жалелки на всех не хватает, а тут… Маты одни!
— Наша, — прошептал кто-то. — С такой бы на танцы…
— Потанцевали с ней уже боевики, — буркнул мужчина, подол платья поправляя. И дернулся в сторону, услышав хриплый, клокочущий вдох.
— Жива! — Андрей в потрясении соседа оттолкнул, на колени рядом с ней встал. Ладонь на сонную положил — бьется пульс. Чуть, а жизнь в девчонке теплится. — Жива! Точно говорю!
Бред! Подумать так только то, что русская молодая девочка в этом аду — уже бред, что с контролем в голову и жива — вовсе в голове не укладывается. Но только один хлипкий шанс дай пацанам и не остановить — засуетились, кто, за чем полез, аптечки, фляжки со спиртом все в круг:
— Перевязать…
— До наших дотащим…
— Хирург классный…
— Отставить!! — рявкнул лейтенант, сам пульс проверил под пристальным взглядом бойцов и тяжелого — Шустрикова. Заподозрил тот, что кинуть девушку Хайрулин решил, оставить. И только бы он слово сказал — в горло бы ему вцепился.
Нельзя надежду отнимать у осатаневших от смерти, нельзя! Она же, как знамя, как стяг, пока жива они живы, как эта девушка — выживи и им в смерть больше не верить.
Хайрулин смерил парня хмурым взглядом, фляжку свою открыл, капнул на губы раненой — спиртом запахло, губы скривило и хрип послышался.
Жива. Хоть как крути — жива. Живых не бросают! — кричал взглядом на него Андрей.
Кто-то уверенно заявил:
— Дотащим.
— Кто-то в офицеры записался?!…
И выругался грязно, протяжно, всю злость что в душе накопилась вкладывая.
Не довезут, не выживет — это ясно, но так же понятно, что оставить нельзя. Даже если бой, даже если духи сейчас набегут — нельзя. Против естества и души это, против всего святого, что еще в сердцах теплится.
— Взяли, — приказал глухо. — Нежно взяли, как мать родную. Остальные рассредоточились и прикрыли. И перебежками до «коробочек»!
С молитвой всем святым, — чуть не добавил да только сплюнул в сторону: какие святые здесь? Здесь Дьявол лютует, его это война, его территория, раздолье. Гребет падла, души лопатой.
Бойцы как взять девушку не знали, затоптались — Андрей решился. Заклинило, что-то в его голове и очень важно было вытащить синеглазку, пусть самому лечь, ее вытащить. То что от него это не зависело — не понимал, знать не хотел.
Как на руки ее взял, так словно повенчался. Но понял это позже, когда глаза ее все так же бессмысленно таращились на него, но уже были живыми. Тогда же о другом думал, как остальные — уйти бы на духов не напоровшись.
Но словно выходной у тех — тишина. Может, удача девушку прикрыла и бойцов с ней?…
— Мы ее в больницу доставили, хирург там молоток, маг и чародей просто. Хотя как выжила, по-моему, и он не понял.
Руслан подавлено молчал: выходила Виту в тот же день ребята его же части спасли. Разговоры наверняка шли, а он не слышал. Как?… К своим через пять дней попал. Пил, зубами на койке скрипел и никого знать не хотел, слышать, видеть. Потом Грозный. Августовское взятие его было более кровавым, чем новогоднее, в которое Бог миловал попасть Руслану. В том кошмаре было не до баек, слухов, историй — куда не глянь сплошная история, в которую одни входили мертвыми, другие вписывали свои имена чужой кровью.
Хотя было, Саблаев — двухгадюшник, как — то в философию ударился: живучее, мол, животное — человек. И пойди, объясни с научной точки зрения, какие процессы им управляют в пиковый момент. Организм один вроде, а реакция у всех разная. Один от царапины умирает, другой после контроля в голову живехонек, один в обморок от вида крови, другой с прострелянными ногами бегает, палит.
Но из Зеленина тогда что слушатель, что собеседник неблагодарный был — послал он Саблаева грубо, но доходчиво, потом их в штурмовую группу кинули и понеслась. Короче закрутилось, словно не было ничего или было, но не с ним.
Омертвел он будто, ничего не доходило.
Дагаев только маячил, достать его хотел, а тот как в воду канул.
Всплыл.
— Дагаев в городе. Завтра ждет меня на встречу. Чую, разговор Виты коснется.
Лица мужчин вытянулись:
— Ты завязан с ним?
— Учились когда-то вместе, потом я пулю для него берег. Долго, — признался честно.
— А сейчас?
— Мертвые молчат, а я знать хочу. Много знать.
Андрей шею потер, обдумывая, и бросил:
— Не стоит женщин одних оставлять.
— Они с Леонидом и моими людьми. Рассказывай.
— Нечего.
— Тогда почему по стране бегаешь? Сколько городов сменил?
— Теплое место искал.
— Вита нигде не числится по той же причине?
Шустриков упрямо молчал.
— Ладно, молчи, а я пошел. С Витой, — развернулся, уже выйти хотел, как услышал в спину:
— Она что-то знает: то ли шифр, то ли код, — сказал Михаил. Рус повернулся к нему, потом к Андрею. Тот вздохнул:
— Набор слов, цифр. По бессознанке еще в больнице что-то на эту тему говорила и потом несколько раз. Я смекнул, что есть, что-то за этим, только когда в Петрозаводск за нами приехали. Внушительные ребята, чуть помешкай — раскатали бы так что и ушей бы не осталось. Ушли. В Калининграде та же ерунда — пасти начали. Только в Омске нас потеряли. Потом Миша сюда перетянул. Я надеялся, что все закончилось.
— Но не верил?… Что за шифр, код? Отчего, откуда?
— Не знаю. Спрашивать бесполезно — не помнит она ничего, не понимает, а если начинает вспоминать или понимать, тут же в себя уходит, сутками сидит, в одну точку смотрит или… как она "дышать забывает", ты видел.
— Ты этот код знаешь?
— Нет. Может, спросил бы — сказала, только меня мама учила: меньше знаешь, лучше спишь. Тебе зачем?
— Скинуть его, как карту.
— А если он ключ к важному замку?
— Скорее всего.
— А если за этим замком черти что?
— Надо выяснить. Если за ним нет стратегического запаса и доступа к «красной» кнопке, то скинуть и зажить нормально.
— Как бы еще узнать.
— Это я беру на себя. Если Арслан из-за Виты проявился, значит, знает о коде, значит, буду знать я. Пока придется пожить у меня. Здесь не надежно, как и у вас дома.
— Поможешь, значит?
— Помогу.
— Почему?
— Тупой вопрос. Ответь на него сам.
Убрал палку из ручки двери и вышел. Следом мужчины на крыльцо вывалились, сели на ступени с озабоченно-задумчивым видом.
Зеленин нашел Леню на берегу. Он сидел и смотрел как женщины смеясь, хлюпают по воде и обрызгивают друг друга, дурачатся как дети непосредственно и беззаботно.
— Сматывай удочки, Леня, уезжаем, — сказал ему Рус, с тоской глядя на веселье Виты. Девочка, девочка, чьей пешкой ты стала, в игру чьих амбиций влезла? Специально, невольно, впутали? Зачем?
— Уже смотал, — глухо сообщил мужчина и добавил. — Чует мое сердце, эта девчонка не принесет тебе добра.
Зеленин помолчал, вглядываясь в беззаботное, радостное лицо Виты и заметил:
— Я не жду от нее добра, я жду прощения.
— А я думал, любви, — хмыкнул, но невесело, вяло и устало.
— Не подкалывай, не до шуток.
— Не поверишь, мне тоже. Минут двадцать на нее смотрю и думаю: какой черт тебя с ней свел? Чем же ты перед ней провинился, раз прощения ждешь? — глянул на него с недоверием мужчина. Рус промолчал: возможно, когда-нибудь он все же сможет рассказать другу ту историю, спокойно, не размениваясь на эмоции передать, что чувствовал тогда, как жил потом… Возможно когда-нибудь, но не сейчас.
— Страшно мне за тебя, — тихо сказал Иванов, поднимаясь с травы, кивнул в сторону Виты. — Она прямая дорога в ад.
"Я уже в аду, она же — дорога из него", — подумал мужчина и пошел к Вите, вытянул из воды за руку, обнял:
— Нужно ехать.
Она доверчиво прижалась к нему и притихла, кивнув.
— Куда же вы? Оставайтесь, шашлык позже сделаем, посидим, — предложила Катерина.
— Спасибо. Не следует злоупотреблять вашим гостеприимством да и дела.
— Андрей с вами уезжает?
— Да. В каком составе приехали в таком и уезжаем. Спасибо за чудесный выходной, мне было приятно познакомится с вами, — протянул руку Руслан и неожиданно для женщины, поцеловал ее, а не пожал. — Желаю вам здоровую, красивую и умную дочку.
— У нас будет сын, — улыбнулась Катерина и положила ладонь на живот.
— Тогда… пусть он будет воином, но никогда не станет солдатом.
Люди умирают, погибают и тем навсегда перечеркивают обратную дорогу живым. Им не испросить прощения у мертвых, а потому не обрести покоя. Но Рус надеялся, судьба дала ему шанс и он его использует. Пусть это будет стоить ему жизни, но лучше умереть за жизнь, чем жить за мертвых.
