Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов
— Что получится? — машинально спросил я.
— Да в газетах опубликовать. Она же сейчас тоже под подозрением. Ее будут допрашивать. Синий-то теперь с другой девкой жил. Какой-то фотомоделью. Между прочим, из вашего с Храповицким театра. Не знаешь ее? Так что, может, это кулаковская дочка его и порезала. На почве ревности.
— Вы не станете их публиковать, — произнес я каким-то скрипучим голосом.
— То есть как это не стану? — возмутился он. — Еще как стану! Во всех газетах. Я уже губернатору звонил. Он сказал, что даст приказ. Кулак этого не переживет.
— Вы не сделаете этого, — повторил я упрямо.
— Да я тебя даже спрашивать не стану!
Я сгреб листки со стола и скомкал их в руке. Он не двинулся с места.
— Бери, у меня их полно, — торжествующе объявил он. — Могу еще дать. В субботние номера жалко не успеваем, их, оказывается, за два дня верстают. А в понедельник ни одна газета не выходит. Ничего, во вторник почитаем.
Я встал, швырнул измятые снимки на пол и, не попрощавшись, вышел из кабинета, хлопнув дверью.
2— Что-то не так? — озабоченно спросил у меня Гоша, когда мы сели в машину.
— Все в порядке, — ответил я, пытаясь собраться с мыслями.
— У вас телефон звонит…
Я как-то не заметил.
— Андрей, это ты? — Незнакомый мне женский голос звучал сдавленно и, как мне показалось, испуганно. — Это Света Кружилина. Нужно срочно увидеться.
— Ты где?
— Меня только что отпустили из милиции. Я звоню из автомата с Советской площади. Ты можешь сюда приехать?
Судя по голосу, она была между истерикой и обмороком.
— Уже еду, — ответил я коротко.
Советская площадь находилась в центре, и дорога туда заняла у меня не больше пяти минут. Света бросилась к моей машине, едва не угодив под колеса. Я не заметил, откуда она выскочила. Может быть, она ждала меня в будке автомата. Гоша захлопнул за ней дверцу, а сам пересел в машину сопровождения.
— Меня всю ночь допрашивали! — выпалила она вместо приветствия. — Я сказала, что ничего не знаю! В доме все перерыли. Они, наверное, прослушивают мой телефон. Они следят за мной. Они убьют меня! Что мне делать? Что мне делать, скажи?!
Она вцепилась в мою руку ледяными пальцами. Лицо ее было бледным и осунувшимся. Глаза — заплаканными и опухшими. Губы дрожали, и она кусала их, чтобы не разрыдаться. Передо мной был насмерть перепуганный зверек. Мне показалось, она сжалась и стала меньше ростом.
— Успокойся. Зачем кому-то тебя убивать?
— Да ты что? Не понимаешь, кто это сделал? — Она сорвалась на крик. — Это же Лисецкий! Это он, гад, последний! Он мстит мне за то, что я тогда не осталась. Это он приказал!
До сих пор у меня не было времени подумать об убийстве. Ее слова застали меня врасплох.
— Как его убили?
— Не знаю! Откуда я знаю! Мне же не сообщали никаких подробностей. Зарезали. В его собственной машине! Рядом с домом. Это Лисецкий подослал! Меня менты всю ночь спрашивали про его дела. При чем тут его дела? Из дома все забрали: деньги, ценности. У меня ни копейки. Мне надо где-то спрятаться!
— Прежде всего, тебе надо прийти в себя. Ты не в том состоянии, чтобы принимать решения. — До сих пор я ехал, не разбирая дороги. Но ее испуг привел меня в чувство. Хотя бы одному из двоих пора было трезветь. — Сейчас мы поедем ко мне, там, по крайней мере, тебя никто не будет искать.
У меня опять зазвонил телефон. На сей раз это был Храповицкий.
— Я скоро буду, извини. Не могу говорить, — скороговоркой произнес я и положил трубку.
— Кто это? Меня ищут? — перепуганно спросила она. — Ты им не скажешь?
— Да перестань, ради бога! — повысил я голос.
Она замолчала и забилась в угол машины.
Дома я заставил ее принять душ, выпить немного коньяка и чашку крепкого кофе.
С тех пор как я забрал ее с площади, прошло минут тридцать. Мой телефон зазвонил вновь. Это опять был Храповицкий.
— Ты что, издеваешься надо мной? — ядовито начал он.
— Я уже еду! Еду! Потом все объясню. — Я опять положил трубку.
— Почему ты думаешь, что это сделал губернатор? — спросил я Свету. Ее лицо чуть порозовело. Она стала приходить в себя.
— А кто же еще! Кому, кроме него, это было нужно делать сейчас? Он же не воевал ни с кем!
И она, наконец, разрыдалась. Плакала она тяжело и надрывно. Видимо, накопившееся в ней за эти часы напряжение искало выхода и выплеснулось. Я не пытался ее успокаивать, надеясь, что слезы принесут ей облегчение.
— Гад проклятый! — речитативом повторяла она, всхлипывая. — Человека убил. Всю жизнь мне сломал.
Через несколько минут ее мысли внезапно приняли новое направление.
— Я ему отомщу! Пусть что хочет со мной делает! — Глаза ее зажглись ненавистью. — Я все расскажу. Я в Москву поеду, в Генпрокуратуру. У меня тетка в Москве живет. Я журналистам интервью дам. Здесь побоятся, а в Москве напишут!
Сейчас она уже больше походила на себя. Я поднялся.
— Мне пора ехать. Меня ждут на работе. Я оставлю тебе охранника с машиной. Он перевезет тебя отсюда на одну квартиру. Это моя квартира. Я давно там не живу, но все необходимое там есть. Два раза в неделю туда приходит домработница. Вот деньги. Купите какой-нибудь еды по дороге. Если что, звони мне оттуда с домашнего телефона. Сегодня я, наверное, не смогу появиться: занят допоздна, да и тебе лучше выспаться. А завтра с утра я тебе позвоню. Трубку можешь брать смело, потому что, кроме меня, туда звонить некому.
Я потрепал ее по плечу, погладил по голове и вышел, оставив с ней Николая, на которого в этом случае можно было положиться.
3В кабинете у Храповицкого сидел Савицкий.
— Где тебя носит! — закричал Храповицкий раздраженно, едва я открыл дверь. — Сроду тебя не найти, когда ты нужен! Ты слышал, что творится? Мне уже позвонил весь город, включая губернатора. Похоже, Кулакову пора сливать воду. Предупреждали дурака. Надо было с нами договариваться. Егорка только что не прыгает от восторга. Кстати, что там у тебя с Черносбруевым?
— Я, пожалуй, пойду, — деликатно кашлянул Савицкий, поднимаясь.
— Да, я вас вызову. Так за что же ты обидел нашего бедного мальчика? — По блеску в глазах Храповицкого, по отрывистому тону и быстрым движениям, я видел, что он горит охотничьим азартом. Он чувствовал близость последнего выстрела. Он слышал запах крови, спешил по следу и готовился добивать. Я по опыту знал, что переубедить его в таком состоянии невозможно. Зато вывести из себя ничего не стоило.
Я попробовал сосредоточиться и зайти с фланга.
— Володя, а ты не думаешь, что Синего убили по приказу губернатора? — спросил я вкрадчиво.
— Егорка? Заказал Синего? Ты серьезно? — Храповицкий посмотрел на меня с веселым недоумением.
— А что тут невероятного? Он же пообещал…
— Да. В среду. А в четверг ночью Синего уже не стало. Ни один человек не провернет такое за сутки. Бандитов у него в близком окружении нет. Отдать такой приказ ментам он никогда не решится. Да брось ты! Мы оба знаем Егорку. Он хвастун, павлин. Воровать, выпендриваться, на подчиненных ужас наводить — это в его характере. Но отдать приказ об убийстве? Да никогда! Разговаривая со мной по телефону, он радовался как ребенок. Двух зайцев одним ударом! Человек, который только что убил, так себя не ведет.
— Но кто-то же Синего убил! — настаивал я.
— Андрей, он бандит, — внушительно произнес Храповицкий. — Точнее, был бандитом. Потому что сейчас он всего лишь бездыханный труп. Он с кем-то враждовал, у кого-то что-то отнимал, в кого-то стрелял. Вся его жизнь — война. Рано или поздно они все так кончают.
— А что говорит Савицкий?
— Савицкий говорит, что тело нашла какая-то парочка. Возвращались домой из ночного клуба. На машине. Как водится, пьяные. Заехали на пустырь, возле новостроек. Зачем, не говорят. Надо думать, чтобы заняться любовью. Сначала увидели джип с выключенными фарами. Очень удивились, потому что такие машины на пустырях не бросают. Подобрались поближе и чуть не наехали на тело. Два ножевых ранения: в живот и в сердце. Одно смертельное. Скончался на месте. Следов не обнаружено. Опросили всех в округе. Вроде бы кто-то видел часов в двенадцать какую-то машину. Кажется, „девяносто девятую“. Номеров, естественно, не запомнили. Типичное заказное убийство. Бандитские разборки.
— Не типичное! — не сдавался я. — Бандиты обычно стреляют.
— Бандиты убивают, — веско возразил Храповицкий. — И делают это по-разному. Следов драки нет. Это означает, что он знал человека, с которым встречался. И не опасался его. Свою братву он с собой не взял, хотя обычно, они только что не спят скопом. То есть доверие было полным. Явно это кто-то из своих. Да и какое нам, строго говоря, дело? Сейчас это уже не важно. Важно, что будет с Кулаковым. А что с ним будет, мы оба знаем.
