Яна Розова - Импровизация на тему убийства
Ник снова достал сигарету.
– Да. Признался, сволочь. Только не затем, чтобы наказание смягчить.
– А для чего?
Закурив и поморщившись от дыма, Ник ответил:
– Это я позже узнал. Намного позже! После суда прошло около полугода, и стал мне звонить один человек, который говорил такие вещи: он сам – живой свидетель того, что Комов мою жену не убивал. Он знает, что Оксану застрелила ее мать, что Комов жил с моей тещей и сто раз рассказывал о приступах ярости Зюзи. Звонивший парень не верил, что моя теща крупно не в себе, он считал, что я ее покрываю.
– Зачем тебе ее покрывать?
– Дескать, я решил скрыть измену жены.
– И чего хотел этот человек?
– Как – чего? – ехидно удивился он. – Денег, конечно. Когда я сказал, что его доказательства – ерунда, он ответил, что если я отказываюсь платить, то он увезет моего сына. Я сказал, чтобы он шел в задницу.
– Ты не стал платить?
Сухарев вздохнул:
– Стал. Стал, и еще как! Парень, его звали Виктор, перезвонил мне позже. Сказал, что я зря ему не верю. «Спустись во двор, – сказал он, – а я тебе перезвоню через пять минут». Я спускаюсь, а там – труп моей собаки. У меня кавказская овчарка была… Умница такая, красавица. Ее звали Абигайль. И вот – лежит моя Абигайль, еще живая, только слабо поскуливает. С тех пор больше собак не завожу… Не буду вспоминать! Выпить надо. Тебе налить?
– Нет, мне еще за Митькой ехать. И что потом?
– Виктор перезвонил, я спросил – Комов в доле? «А зачем он признался в убийстве?» – говорит Виктор. Я сказал, что дам ему денег. Не из страха, пусть не надеется, что я испугался. Заплачу только потому, что Комов моего сына спас.
– Много заплатил?
– Много. Сто двадцать пять тысяч долларов. Для меня тогда это были огромные деньги. Мне Сидорыч занял.
Мы помолчали пару минут.
– Ник, а тебе не кажется, что Виктор с Комовым не поделился деньгами?
– Кажется.
Как я узнала немного позже, Ник «забыл» рассказать мне еще одну подробность: шантажист или его приятели избили Сухарева до полусмерти. И каждый новый приступ головной боли напоминал ему об этом.
Пора было ехать за Митькой, но я хотела еще кое-что выяснить. Если сегодня день признаний, то должна же и я хоть что-то с этого получить.
– Я знаю, чем тебя шантажировала Жанна. У нее было твое признание в убийстве жены. И черт тебя возьми, чего же ты испугался, если знал, что Оксану застрелила Зюзя? Чем тебе могло навредить то признание?
Услышав мои слова, Ник напрягся, но потом презрительно фыркнул:
– Ты думаешь, я бы пошел на условия Жанны, испугавшись, что меня посадят за убийство жены? Ты думаешь, что я отказался бы от тебя только поэтому?
Я молчала, не понимая ничего. Ник, не дождавшись реакции, махнул на меня рукой и направился к столу, где мучительно долго искал сигареты и зажигалку. Закурив, он хлопнул зажигалкой по столу и громко, словно обращаясь к строю прапорщиков, заговорил:
– Скажи мне, как бы я смотрел в глаза Митьке, если бы она показала ему это чертово трижды проклятое признание! Как бы я объяснил ему, что его мать была шлюхой? О ней уже все говорили, даже Сидорыч мне мозги промывал! Пойми, я ее не убил только случайно. Разводиться она не желала, грозилась Митьку отсудить, опять бы сыр-бор на весь город пошел. У меня руки чесались приложить ей как следует, и пусть будет что будет! Я не могу Митьке такие вещи рассказать. А Жанке что надо? Денег в основном. Ну и статус официальной дамы сердца, чтобы клиентов ловить. Это было бы так легко. Если бы не ты.
Хотелось, помимо прочего, задать вопрос: каким образом гадкой Жанне удалось забеременеть от святого Ника? Но я удержалась.
И тут было бы самое время сообщить ему об Игоре, но я не могла. Молчание, которое повисло между нами, казалось очень плотным и вязким. Пробиться сквозь него мне было не по силам…
Я глубоко вдохнула и на выдохе спросила:
– Что будем с журналисткой делать?
Ник не знал. Для начала мы решили с ней просто встретиться. Я набрала номер Вики и сообщила ей, что Николай Александрович послушал ее запись и готов выслушать саму Вику.
Глава 24
Бажова приехала спустя сорок минут после нашего телефонного разговора. Она не ожидала, что я «предам» ее, дав послушать ее диск Сухареву. Узнав, что он хочет с ней встретиться, Бажова решила, что ей грозит огромная опасность.
– Хорошо же, я приеду, – сказала она мне значительно. – Но если со мной что-то случится, то вам это так просто не сойдет с рук. Я все друзьям своим, журналистам, рассказала и улики оставила.
Про улики она, конечно, загнула. Кроме болтовни Алексея Комова, ничего у Бажовой не было.
Пока Ник ждал журналистку, я успела забрать Митьку из школы и отвезла его на занятия по английскому.
Вернувшись в кабинет Сухарева, я застала такую картину: Ник, присев на край своего стола, молча выслушивал горячий спич журналистки о правах невинно осужденных. Несмотря на то что Вика сидела на краешке огромного кожаного кресла, казалось, будто речь ее звучит по крайней мере с броневика.
Я вошла в комнату и, вежливо кивнув, тихонечко присела в кресло у окна.
Слушая девушку, совершенно неожиданно я поняла нечто такое, что в головы нам с Ником сорок минут назад не пришло: Вика понятия не имела, что Ника шантажировал дружок Комова.
Как только в речи Бажовой образовалась небольшая пауза, я сразу же ею воспользовалась:
– Виктория, а как Алексей распорядился деньгами?
Вика повернула ко мне худенькое лицо с усталыми карими глазами. Она была такой маленькой, такой замученной борьбой за правду, что я сделала второе грандиозное открытие: передо мной сидит фанатик.
– Какие деньги? Откуда? – растерянно спросила она. «Деньги» она произносила, как неприличное слово.
– Ваш подзащитный специально в убийстве признался, чтобы потом шантажировать Николая Александровича. – Я кивнула в сторону удивленно поднявшего брови Сухарева. До него еще не дошел смысл моей провокации. – Моему мужу угрожали расправиться с сыном, и он заплатил Алексею сто двадцать пять тысяч долларов за те годы, которые Алексей провел в тюрьме. Вы не знали?
Я не случайно именно так подала информацию. Если я хочу, чтобы Вика отцепилась от Ника и Зюзи, необходимо было смутить Бажову, посеять в ее голове сомнения в искренности Комова. Фанатики не умеют прощать – черное или белое, ангел или демон. И очень хорошо, что об афере приятеля Комов Вике не рассказал. Это было мне на руку. Упоминать Виктора при Вике я тоже не стала – надо убедить ее, что именно Комов был инициатором шантажа.
А Вика-то купилась.
– Нет, я не знала. – Бажова была не просто смущена. Она была раздавлена. А через две секунды фанатка обрела новую правду. – Вы врете!
– Вообще-то нет. – Ник наконец-то сориентировался. – Три раза мой адвокат, с которой вы неоднократно общались на суде, переводила деньги на специальный счет, для Алексея Комова и его помощников.
– Он бы сказал! Алексей – очень честный человек, я десять лет его знаю, я обо всем в жизни с ним говорила! Он бы мне рассказал, если бы получил от вас деньги. И потом, какие деньги могут оправдать то, что он лучшие свои годы в тюрьме провел?!
Сухарев усмехнулся в своей обычной высокомерной манере, которая всегда меня раздражала, а сейчас казалась как нельзя кстати:
– Виктория, вы хотите сделать разоблачительный материал? А продавать его собираетесь по крайней мере в федеральные издания?
Вика снова возмутилась:
– При чем здесь «продавать»? Я хочу всей стране рассказать, что вы сделали! Как вы человека невиновного в тюрьму засадили.
– Да, – откровенно издеваясь, кивнул Ник. – Конечно, интересная тема. Только понадобятся доказательства, факты. Вы нашли следователей по этому делу? Они подтвердят, что улики против Комова были сфабрикованы?
– Я найду!
– Найдите. Спросите их, как это получилось? Ведь они или не справились со своей задачей, или приняли от меня взятку. Вы ни разу этого не произнесли, но уверены, что я заплатил следователю, судье, кому-то еще, чтобы Комова посадили, а про мою тещу вообще забыли. Думаете, после публикации вы будете со мной судиться? Нет. Вам предъявят обвинение в попытке опорочить наши следственные органы. Кажется, это уголовное дело. Точно я не знаю, вам надо будет у юристов проконсультироваться.
Вика задумалась. Мы давили на нее, как в ОГПУ. Честно говоря, я уже засомневалась, что это правильно.
– Ваш адвокат – это та женщина, которая Алексея на суде защищала?
– Да.
– Она, наверное, все об этом деле знает?
– Знает, – согласился Сухарев.
Я не могла понять, куда Вика клонит? Наконец она вздохнула, решительно поднялась и сказала:
– Вы можете говорить все, что вам угодно. Правда – это такая вещь, которая никому не нужна. Но она всегда побеждает.
Кажется, это означало: «Мы пойдем другим путем!»
Когда дверь за Викторией закрылась, Сухарев подошел ко мне, взял за руку, поднес ее к губам. Поцеловав ее неожиданно ласково, он сказал:
