Александр Аде - Возвращайся!
Но вернемся к преступлению.
Инвалид доходчиво объясняет Сереге, что незачем подключать киллера. Серега и Серж сами обделают это дельце, а причитающуюся киллеру сумму положат в карман. Не удивлюсь, если он же предложил исполнителя: хлопца по прозвищу Лисенок. Выбор практически идеальный. Лисенок – тот самый тип млекопитающего, из которого проще простого слепить наемного убийцу: бесприютный закомплексованный зверек, обожающий Сержа и готовый ради него на все. По сути, его раб. Кстати, почему я решил, что убийца – Лисенок. Уж очень Серж настаивал на его алиби. Так наивно-настойчиво повторял, что Лисенок был в другом месте. С чего бы этому прожженному цинику, эгоисту заботиться о каком-то Лисенке?
Представь себе такую картину маслом.
Лисенок действительно вышел из квартиры и какое-то время кантовался в общаге, благо она рядом. Трое его сожителей разъехались кто куда – лето – и он был в своей комнатенке один, что оказалось ему весьма на руку. Ночью пацан вылез через окно (живет он на первом этаже), пересек двор, поднялся в квартиру Сержа, зарезал Снежану и вернулся в свою любимую кроватку тем же путем – через окно. И когда менты спросили у вахтерши, спал Лисенок в общежитии или нет, та могла без зазрения совести побожиться, что хлопчик всю ночь дрых без задних лап.
Эту четверку: калеку, двух Сережек и Лисенка необходимо немедленно запереть! Повторяю: немедленно, пока Лисенок не грохнул еще кого-нибудь – чтобы подтвердить историю о маньяке. Кроме того… Боюсь, что Москалев может убрать этих четверых, чтобы оборвать ниточки, которые ведут к нему. Охранник уже исчез – якобы отправился в блистательный Санкт-Петербург, в длительную командировку. Боюсь, что его труп обнаружат гораздо ближе.
– А у тебя есть хотя бы вот такусенькое доказательство того, что убийца Лисенок, а заказчик – Москалев? – с неожиданной мефистофельской ноткой в голосе интересуется опер.
– Косвенные, – честно признаюсь я.
– Вот именно, – угрюмится он. – Легко тебе трындеть, ты ж ни за что не отвечаешь. Это нам за ошибку придется вот чем расплачиваться, – он стучит ребром ладони по своей бычьей шее. – Ты-то окажешься в сторонке и вроде бы не причем.
Мент коротко вздыхает, бросив на меня неприязненный взгляд.
Пытаюсь оправдаться:
– Мои слова может подтвердить пропажа Сергея, охранника. На очереди калека, Серж и Лисенок. Младенцу ясно, что Москалев зачищает поляну. И…
Тревога, внезапная, как боль заставляет меня резко обернуться. Группка пацанят проходит по дорожке метрах в десяти от нас, треплется и гогочет. И вроде бы не замечает ни меня, ни Пыльного Опера. Но я все еще чувствую на себе чей-то взгляд, точно он прилеплен к затылку вроде жвачки.
– Что такое? – спрашивает Пыльный Опер, беспокойно озираясь.
– Да так, – говорю я, – показалось…
Но тревога не отпускает. Почти физически ощущаю, как она камушком перекатывается по телу.
Прощаюсь с опером, гляжу, как он, семеня ногами, движется по дорожке и исчезает за затейливым домиком из красного кирпича. После чего встаю и принимаюсь в смятении мотаться взад-вперед.
Но не ухожу. Сегодня я – большой начальник: принимаю посетителей, только не в кабинете, а на открытом воздухе. И скоро ко мне снова пожалуют визитеры.
И они возникают. Вдвоем, держась за руки. Кондор, как обычно, нечесан и небрит. Актрисуля по обыкновению эффектна. Волосы черные, футболочка и шортики ослепительно белые, туфельки на умопомрачительных каблучках – красные. На деликатесной шейке скромный золотой крестик.
Опять плюхаюсь на скамью. Эти двое садятся по обе стороны от меня – и я немедленно погружаюсь в мощное энергетическое поле, точно очутился между двумя электродами.
– Ну, и где дождь? – спрашиваю у актрисули.
– Будет, не волнуйся, – обещает она. И сразу переходит в наступление: – Ну, сыч, отчитывайся, чего накопал?
Рассказываю о нетрадиционном любовном треугольнике: Красноперов, Пожарский и хозяин оружейных салонов «Сильвер». И о том, как бизнесмен отомстил изменщику и его возлюбленному. И добавляю, что вышесказанное – всего лишь мои умозаключения, возможно, неверные. Дело за полицией, ей и карты в руки.
Еще раз убеждаюсь в одной банальной истине. Где бы ни существовали люди: в громадном мегаполисе, в забытой Богом деревне, да хоть в пустыне – вместе с ними живут любовь, злоба, зависть, ревность, обида, месть. И какая, собственно, разница, кто кого ревнует, кто кому мстит. Человеческие чувства пола не имеют.
– С шекспировскими страстями вроде разобрались, – говорит Кондор. – Непонятно вот что: почему труп Бориса Красноперова забросили в котлован будущей Пирамиды Хеопса? Точно это не останки гомо сапиенса, а мешок с цементом.
– Ответ следует искать в прошлом, в детстве, откуда растут ноги нашей судьбы. Хозяин оружейного магазина «Сильвер» был когда-то шестеркой в банде «заборских», он и салон назвал в честь своего кумира и предводителя. А Константин Москалев, вложивший бабло в пирамиду на Бонч-Бруевича, – состоял в кодле «южан». Не зря в народе ходили слухи, что пирамиду строит Хеопс. Возможно, старый бандюган и впрямь задумал возвести такое здание, но не успел, прихлопнули. Теперь его мечту осуществляет президент «Силы судьбы» Москалев, выкормыш Хеопса. Не удивлюсь, если перед стеклянной пирамидой он поставит сфинкса с лицом вора в законе.
С малолетства «заборские» и «южане» враждовали между собой, будучи конкурентами в борьбе за власть в нашем городке. А старая ненависть – как и любовь – не ржавеет. Волчата Хеопса и Сильвера выросли, заматерели, стали респектабельными дельцами, но не позабыли взаимной злобы. Она отравляла им кровь. И когда владелец оружейного салона «Сильвер» отправил Бориса Красноперова к праотцам, он подкинул труп на стройку Пирамиды Хеопса, чтобы у бывшего «южанина» Кости Москалева появилась хоть маленькая, но проблема…
Простившись со мной, Кондор и актрисуля удаляются, нежно обнимаясь и воркуя. А я смотрю вслед, и мой рот растянут в блаженную улыбку идиота. Не знаю, долго ли эти двое будут вместе, но чужое счастье отчего-то волнует и радует меня. И собственные проблемы уносятся в неведомую даль, которая заслонена высотками, словно расческой с выломанными зубцами.
К вечеру невесть откуда собираются тучи, а ночью – как насмешливый привет от актрисули – на землю обрушивается ливень.
В дождь, говорят, хорошо спать, а я лежу с открытыми глазами, гляжу в темноту и прислушиваюсь к стуку капель за окном. Сна – ни в одном глазу. Наконец, не выдержав, нашариваю сланцы, бреду на кухню, где принимаюсь размышлять о самых разнообразных вещах, – но мысли почему-то постоянно возвращаются к несчастному калеке, точно он меня приворожил.
Меня и тянет заглянуть в мозги этого мерзавца, и жутковато становится. Похоже, его головенка – сырой заброшенный колодец, забитый нечистотами. Только в такой выгребной яме могла родиться подобная извращенная месть. Мужик явно умом тронулся. Въедливый Ф. М. Достоевский с удовольствием поколупался бы в его психике, а я не хочу, противно.
Кстати, когда я сообщил Николаше Прокудникову о смерти его дочери Снежаны, причем, возможно, от руки его же сына Михи, он принял известие более чем равнодушно. Разве что не зевнул.
Выходит, калека своего не добился, не заставил врага страдать? Столько трудов, а результат – пшик. Дырка от бублика. А может, для него это было не столь уж и важно? Главное, он потешил свои нездоровые мозги и развлекся.
И вот еще о чем подумалось. Москалев пожелал убить Катю Завьялову. Три убийства (а, возможно, и больше – кто знает, сколько женщин готов был угробить Москалев, чтобы списать смерть Кати на маньяка?) произошли бы без свидетелей и остались нераскрытыми. Но вмешался инвалид, желавший поквитаться с Прокудниковым, и решительно спутал карты. Из-за него третье убийство произошло в квартире Сержа, и план Москалева был блистательно сорван и похоронен.
Две мести пересеклись – и одна помешала другой.
Жизнь – борьба человеческих воль, поэтому она так прихотлива, сложна и непредсказуема…
Возвращаюсь в комнату и, лежа рядом с Анной, барахтаюсь на границе реальности и сна.
Почему-то думаю об отце Снежаны. Парень наверняка ведать не ведает, что девчонка не его дочь. Впрочем, он так любил свою Снежаночку, так – по своему – старался устроить ее жизнь, что вряд ли его горе уменьшится от осознания того, что она не его ребенок…
* * *Автор
Дождь лил всю ночь; сегодня с утра небо ослепительно ясное и чистое. Гостиная Сержа светится от заоконного солнца.
Побагровев от натуги, Серж застегивает «молнию» на своем разбухшем от вещей чемодане. Наконец, «молния», вжикнув, туго охватывает боковину чемодана. И актер «Гамлета и других», облегченно выдохнув, говорит:
– Пойми, Зин, мне необходимо уехать. У меня проблемы. Серьезные.
– Это из-за Снежанки, да?
