Стиг Трентер - Скандинавский детектив
БЕЛЬ.
На миг я задумался, потом вдруг сообразил и плотно прижал конверт к письму. Проступили новые буквы:
БЕЛЬВЕДЕР.
Гостиница, где живет Лео!
В доме послышались шаги, кто-то тронул замок, и тяжелая дубовая дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в белом рабочем халатике.
— Дома фру Леслер?
— Нет, она на конной прогулке, — ответила девушка. — Но скоро вернется. Входите, пожалуйста.
Я хотел спросить горничную, дома ли сам управляющий, но услышал, как кто-то вошел в дом. В холле застучали каблуки, и через секунду в дверях гостиной возникла изящная фигурка в костюме для верховой езды.
— Боже, до чего я вымокла! — воскликнула она. — И все равно, знали бы вы, Черстин… — Мэри Леслер заметила меня и осеклась.
— Доброе утро, — поздоровался я.
Она подошла ко мне, сняла перчатку, протянула руку и сказала:
— Замечательно!
— Я узнал, что вы вчера звонили, а поскольку оказался в ваших краях, решил зайти.
— И правильно сделали, — улыбнулась она.
Смотреть на нее было одно удовольствие. Она была без каскетки, мокрые русые волосы рассыпались по плечам. Симпатичное личико тоже все в каплях дождя, на щеках свежий румянец, серые глаза сверкали лукавством и юным задором. Я, честно говоря, был ошарашен. Никак бы не предположил, что под маской светской львицы, продемонстрированной на допросе в квартире деверя, таится столько девичьей свежести.
— Я нынче собиралась в наш загородный дом. Вы могли бы составить мне компанию, а заодно поснимать нашу ручную косулю. Я потому и звонила. Но в такую погоду ехать нет смысла. — Она посмотрела на меня. — Вы промочили ноги.
— Нет, просто немного зачерпнул воды.
Она повернулась к горничной.
— Черстин, не помните, где могут быть тапки, о которых мы говорили на днях?
— Я поставила их в шкаф в комнате для гостей.
Я запротестовал:
— Ерунда! Они скоро высохнут.
Мэри Леслер решительно помахала хлыстом.
— Весенняя простуда хуже осеннего насморка. Переобуйтесь и оставайтесь обедать. Идемте, я провожу вас в комнату для гостей.
Она первая пошла в холл, мимо потемневшего старинного сундука, на котором тускло поблескивало большое оловянное блюдо. Внезапно остановилась, вернулась назад и взяла с блюда что-то белое. Письмо из «Бельведера». Секунду-другую, наморщив лоб, она рассматривала конверт, потом позвала:
— Черстин!
В дверях гостиной появилась горничная.
— Муж еще не приходил?
— Нет, — ответила девушка. — Но он уже в пути. Недавно звонил.
Мэри Леслер оставила письмо на блюде и пошла по лестнице, я за ней.
— Мой муж вечером убыл в Упсалу, — объяснила она. — На какое-то совещание. У нас там фабрика.
Мы прошли светлый холл и очутились в небольшой комнате, где все — стены, гардины, ковры — было выдержано в красных тонах.
— Красная комната? — хмыкнул я.
Мэри Леслер кивнула.
— Другая гостевая комната у нас зеленая. — Она подошла к шкафу, открыла дверцу. — Ага, вот они. — Она достала коричневые тапки. Выпрямляясь, задела вешалки, и те упали на пол. Я кинулся их поднимать и хотел повесить на место, но замер. На вешалке крупными буквами стояло:
«Отель „Бельведер“».
Я с удивлением смотрел на надпись. Мэри Леслер рассмеялась.
— Ради Бога, не думайте, что мы воруем вешалки. Ее забыл здесь мой деверь.
— Ваш деверь?
Она кивнула.
— Лео Леслер. Вы же его видели. Минувшей осенью он жил у нас целую неделю — гостиница была на ремонте. Заперся в комнате и решил писать книгу.
— Тоже его? — спросил я, показывая на тапки.
— Кажется, да. Он тут много чего оставил, когда возвращался в гостиницу. — Она кивнула на узкую дверь. — Там умывальник, если захочется освежиться.
— Спасибо.
Большие серые глаза весело улыбнулись, и в следующий миг она исчезла.
Я снял мокрые ботинки, сунул ноги в коричневые тапочки. Как на меня сшиты. У меня был сорок третий. Лишнее подтверждение, что это нормальный размер Лео Леслера.
Я не спеша умылся горячей водой, старательно причесался, почистил костюм и вышел в холл. В стене был аквариум, обвитый пышной зеленью. Подводный мир жил своей жизнью. Стайка полосатых барбусов сновала у поверхности, глубже среди растений мелькали неоновые рыбки. В темном углу задумчиво шевелила плавниками скалярия.
Где-то внизу открылась дверь, послышались шаги. Я обернулся и через лестничные перила заглянул вниз. У старинного сундука миниатюрная женщина в черном снимала траурную шляпку. Несколько секунд она рассматривала себя в зеркале, висевшем над сундуком. Чуть повернула голову, и по угловатому профилю я узнал Клару Денер.
Она уже хотела отойти от зеркала, но что-то на сундуке привлекло ее внимание. Мгновение спустя в руках у нее было письмо, и она с любопытством принялась его разглядывать.
Затаив дыхание, я наблюдал за нею. Секунду-другую она стояла неподвижно, будто прислушиваясь. Потом быстро огляделась по сторонам — правда, меня не заметила, — торопливо отошла к окну, подержала серый конверт на просвет, повертела, тщательно осматривая. Потом на удивление проворно выдернула из пучка волос шпильку и принялась ковырять острием заклеенный край.
В эту минуту где-то вновь открыли дверь, кажется, входную. Я прямо обомлел — так стремительно отреагировала пожилая дама. Она моментально очутилась у сундука, и, когда в дверях появился Нильс Леслер, конверт уже опять лежал на блюде.
— Ну, как? — безразличным тоном спросила сестра. Она стояла у зеркала, втыкая на место свою шпильку.
— Выписал квитанцию, — отозвался он, не спеша, снимая плащ.
— Таксисты не должны ездить без мелких денег, — объявила она.
Легкий шум заставил меня повернуть голову.
— Подошли тапочки? — с улыбкой спросила Мэри Леслер. Она явно появилась из какой-то комнаты, выходящей в верхний холл.
— Вполне.
Она взглянула вниз, заметила вновь прибывших и негромко позвала:
— Пошли. Пора подкрепиться.
Она первая сошла по лестнице и поздоровалась с мужем и золовкой.
— Понимаешь, — неожиданно бойко начала пожилая дама, — я как раз была в конторе, а тут Нильс, прямо с поезда. Дома у меня беспорядок, вот я и напросилась к вам обедать.
У меня было ощущение, что фру Денер изо всех сил старается дать своему визиту благовидное объяснение.
Мэри Леслер с любезной улыбкой обернулась ко мне.
— А у нас еще один гость. — Она представила меня обоим, коротко пояснив мое появление. Пожилая дама высокомерно смерила меня взглядом, ее брат нерешительно пожал мне руку.
— Мы раньше не виделись?
— Виделись.
Он испытующе глянул на меня. Явно не помнит, когда и где, а я считал, что освежать его память совсем не обязательно.
— Погода не располагает к натурным съемкам, — сказал я, чтобы разрядить обстановку, которая стала вдруг весьма натянутой.
Все молчали. Бледно-голубые глаза Нильса Леслера блуждали по комнате, фру Денер теребила лорнет. Положение спасла Мэри Леслер.
— Самое настоящее хмурое утро, — заметила она.
Я кивнул и даже хотел сострить, но тут мой взгляд упал на ее мужа. Грузный, коренастый, он стоял у сундука, вскрывая перочинным ножом серый конверт. Внутри был один-единственный лист, в левом верхнем углу которого я успел увидеть большое синее Б. Он бережно развернул письмо и молча прочитал его. Острый взгляд Клары Денер жадно прилип к его лицу, молодая хозяйка смотрела на мужа с удивлением, и только.
— Может, пойдем обедать? — предложила она.
Никто будто не слышал. Нильс Леслер медленно спрятал письмо в карман. Меж густых бровей пролегли глубокие морщины.
— Что там? — тихо спросила сестра.
— Ничего, — буркнул он.
— Ой, уже первый час! — воскликнула Мэри Леслер. — Обед стынет. Идемте же.
Кофе подали в гостиную. Настроение по-прежнему было гнетущее. На цветущей физиономии Нильса Леслера благодушие сменили тревога и затаенный страх. Интересно, что же было в письме из гостиницы «Бельведер»? Предупреждения? Угрозы? Конверт-то у него в кармане, не доберешься. Я бы все отдал, чтобы хоть глазком заглянуть туда.
Нильс Леслер неуклюже встал.
— Пойду переоденусь.
— Ты опять в город? — спросила жена.
— Надо в контору.
Она кивнула.
— Я с тобой. Мне нужно на примерку. — Она повернулась к фру Денер и ко мне. — Может, поедем все вместе?
— Конечно, — кивнул я. Пожилая дама тоже не возражала.
Нильс Леслер исчез на втором этаже, а немного погодя туда же решительно проследовала его сестра. Наверняка собралась выведать насчет письма.
Хозяйка ушла отдать распоряжения, и несколько минут я сидел один-одинешенек, глядя на дождь. Вернулась она с моими ботинками в руках.
