Фридрих Незнанский - Москва-Сити
– Я-то? – наконец несколько туповато отозвался он на мой вопрос. – Я здешний дворник.
Я кивнул, довольный уже тем, что его слова вполне совпали с моими о нем представлениями.
– И вас зовут?… – спросил я.
– Зачем это? – угрюмо спросил он, но, подчиняясь той же логике, которая заставила его поверить красной книжечке, все же назвался: – Зовут меня Иван Петрович Сидякин. – Но все же необходимость подчиняться давила на него; не нравился я Сидякину, потому что он тут же спросил: – А вы все же кто? Кто вы? Я не очень хорошо разобрал…
– Вы и не могли разобрать, – усмехнулся я, – поскольку не стремились заглянуть в мое удостоверение. Впрочем, никто вас за это и не винит, верно?
– Ну это как сказать, – неопределенно протянул он. – Тут, видите ли, кругом охраняемые объекты, так что ответственность у нас тут повышенная. – Он подумал и добавил: – Как на границе.
Явно оправившись от испуга, он, кажется, набивал себе цену. Я засмеялся:
– Будто уж и на границе!
Однако он даже и не подумал поддержать улыбку, и тут только я подумал, что ведь у него в кармане вполне может оказаться не газовая пукалка, а настоящий пистолет – особенно если этот сантехник по совместительству еще и спецохранник. Тянуть эту игру больше не было никакого смысла, и я представился еще раз, на сей раз сунув ему свое развернутое удостоверение под самый нос.
– «Турецкий Александр Борисович. Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России», – прочитал он и уважительно кивнул, давая мне понять, что я могу убирать удостоверение. И сказал, как вполне нормальный человек: – Слушаю вас. Что у вас за вопрос?
Ишь ты, как грамотно! Да, непрост здешний дворник, совсем непрост.
– Вам не холодно? – на всякий случай спросил я его. – Может, мы с вами зайдем в какое-нибудь служебное помещение? Я бы хотел задать вам несколько вопросов…
Иван Петрович как-то неопределенно скривился, – видимо, такая перспектива не очень его устраивала.
– Если вы насчет той стрельбы 19 января, – догадался он, – так я уже все, что знал, рассказал вашим. Я даже запомнил кому: меня допрашивал следователь Якимцев из горпрокуратуры. Так что вряд ли я что новое добавлю…
Я вспомнил: в изученных мною материалах дела имеется протокол допроса свидетеля. Его действительно допрашивал следователь Якимцев. Но вспомнил я также, что Ивана Петровича, увы, расспрашивали лишь о том, что он видел в тот день на улице. А об этих вот так заинтересовавших меня воротах его не спрашивал никто. И я настоял:
– Все же давайте пройдем куда-нибудь под крышу. А то вон вы уже синеете. Я много времени у вас не отниму… Кстати, что это за организация у вас за воротами? С кем вы соседствуете?
– А хрен ее знает! – Иван Петрович как-то слишком уж равнодушно махнул рукой. – Строители какие-то, что ли… блатные…
– Что значит – блатные?
– Да они как-то все больше с иностранцами работают… Вон там, в Балтийском тупике, дом строят, видели? Заказчик – администрация президента. И я, например, нисколько не удивлюсь, если окажется, что они там – в генподрядчиках. Кольцевую дорогу строили, сейчас вот Третье кольцо… Ну не все, конечно, туннель только… Слышали, под Лефортовом туннель будет? Одним словом, пенки ребята снимают. Кто-то сильно им ворожит – одни говорят: мэр, другие: мол, не мэр, а какой-то вице-премьер московского правительства… Так, что ли, они теперь называются…
– И что же, вы даже не знаете их названия? Воротами-то вашими они, поди, тоже время от времени пользуются или нет?
– Ну когда и пользуются, – неохотно сознался, чуть подумав, Сидякин. – Но вообще-то не положено… Справа режимный объект, слева режимный объект, посольство то есть, вот я и стараюсь с ними, с жуликами, дела не иметь. Главное – такие бабки гребут, нет бы когда подкинуть. Где там, удавятся за копейку! Хотел бабу свою к ним дворничихой воткнуть, так знаете они мне что сказали? У нас, говорят, меньше пяти сотен баксов никто не получает. Так что человек должен быть проверенный и надежный. А какая ж она, мол, будет надежная, твоя баба, если тебе сразу все растреплет, как там у нас и что?… Во суки, а, гражданин следователь? Жулье – оно и есть жулье! Тайны у них!
– Ну зачем же так сразу – жулье! – не согласился я, входя следом за ним в одну из металлических дверей, открывшихся после того, как Иван Петрович потыкал в кнопки замка большим заскорузлым пальцем. Из двери навстречу нам пахнуло густым, влажным теплом, – судя по всему, где-то тут, вероятно, в подвале, была бойлерная – обычная резиденция такой вот коммунальной прислуги за все вроде Ивана Петровича…
– А конечно, жулье, – убежденно сказал он. – Раз бизнес, – значит, ворье по определению. Ну посудите сами: какой он честный ни будь, а все равно капиталы его с чего? С того, что он своих работников обирает. Вы прикиньте, если у него сто человек и каждому он недодаст хоть копейку – вот у него уже и рубль на кармане, верно? А если по сто рублей недоплатить? А? То-то и оно!
Нормальный ход! Передо мной был обычный российский домашний философ – такие, как правило, получаются из пивших горькую, а потом каким-то разом завязавших мужиков: стрезва-то очень непривычно осознавать, что у тебя есть мозги и они все время хотят какой-то пищи. Это был люмпен, стихийный враг капитализма и стихийный же последователь К. Маркса, что и вовсе не удивительно для страны, столько лет исповедовавшей его учение. Ну что ж, слава богу, что пока дальше болтовни эти философы вот уже несколько лет не заходят… А болтать – почему ж не болтать, в демократической стране живем как-никак. Я прислушался к тому, что он бубнит себе под нос, отпирая еще одну железную дверь.
– Добро бы просто жулье! Так они же еще и с этим главным вором, с мэром нашим, снюхались! Нет, вот ты скажи… – Он мне уже тыкал по-свойски, впрочем, я не был даже уверен, что эта речь обращена ко мне: он просто изливал душу, как делал бы это, хватанув стакан-другой. Меня осенило: этот вот разговорный рефлекс – это все, что осталось у него от пьянства, такое вот изменение в организме, вместо стакана – выступление. – Нет, вот ты скажи, – продолжал он. – Вот они строят и бахвалятся: столько-то метров жилья построили, столько-то других объектов, торговый центр на Манежной, Гостиный Двор, теперь вот Третье это кольцо… Да там одного бетона – до Луны хватит. А откуда деньги, а? Слышал небось, стали ваши, ну следователи, Кольцевую проверять – где в основании щебенки меньше положенного засыпали, где дорога уже, чем надо по проекту. Эти жулики говорят: «Всего-то на десять сантиметров уже, это допустимо по техусловиям!» Кой хрен допустимо! Да ведь если там каждый километр дороги миллионы долларов стоит – это сколько ж на этих десяти сантиметрах набежит? Я сам в «Аргументах и фактах» читал! Ну и как же они после этого не жулики? Квартиры эти строят, строят, а кто их получает? Я лично не знаю. Может, вы? А только мне кажется, что и вам не по карману, раз вы служите. А про меня и речи нету: мне с женой надо лет сто работать, чтобы ее купить, да притом не пить и не есть. Ну и кто их покупает? А те же жулики, которые нас обсчитывают, обвешивают, обманывают на всем. А эти все бахвалятся! И мэр этот, и его пристебаи. Что вы так смотрите? Думаете, если я простой работяга, то ничего не вижу, что ли?
Не знаю, что уж его не устроило в моем взгляде… Может, сомнение в том, что и мэра надо записывать в жулики? Должен сказать, мэра нашего я уважал. Голосовал за него, как почти весь город. Он был наш, московский, он заботился о Москве так, как о ней не заботился до того ни Сталин, ни Хрущев, ни Ельцин. Про Гришина или Промыслова я вообще не говорю – пешки, функционеры… Но, честно говоря, вопросы, похожие на те, что задавал сейчас речистый Иван Петрович, нет-нет да и возникали в моей собственной голове. Уж мне ли, следователю с университетским образованием и немалым стажем работы, было не знать, что всякая мафия, во всем мире, поднимается изначально либо на алкоголе, как, например, в Штатах, либо на строительстве, как, например, в Италии. Или на том и на другом разом, да еще на самом примитивном рэкете – как у нас… Впрочем, так можно было зайти в рассуждениях слишком далеко от цели моего визита. А ведь у меня были вполне конкретные вопросы к угомонившемуся все же Ивану Петровичу, который наконец-таки завел меня в свой, видать, излюбленный уголок: здесь, под переплетением труб с огромными вентилями и огромными же манометрами, стоял топчан, какой-то жидкий, обшарпанный столик и два таких же стула с сильно обтершейся обивкой. Вот такая вот получилась у нас с ним уютная комната для интимной беседы – язык не поворачивался назвать наш разговор, как положено, допросом свидетеля…
Я посмотрел на Ивана Петровича – он ждал моих вопросов, и весь вид его теперь, когда он отогрелся, выражал желание честно помочь следствию.
– Ну что ж, – сказал я, – если вы готовы, давайте начнем.
