Евгения Михайлова - Сломанные крылья
– О сумасшедшем доме можешь только мечтать, – неторопливо ответил Слава. – Ты о смерти будешь мечтать, если не скажешь, где ее внук. Я мирный человек, но тебя бы сейчас с удовольствием по стенке размазал перед этой женщиной. Это мать Оли.
– Рад знакомству, – пробормотал Виктор. – У вас красивая дочь, доставила мне приятные минуты.
Мария застонала, а Сергей сделал одно незаметное движение рукой, после которого подозреваемый и опознанный чуть не упал на колени, но сумел устоять. Выражение его лица не изменилось. Он утратил страх.
* * *– А что это вы так переполошились? – Зина смотрела на Ирину наглыми черными глазами. – Ну, приехал к вам погостить грудной ребенок. Дальняя родня. Так не в гостинице же ему останавливаться.
– О переполохе речь не идет, – ровно ответила Ирина. – Хотелось бы знать, по какому праву вы посылаете каких-то людей заглядывать в окна частного дома?
– От любви. Нельзя? С мужем вашим сплю и по нему скучаю.
– По закону нельзя.
– Спать с вашим мужем?
– Посылать людей в чужой дом.
– В милицию, что ли, заявите?
– Не исключено. Вообще-то тебе лучше сказать, были какие-то люди или ты сама просто свой острый нос сунула. А то ведь я могу обнаружить, что нас ограбили.
– А, пугать пришла.
– Да кого тут пугать! Просто не верю, что у такой непутевой девицы есть подельники. Резюме я твое смотрела. В Москве недавно. С одной фирмы попросили через несколько месяцев, сюда устроилась. Толя пожалел.
– Ха-ха! – театрально произнесла Зина. – От такой жалости у меня ребенок мог появиться, а он вдруг у тебя взялся непонятно откуда.
Ирина холодно посмотрела на Зину и подумала: ей все равно, что случится с этой дрянью, если… Она не стала додумывать. Ясно, что в этом 44-м размере злобы не меньше, чем в целой банде мстительниц. И все же нужно попытаться выжать какую-то информацию. Как-то надавить на эту злобу, на эту наглость.
– Мой муж – слабый человек, – небрежно сказала Ирина. – Но неужели практически во время флирта, так сказать, с моим мужем на тебя нашлись еще любители? Никогда не поверю. Такие, как ты, вдоль шоссе продаются, как селедки из бочки. Максимум, что ты можешь словить, – это шпану нанять на те деньги, которые Анатолий платит. Я случайно не угадала?
– Ты совершенно не случайно мимо пролетела. Потому что для тебя твой Анатолий – потолок. А я таких бизнесменов недоделанных в ближайшем продуктовом вижу пачками. В очереди за картошкой стоят. В меня, может, настоящий олигарх влюбился. Я у него теперь ночую. Он для меня сделает, что попрошу.
– И что же ты попросишь?
– Жизнь вам испортить. Разобраться, кто вам в пеленки какает.
Зину уже не столько интересовал ребенок – в принципе, она вполне допускала, что его действительно оставила какая-то родственница, – сколько то, что она, кажется, попала в точку. Жену Анатолия явно клинит из-за этого младенца. Она, конечно, из себя никогда не выйдет, но примчалась же сюда допрашивать ее? Это что-то значит.
– Олигарх, говоришь? Бывает. То-то ты вся светишься от счастья и благополучия.
Ирина насмешливо улыбнулась и вышла из приемной. На улице она прерывисто вздохнула и нахмурилась. Затем села в свою машину, но никуда не поехала. Просто отъехала подальше, чтоб машину не было видно тем, кто выходит из офиса.
Глава 24
Надя и Никита приехали домой, молча прошли в спальню и синхронно, как автоматы, сели рядом на большой мягкий диван. Перед Надиными глазами, как портрет, стояло Олино удивленное, растерянное лицо. Бледное, печальное и такое прелестное. Живое.
Было такое безмятежное время, когда Надя боролась с этим лицом в деревянной рамке, в памяти и сердце Никиты. А теперь вот так все повернулось. Она просто есть. Еще ничего рокового не произошло, но с этим фактом уже невозможно жить. Или возможно? Надя не знала, есть ли у нее надежда. А Никита молчал.
– Дорогой, – повернулась она к нему. – Я хотела бы знать, между нами что-то изменилось?
– Понимаешь, – мягко сказал Никита, – все, конечно, выглядит сейчас двусмысленно. Нам даже трудно объясняться. Ты, может, спрашиваешь об одном, а я отвечу о другом.
– Но ты ответь.
– Просто все изменилось. Оля нашлась. Она пытается как-то справляться со своей страшной трагедией, со всем, что с ней произошло. Маньяк заставил ее невероятно страдать. Она родила от него ребенка, которого он сразу куда-то увез и не говорит куда. И есть я. Она не перестала быть для меня родным человеком. Если я останусь в стороне, у меня просто сердце разорвется. Я должен что-то делать: искать, спасать. Но между нами… Тобой и мной… Между нами ничего измениться не может. По большому счету. Мы сблизились в беде. Попытаемся не отдалиться и сейчас, правда?
Надино лицо было исступленным, когда она схватила Никиту за руки:
– Как я могу отдалиться? Я приросла к тебе. Меня нет без тебя. Но ты нужен мне весь, как раньше, – открытый, мой. Я ведь не та, которой была в начале нашего знакомства. От роли помощницы в твоем главном деле – заботе об Оле – я могу просто взорваться, сгореть, разлететься на куски.
– Господи, как страшно ты говоришь! Успокойся. Забота об Оле – не мое главное дело. Я хочу помогать, но теперь это объективно уже не мое дело. Так считает она сама. Давай я налью тебе чего-нибудь выпить.
– Давай ляжем в постель.
– Давай, – вымученно улыбнулся он. – Мы, кажется, устали. Я только сполоснусь под душем.
Он стоял под холодным душем. Мозг горел. Как теперь со всем справиться? Как успокоить жену? Как вернуть доверие Оли? Он шепотом произнес ее имя, и сильный спазм сжал горло и грудь. Он еле вздохнул. Боже, Оля жива, а его боль возвращается с такой силой.
Надя задвинула шторы и лежала, обнаженная, под одеялом. Она смотрела на Никиту пылающим, истосковавшимся взглядом. Он лег рядом, обнял ее, закрыл глаза, и она повела его в свой кромешный рай, который, конечно же, был адом, так страдали их тела и сердца.
* * *Зина вышла из офиса минут через двадцать после Ирины. У нее было расстроенное, хмурое лицо. Она позвонила кому-то по мобильнику, явно не в первый раз, но не дозвонилась. Постояла в задумчивости, затем решительно остановила такси. Ирина поехала за ней. Зина остановила машину у четырехэтажного дорогого дома в переулке Старого Арбата. Подошла к воротам и о чем-то спросила охранника. Тот отрицательно помотал головой. Зина быстро и настойчиво говорила что-то еще. Охранник пожал плечами и пропустил ее во двор. Она села на скамейку у детской площадки и нетерпеливо уставилась на дорогу.
Так они с Ириной прождали минут сорок. Затем во двор въехал темно-синий «Бентли», и Зина бросилась к нему. Из автомобиля вышел довольно невзрачного вида молодой человек, который не раскрыл Зине объятий. Наоборот, Ирине показалось, что он недовольно поморщился. Она горячо о чем-то заговорила, но он, отвечая, с деловым видом показывал на часы, машину, одежду. Ирина поняла: он ее отшивает, объясняет, что заехал только переодеться. Все было ясно и по выражению лица Зины. Она повернулась и пошла к воротам. Мужчина догнал ее и сунул в руку деньги. На такси, значит. Лицо Зины немного просветлело. Она прошла несколько шагов и окликнула мужчину:
– Марк, позвони мне, пожалуйста, завтра утром. Мне очень нужно. А у тебя телефон все время недоступен.
Человек, которого звали Марком, не слишком определенно кивнул и чуть развел руками: мол, как получится. Зина побрела своей дорогой. Ирина подождала и направилась домой. Значит, Марк. Олигарх, по Зининым понятиям. Снял ее, видимо, от нечего делать, а теперь прогоняет, как приблудившуюся кошку. Мог он кого-то послать по ее просьбе к ним в окна заглядывать? Конечно, почему нет? Но он не тот человек, который встанет рядом в ее великой мести Анатолию. С какой стати? Она проболталась об этом знакомстве от желания испугать Ирину. То есть она держит в голове мысль о том, что Ирину можно испугать. Надеется на то, что им с мужем есть чего бояться. Да, это так – у них появился ребенок. Зина ухватилась за него, поскольку больше ничего не придумала. Для нее было бы лучше придумать что-нибудь другое.
* * *Марк вошел в квартиру с морщинкой раздражения между бровями. Как он мог дать этой девице свой телефон? Сегодня он не мог пользоваться аппаратом из-за ее звонков. Зачем притащил к себе домой? Даже если сказать охранникам – не пускать ее во двор, она будет бросаться под колеса у ворот. Он уже совершал подобные ошибки и знал, как нелегко их исправить. Женщины, черт подери! То ли время такое, то ли они стали слишком однообразны.
Марк налил себе виски, выпил. Он умел ставить точку. Надя не разбила ему сердце, выбрав другого. Он вообще считал, что его к ней привязывал больше деловой интерес, чем человеческий или даже мужской. Это была нужная, разумная, во всех отношениях подходящая партия. Но в последнее время он все чаще сравнивал ее с другими женщинами. Она не похожа на них. В ней есть настоящее достоинство, искренность и, как оказалось, страсть. Да, она взяла этого Никиту за горло, заставила жениться. Но это был сильный, смелый и бескорыстный поступок, считал Марк. Она сделала, как считала нужным, с величием высшего существа.
