Джон Локк - Смертельный эксперимент
– Ах да, ну конечно, – согласилась Элисон.
Пока Огастес изучал кисть одного из «берни», Элисон задала мне вопрос:
– А почему мистер Куинн должен что-то знать об этих людях?
– Они бывшие заключенные.
– Ну и что?
– У них есть тюремные татуировки.
Глава 32
Мои знания о тюремных татуировках довольно ограничены. Вот что я о них знаю.
Они почти всегда синего или черного цвета – эти два легче всего получить. Тюремный татуировщик делает иглу из любого подручного куска металла – булавки, скрепки, гвоздя, кусочка крючка вешалки или кусочка гитарной струны. В качестве краски обычно используются простые чернила или паста из шариковой ручки, хотя это может быть и расплавленная пластмасса. Обычно мастер помещает заточенный кусочек металла в пластмассовый держатель, как грифель в шариковую ручку, а потом подсоединяет все это к маленькому моторчику, который позволяет игле двигаться вверх-вниз. После того как все это заработало, может произойти сотня несчастий, начиная с орфографических ошибок и кончая заражением СПИДом.
У лежащих перед нами «берни» на внешней стороне кисти были буквы Т и С.
– Что значат эти Т и С? – спросил я.
– «Техасский синдикат».
– Ты о нем что-нибудь знаешь?
– Одна из самых старых тюремных банд в Техасе.
– Махровые бандиты?
– Именно.
Кроме такой классики, как татуированные под глазами слезы, я ничего не понимал в этой символике. Куинн, напротив, был в этом деле профессионалом.
– Что там еще можно понять? – спросил я.
Огастес разорвал их рубашки и принялся за изучение рисунков, как индейский вождь принимается за изучение следов.
– Видишь эти тонкие линии и цветовые переходы в изображениях женщин? Говорит о том, что татуировщик был настоящим экспертом. В тюремном мире никто не пользуется большим авторитетом, чем опытный специалист по татуировкам.
– Ну и что? – вопросил я. – А о чем это все нам говорит?
– Татуировки – это первый уровень общения между заключенными. Они говорят о том, с какой бандой человек связан, какое положение он занимает в тюрьме, скольких человек он убил, из какого он города или страны, каково его семейное положение и сколько у него детей. Они также могут рассказать об основных событиях в его жизни и его религиозных и политических взглядах.
– Спасибо за лекцию, – сказал я. – А что значат все эти цифры?
– Прежде всего, что они местные. Тот, что слева, считает, что убил трех человек, тот, что справа, – двух. Я в это верю.
– А почему?
– В татуировках обычно не врут. Слишком многие захотят тебя за это убить.
– Что значит номер тринадцать?
– То, что они курят марихуану.
– И это ты знаешь, потому что…
– Номер тринадцать обозначает букву М, тринадцатую букву алфавита. А вот у этого восьмерка, видишь? Это значит, что употреблял или употребляет героин. А иногда ты можешь увидеть номер восемьдесят восемь, что значит «хайль Гитлер».
– А почему они хотят, чтобы окружающие знали, что они принимают наркотики? – вмешалась Элисон.
– Чтобы продавцы видели, что они потенциальные покупатели, – ответил Куинн.
– А что это за номера на их плечах? – задала еще один вопрос Элисон, сильно заинтересовавшись.
– А это их личные идентификационные номера.
– То есть по ним мы можем выяснить, кто они такие?
– Вот именно, – улыбнулся Куинн.
Я позвонил Дарвину и продиктовал ему эти номера. После того как разговор закончился, я объяснил:
– Сейчас шеф выяснит, есть ли какая-нибудь связь между «берни» и террористами.
– И если она есть… – произнесла Элисон.
– Никакой связи не будет. Ты подкатилась к Гектору с предложением ограбить кого-то из жильцов. Афайя подкатился к тебе с просьбой устроить его родственника водителем автобуса. Мой босс сначала думал, что Афайя имеет с тобой какие-то дела и здесь, в Далласе, и в других городах, в которых ты работаешь.
– Он спрашивал меня о других городах, где я бываю по работе, но ничего не говорил об устройстве других его родственников на место водителя автобуса.
– Пари держу, что это не за горами.
– И что же ты будешь теперь делать? Убьешь Афайю?
– Сначала должен позвонить Дарвин. Не исключаю, что он захочет, чтобы ты продолжала работать как ни в чем не бывало, а он разместит в твоей компании нескольких человек, чтобы они вели постоянное наблюдение за происходящим.
– А я должна буду проследить, чтобы все люди Афайи получили эту работу?
– Опять-таки все зависит от этого телефонного звонка Дарвина. Хотя я думаю, что он попросит тебя установить более тесную связь с Афайей и позволит этому террористу уговорить тебя разместить его людей в большинстве филиалов твоей компании.
– А что, если я откажусь?
Мы с Куинном переглянулись.
– На данном этапе такое уже невозможно, – ответил Огастес.
Элисон сложила руки на груди.
– Я не собираюсь спать с террористом, – сказала она с возмущением.
– Если надо будет, переспишь, – сказал я, – да и еще и обслужишь его по высшему разряду.
– После того как вы, ребята, уберетесь отсюда, вы уже ничего не сможете заставить меня сделать. Я получу новые документы и спрячусь далеко-далеко.
– Элисон, ты влипла во все это по самую макушку. Ты поможешь нам уничтожить самую большую террористическую ячейку в Америке и сделаешь это из самых благих побуждений.
– Из чувства патриотизма или чувства долга? – поинтересовалась она.
– Из-за этого и за двести тысяч долларов, не облагаемых налогом.
– И ты готов под этим подписаться? – спросила женщина.
– Мы никогда ничего не подписываем. Но деньги мы поместим в ячейку, ключ от которой передадим тебе.
– А почему я не смогу взять деньги до того, как вы перебьете террористов?
– Потому что название банка ты не узнаешь до окончания операции.
– И что, я должна во все это поверить?
– Если хочешь, мы можем просто убить тебя, – предложил Куинн.
– Вы просто прелесть, – ответила Элисон.
Огастес поклонился.
– Но у нас есть более насущная проблема, – заметил я. – «Техасский синдикат». Когда они узнают, что здесь случилось, то захотят сделать из тебя хороший пример для всех других.
– Но я же ни в чем не виновата. – Лицо Элисон напряглось. – Это ведь Гектор вышел на них.
– Они посмотрят на это немножко по-другому, особенно принимая во внимание то, что Гектор умер.
– Я не могу здесь больше оставаться. – Было видно, что на нее накатывает волна паники.
Какое-то время все молчали. Мы с Куинном анализировали создавшуюся ситуацию, а Элисон ждала, когда мы скажем ей нечто ободряющее.
– Когда Дарвин перезвонит с именами «берни», – сказал наконец я, – то я попрошу его выяснить, кто сейчас возглавляет «Синдикат». После этого встречусь с этим человеком и узнаю, что я смогу для тебя сделать.
За время нашего знакомства я слышал разные интонации в голосе Элисон, но то, как она заговорила со мной сейчас, показало, что она наконец-то поняла, в какой опасности оказалась.
– Если ты сохранишь мне жизнь и заплатишь двести штук, я сделаю все, что надо. – На секунду она задумалась над тем, что только что сказала, а потом выпятила подбородок и еще раз кивнула головой: – Обязательно. Все, что ты скажешь.
– Ну вот и умница, – сказал я.
– Но если мы будем работать вместе, – поджала губы Элисон, – я же могу больше не называть тебя Космо, а?
– Я думаю, что это будет его новым прозвищем, – засмеялся Куинн.
Нахмурившись, я представился:
– Меня зовут Донован Крид.
– Космо Берлап нравилось мне больше, – сказала женщина.
– Не сомневаюсь.
Глава 33
Карцер тюрьмы особо строгого режима в Лофтоне, штат Техас, был построен четыре года назад, сразу после тюремных волнений, которые закончились смертью четырех надсмотрщиков и двенадцати заключенных. В карцере находилось 320 зэков, помещенных за шестью уровнями охраны. Самые злостные нарушители находились в одиночных камерах в течение двадцати трех часов в сутки. Камеры были бетонными, со стальными дверями и решетками. Вся камерная мебель, включая кровать, стол и стул, была отлита из высокопрочного бетона. В потолке каждой камеры было проделано окно, размером четыре дюйма на четыре фута[56], через которое заключенные могли видеть только небо, и ничего больше. Сделано это было специально: без каких-либо ориентиров преступники не могли определить, в какой части тюремного здания они находятся. В тот единственный час, который они проводили вне камеры, у них была возможность физически размяться на тюремном дворе, больше напоминающем бетонный колодец, в полном одиночестве. Раз в месяц им разрешалось встретиться с семьей и с адвокатом. Мой визит был исключением, которым я был обязан связям Дарвина.
Рой «Волчара» Вильямс совсем недавно получил максимальный, шестой, уровень охраны за попытку убить надсмотрщика. Теперь, когда Роя выдернули из тюремного круга общения, я был уверен, что какой-то новый ублюдок займет его место во главе «Техасского синдиката». Но пока этого не произошло, Волчара Вильямс был именно тем, кто был мне нужен.
