Алексей Макеев - Жертва тайги
— А ты прокурор, что ли?
Антон намеренно показал гонор и почувствовал, как струйка холодного пота потекла по спине.
«Только бы не переиграть где-то, не сфальшивить», — подумал он и заявил:
— А какого хрена я вообще должен тут перед тобой отчитываться?
После такого взбрыка Валерьяныч замолчал надолго. Антону показалось, что упоминание всуе прокурора его немало озадачило.
«Значит, правильно я ввернул, — удовлетворенно отметил он про себя, с небольшим напрягом, но все-таки выдерживая взгляд незнакомца, ставший вдруг пронизывающим, весьма заинтересованным. — Пускай теперь этот сморчок слегка пошевелит извилинами. Лишь бы только наживку заглотил».
— Ладно, развяжи его, — после недолгих, но непростых раздумий выдавил из себя Валерьяныч.
При этом он заметно нахмурился. Глаза здоровяка буквально съехались к переносице, а крутой короткий лоб испещрили глубокие складки.
Валерьяныч заметил, что очкарик опять норовит зубами вцепиться в неподатливый веревочный узел, и прибавил:
— Да ты херней-то не занимайся. На вот. — Он вытащил из бокового накладного кармана штанов китайскую раскладуху, нажал на кнопку, выщелкнул лезвие и бросил нож к ногам очкарика.
— Ага, понял. Я сейчас, — отозвался молодой. — В момент разрежу. Подожди-ка, парень. Я мигом. Тебя как зовут? Меня Сергеем, — выпалил он без единой паузы, на одном дыхании.
— Антон.
— Добро. Ну вот и все. Подожди, сейчас еще и руки освобожу. — Сергей резвым кузнечиком перепорхнул к Антону за спину.
Валерьяныч, отошедший было в сторону, снова подрулил к ним вплотную, посмотрел под ноги, нагнулся и поднял что-то с земли. Он поднес полураскрытую ладонь с тесно сомкнутыми толстенными пальцами к своему угреватому мясистому носу, на секунду заглянул в нее, прищурился и тут же заявил:
— Погоди-ка, Серега. Брось пока всю эту херотень. Иди-ка сюда. Ну, шустрей. Глянь, говорю.
Очкарик вскочил с земли, приблизился к напарнику, осторожно принял от него какой-то мелкий предмет, поглядел на него и удивленно вскрикнул:
— Ничего себе!
Антон увидел, что Сергей вертит в руке его талисман, попытался трепыхнуться, но ничего путного из этой затеи не вышло. Руки все еще были крепко стянуты за спиной.
— Да это же абзац полный, Валерьяныч! — захлебываясь от восторга, лепетал очкарик. — Точно такая же штуковина, как с Новогордеевки [74]! Да, прямо один в один! Вот тут, видишь, такая же печатка на затылке! Только там стеатит [75], а здесь что-то другое. Какая-то иная кварцевая основа. Чуешь, он даже теплый на ощупь? Ну и байда! Офонареть можно! Да ты представляешь себе, на сколько этот раритет потянет? Хоть примерно? В каких порядках?!
— Да, думаю, нехило, — почти нейтральным тоном, без особых эмоций ответил старший, поднял глаза на Антона и так же бесстрастно усовестил его: — А говоришь, что ничего не делили! Слово за слово, да? Зря ты так, ей-богу. Не люблю я этого.
Он забрал амулет у очкарика, завернул его в скомканную грязную тряпицу, когда-то, наверное, бывшую носовым платком. Потом Валерьяныч сунул вещичку во внутренний карман фуфайки и застегнул его клапан на пуговицу.
Антон промолчал и отвернулся. Да и что тут скажешь? Рассказывать, каким образом этот амулет ему достался, бесполезно. Все равно ведь не поверят. Да и вообще откровенничать ни с кем и ни в коей мере ему больше не хотелось. Зарекся накрепко. И так уже это боком вылезло.
Сергей освободил Антона от веревки. Тот откинулся на спину, крепко зажмурился и плотно стиснул зубы. Голова закружилась от резкого прилива крови, а в одеревеневшие конечности тут же въелась, вгрызлась такая невыносимая боль, как будто их не бечевой, а колючей проволокой обмотали.
Валерьяныч подождал с минуту, давая ему возможность немного прийти в себя. Потом он уцепил Антона за воротник штормовки, легко поднял одной ручищей и слегка потряс, прямо как морковку, выдернутую из грядки. Здоровяк вывернул все его карманы и тут же снова привязал бедолагу к дубку, но теперь уже в стоячем положении, немудряще набросав тугих веревочных петель от горла до лодыжек. Потом он подтянул к себе рюкзак и принялся тщательно изучать его содержимое.
В это время Сергей освободил от пут Ингтонку и положил его на траву.
Он начал поправлять повязку, сползшую набекрень, но вымазался в крови, брезгливо отдернул руку и проговорил:
— А с этим-то что? Ты видел, он без уха? Опупеть можно!
— Ты его обшмонал?
— Да. Больше ничего стоящего.
— Совсем пустой?
— Ага.
— Ну и пускай пока поваляется. С ним, я думаю, никакой замутени у нас не возникнет. И так уже, считай, ноги протягивает.
— Вы бы помогли ему, а? — попросил Антон.
— А чем мы ему поможем? — с ноткой сожаления в голосе пропищал очкарик.
— Да хотя бы повязку поменяли. У нас в рюкзаке есть бинт и зеленка.
— Хорошо. — Серега кивнул и вопросительно уставился на старшего.
Получив его молчаливое согласие, он бросился было фельдшерить, присел рядом с Ингтонкой, лежащим на земле, но так и застыл в нерешительности, сжимая в руке упаковку с бинтом. Очкарик не знал, с какой стороны подступиться к делу.
— Отойди-ка, — не выдержал Валерьяныч и отстранил его. — Не маячь тут попусту. Лучше сходи к лодке, принеси фляжку со спиртом. Подожди. Наберешь еще воды в кружку. Разбавить надо.
Антон с искренней благодарностью посмотрел на здоровяка, но ответного взгляда не дождался. Валерьяныч и глазом не повел, словно совсем забыл на время о его присутствии.
Перевязку он сделал просто мастерски. Похоже было, что это для него не в новинку. Уж слишком уверенными выглядели все манипуляции Валерьяныча.
Он отмочил присохшую тряпку, обработал рану разведенным спиртом, густо обмазал по краям зеленкой. Потом здоровяк сорвал листок подорожника, продезинфицировал его, придавил тампоном, свернутым из кусочка бинта, и примотал к голове Ингтонки так плотно, что ни единой щелочки не осталось. Валерьяныч приподнял голову раненого, сдавил пальцами скулы, чтобы расцепились его плотно сведенные челюсти. Он влил ему в рот остатки разведенного спирта, подождал, когда Ингтонка зашевелится и замычит, и бережно вытащил свою мозолистую лапу из-под его затылка.
Поразило Антона и то, с какой точностью и нежностью, удивительной для его громадных грабок, он все проделал. Уже за одно это можно было проникнуться к нему немалым уважением. Антона так и подмывало поверить в то, что за угрюмой, грубой внешностью кроется гораздо более тонкая, чем можно было первоначально предположить, чувствительная натура.
Валерьяныч уселся у разведенного костерка и с явным намеком на то, что после перевязки раненого он вправе рассчитывать на большую доверительность с его стороны, спросил Антона:
— Ты, как я соображаю, колоться все равно не будешь, или как?
— Да, странные мужички, — не дожидаясь ответа на вопрос, заданный старшим, вставил свои пять копеек Серега. — На копателей вроде бы не катят. У них даже лопат нет, не говоря уже о толковом металлоискателе. Может, те субъекты, которые их здесь отметелили, всю оснастку с собой забрали? А зачем они их привязали, интересно?
— Да как это зачем? — Валерьяныч усмехнулся одними уголками губ, сидя у разведенного костерка и сосредоточенно обстругивая ореховую веточку, срезанную с куста. — Нужны еще, наверное, кому-то. Я так прикидываю.
— Это нэцке я в пещере нашел, — промямлил Антон, все-таки рискнув навести мосты с потенциальными спасителями, и подумал:
«Может, еще удастся склонить их к тому, чтобы они нас отпустили до того, как садисты с кордона сюда прикатят?»
— В какой пещере? — Очкарик тут же загорелся, глаза его заблестели, заметались, заморгали как очумелые мушки. — У вас там, в пещерке этой, наверное, поле чудес, не иначе, если такие ломовые артефакты под ногами валяются! Их что, даже не копая, по-простому взять можно?
— Я не знаю, что ты имеешь в виду, но только ничего больше там не видел. Одни стены голые. А талисман этот возле старой заброшенной кумирни валялся. Уже пылью в палец толщиной оброс, — с легким выкрутасом объяснил Антон. — Вот я и наткнулся на него, когда оттуда уходили. Но только это давно было. Года три назад. И далеко отсюда. В Приморье.
— А где в Приморье? — быстро спросил Серега.
— Километров за двадцать от устья Малиновки, в Дальнереченском районе.
— Жаль. Далековато. — Очкарик разом скис. — Ты как думаешь, Валерьяныч, он нам правду говорит или в уши втирает?
— Да хрен с ними обоими, — неожиданно изрек старший, поднялся на ноги, подошел к Антону, достал раскладуху и разрезал бечеву, связывающую его. — Как ты, конечно, понимаешь, паря, никто вас никуда везти не собирается.
— Слышь, Валерьяныч!.. — Антон решился попытаться еще раз поймать удачу за хвост. — Ты уж начал за здравие, так не кончай за упокой. Сделай еще одно доброе дело, а? Хотя бы на другой берег нас с Игорьком перевези. Нам по той стороне идти гораздо легче будет. Меньше хлама всякого у берега навалено. А купаться в ледяной водице с раненым мне, старик, что-то совсем не улыбается.
