Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам
— Чикуров, прошу вас, зайдите. — Тон, каким говорил Эдуард Алексеевич, ничего хорошего не предвещал.
— Я заходил, — ответил я, удивлённый. — И только что звонил…
— Я в кабинете Ивана Васильевича, — сухо сказал мой начальник и положил трубку.
Я спустился в приёмную зампрокурора. Эдуард Алексеевич сидел на месте Ивана Васильевича. Поздоровался он со мной сдержанно, И опять на «вы».
— Что, опять для телевидения будут снимать? — спросил я. Мне было непонятно, почему Эдуард Алексеевич не в своём кабинете.
— Нет, — сказал он. — Временно исполняю обязанности Ивана Васильевича.
— А он? — вырвалось у меня.
— Ты что, с луны свалился?
— А что?
— Он же ушёл на пенсию…
Передо мной возникла авоська с бутылками кефира, картины Екатерины Павловны, моё обстоятельное сообщение…
— Не может быть!
— Ушёл на заслуженный отдых. Что тут невероятного?
— Ничего, конечно, — пробормотал я и рассмеялся. — А я только что отбарабанил ему целый доклад.
— Где?
— Дома.
Эдуард Алексеевич хмыкнул. Пожал плечами:
— Не знал, значит?
— Нет.
— Ну ладно, бывает. Для меня его уход тоже был неожиданным. Хотя на пенсию он давно имел право. Ранение на войне…
И мне опять пришлось почти слово в слово повторить Эдуарду Алексеевичу то, что я докладывал бывшему начальнику.
Он сделал несколько замечаний. Смущало меня то, что Эдуард Алексеевич обращался ко мне то на «вы», то на «ты». Чему это приписать — его назначению или тому, что у него, как это делал Иван Васильевич, припасён для меня «сюрприз»?
Эдуард Алексеевич достал из сейфа папку:
— Вам надо вернуться к саратовскому делу. Коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР рассмотрела его по кассационной жалобе и вернула на доследованиеПравда, прокурор отдела дал своё заключение, просил оставить приговор в силе. Подготовьте с ним заключение, если надо, проект протеста в порядке надзора.
Это было дело о взяточничестве.
Подсудимая, мамаша одного из абитуриентов, сделала «подарок» преподавателю, принимавшему вступительные экзамены. «Подарок» в виде дорогого японского магнитофона. Областной суд приговорил взяточника (выяснилось несколько случаев подношений) и взяткодателя к срокам.
Но на суде сын незадачливой родительницы пытался взять всю вину на себя. Он проходил по делу как свидетель. Мать показывала, что её чадо непричастно, хотя транзисторный магнитофон отнесло в дом преподавателя это самое чадо.
Скажу откровенно, с самого начала я чувствовал: парень догадывался, что это за подарок. Мне было жаль юнца. Кто знает, как повлияла бы судимость на его дальнейшую жизнь. Вот и получалось: мать, как волчица, оберегающая своё дитя, дралась на суде за судьбу сына.
А сын выгораживал мать…
Покончив с этим вопросом, Эдуард Алексеевич сделал длительную паузу и достал из сейфа бумагу. Протянул мне:
— Прошу ознакомиться.
Я взял листок, чувствуя, что это и есть тот самый «сюрприз», который он в подражание Ивану Васильевичу приготовил «на закуску». Из-за чего такой тон и приём.
«Уважаемая редакция! К вам обращается персональный пенсионер, человек, проработавший в юстиции более сорока лет и, естественно, знающий законы. Дело, о котором я пишу, подлежит теперь скорее юрисдикции общественности, а не органов правосудия. Поэтому я вынужден апеллировать к вам, ибо ваша газета поднимает на своих страницах важные вопросы советской морали и совести.
Взяться за перд меня заставило горе сына, моё личное горе. Мой сын, Валерий Залесский, потерял любимого человека, самого любимого, каким может быть только жена. Что её толкнуло на роковой шаг — тайна, которую она унесла с собой. Но я пишу не об этом. В данном случае меня удивляет позиция органов, которые по своему положению занимаются ведением следствия. Ещё раз хочу заверить: не зная законов, я не стал бы обращаться ни к вам, ни куда бы то ни было ещё. Имея на руках неопровержимые факты, раскрывающие обстоятельства гибели моей невестки, следователь Чикуров и инспектор Ищенко до сих пор травмируют мужа покойной вызовами в прокуратуру, его самого, родных, знакомых дачей показаний и тому подобными действиями. Вы можете себе представить состояние человека в том положении, в котором оказался он. Как ни велики его страдания, у него на руках остался пятилетний ребёнок. Мой сын должен найти себя, во имя ребёнка, во имя его и своего будущего. В результате постоянного напоминания о трагедии, которую перенёс мой сын, он вот уже который месяц находится в душевном упадке, не может спокойно жить, не может работать. Не знаю, чем руководствуются следственные органы, продолжая муссировать ясное дело, но прежде всего, мне кажется, надо думать о живых людях. Я далёк от мысли поставить под сомнение компетентность следователя, ведущего расследование самоубийства моей невестки, но как человек и юрист удивлён некоторыми аспектами его поведения. Будучи лицом, которое обязано крайне щепетильно вести себя в период следствия и тем более в служебной командировке, он вызывает к себе свою сожительницу…»
У меня свело скулы и непроизвольно сжались зубы.
Я бросил взгляд на Эдуарда Алексеевича. Он, казалось, был целиком погружён в чтение бумаг.
Строки запрыгали перед глазами. Я с трудом улавливал мысль. Отец Залесского прозрачно намекал, что Ильин проявил внимание к Наде неспроста и что после этого я не могу объективно вести расследование.
Заканчивалось это пространное письмо подписью: «Персональный пенсионер, бывший член президиума областной коллегии адвокатов Г. С. Залесский».
Уже тогда, в Крылатом, когда Златовратский, корреспондент газеты, сказал, что автор прекрасно знает законы, я догадался, что это отец Валерия. И попытался представить, по каким путям шли сведения.
Сообщил в Одессу о приезде в Крылатое Нади и этой злополучной поездке в осеннюю непогоду, когда снесло мост, скорее всего Коломойцев. На допросе он сказал, что переписывается с Валерием.
Но зачем Залесскому-отцу понадобилось строчить жалобу на меня? Ведь он меня не знает, никогда и в глаза не видел.
Я вспомнил фразу Серафимы Карловны о том, как старики Залесские оберегали сына от «неравного» брака. Неужели адвокат-пенсионер хочет добиться прекращения дела подобным образом — очернить следователя? Не умно. Во всяком случае — не этично. Впрочем, судя по всему, родители Залесского мало думают о средствах, когда дело касается их единственного наследника…
Эдуард Алексеевич откинулся на спинку стула. И вопросительно посмотрел на меня. Я положил письмо перед ним на стол.
— Что вы скажете? — спросил он.
— На всех не угодишь, — стараясь быть спокойным, ответил я.
— Ну, насчёт того, следует или не следует вести расследование, мы как-нибудь обойдёмся без советчиков, — солидно сказал Эдуард Алексеевич, сделав упор на слове «мы». — А вот история с вашей знакомой… Действительно имела место?
— Во-первых, никакой истории не было. — Я выпалил это тоном выше, чем надо. Он недовольно поднял брови. — Она находилась в командировке на Алтае и заехала в Крылатое, кстати даже не зная, что меня там нет.
— Кто она?
— Жена, — сорвалась у меня невольная ложь, А с другой стороны, почему не жена? Близкий, любимый человек, по-настоящему любящий и болеющий за меня.
Эдуард Алексеевич пожал плечами:
— Жена… Жена. Это, конечно, меняет дело. — Он повертел в руках письмо Залесского, что-то соображая. — Выходит, женился? Надо было сразу так и сказать… Давно?
— Собственно, мы ещё не расписались… — Я почувствовал, что почва ускользает из-под моих ног. — Ей надо ещё развестись с мужем, с которым она фактически не живёт уже несколько лет. Ребёнок, сложности…
— Чикуров, Чикуров, — произнёс он со вздохом. — Мы же не дети. И если нас будут проверять, то ведь первонаперво обратятся к документам. И уж кому-кому, а нам следует свою жизнь и отношения оформлять, как полагается.
— Мы действительно не дети, — мрачно сказал я. — У взрослых встречаются обстоятельства, которые не разрубишь сразу, одним махом. А волшебные палочки существуют только в детских сказках…
— Я тебя понимаю, — кивнул Эдуард Алексеевич. Слава богу. Честное слово, поведи он себя дальше как бесчувственный чинуша, я не сдержался бы.
— И ещё. Что ты там не поделил с Кукуевым? Звоню в Барнаул, он, понимаешь, намекает, что ты, мол, воду в ступе толчёшь. Опять же твоя… — он сделал паузу, подбирая выражение, — Ну, словом, жена, в прокуратуру к ним заходила, интересовалась, где тебя найти… Видишь, как люди судят.
— Ну и черт с ними. На всех оглядываться…
— Ладно, будет. Не ерепенься. — Эдуард Алексеевич решительно поднялся, прошёлся от своего кресла до окна и обратно. Сел. — Сделаем так. Пока будет произведена эксгумация трупа и придёт заключение судмедэкспертизы, занимайтесь саратовским делом. В редакцию пошлём ответ. А объяснение напиши. По поводу твоей знакомой. Так надо.
