Анна Данилова - Танцующая на волнах
– Если бы ты только знал, как много мне пришлось сделать ради нее, чтобы она осталась со мной… – процедил он сквозь зубы, понимая, что ему все равно придется мириться с присутствием в доме Романа. Кто знает, может, с его уходом ему станет еще тяжелее. – Она просто не может не приехать сюда… ко мне… Ведь ты, скотина ты этакая, знаешь, что я уже не молод, что у меня ничего нет, кроме денег, чтобы ко мне сюда кто-то приехал… Но ты не знаешь Лену. Ее не интересуют деньги… Она любит меня, понимаешь?
Говоря это, он вспоминал довольно частые минуты душевной близости, когда Лена искала утешения на его груди, когда плакала, когда, всхлипывая, засыпала в его объятиях. Он никогда не придавал серьезного значения ее слезам, зная, что такие эмоциональные женщины, как Лена, склонны к преувеличениям, что они печалятся по самому ничтожному поводу, а потому, соглашаясь с ней во всем, как мог, лаской, успокаивал ее. Время от времени Лена упрекала его в том, что он пользуется ею, знакомя ее со своими партнерами по бизнесу и заставляя спать с ними, но упрекала, как он это понимал, от безысходности, чтобы оправдать свое врожденное и неистребимое влечение к мужчинам. И если поначалу Семен очень болезненно воспринимал измены своей любовницы, то потом ему пришлось с этим смириться – порвать с ней у него не было сил, грубостью же он мог только добиться того, что она сама, первая, бросила бы его. Она не боялась его, такого могущественного, такого сильного и властного человека, и это обезоруживало Семена, заставляло дорожить ею.
– Ну любит, так любит… Что ты так нервничаешь? – пожал плечами Роман, намазывая на хлеб масло и пытаясь сверху уложить жирный кусок сардины.
– Лена… Ты не знаешь ее… Она не простая женщина, она необыкновенная женщина. Скажи, Роман, вот ты слыхал когда-нибудь, чтобы женщины стрелялись из-за мужчин?
– В смысле дуэль?
– Да, да, дуэль!
– Нет, если честно. Вообще бред какой-то… Разве такое бывает?
– Вот и я раньше думал, что не бывает, а с ней это случилось. Представляешь, вбила себе в голову, что она – маркиза Нельская, и пальнула из пистолета в подругу… Ну и в нее, конечно, тоже пальнули. Две дуры, мать их… Ладно, забыли… Хотя не могу не сказать – если бы не я, ее бы не было в живых. Теперь ты понимаешь, почему я просто уверен, что она приедет.
– Женщины все – суки неблагодарные, – вдруг сказал Роман трагическим голосом и очень серьезно. – Никогда не знаешь, чем они отплатят тебе за добро. Так чем закончилась история с дуэлью? Неужели в наше время две женщины решили стреляться?.. Надеюсь, из-за мужчины?
– Там все сложно. Теперь даже я не могу точно сказать, из-за чего или кого они стрелялись. Муж Лены… – Тут он даже протрезвел, когда понял, что проговорился. Но потом, решив, что так история его любви с молодой и красивой женщиной будет более романтичной, развил мысль о том, что Лена была поначалу замужем. – Так вот муж Лены (в ту пору она была замужем за одним моим подчиненным) был просто уверен, что она стрелялась из-за него. Да и я тоже… Но не очень долго находился в заблуждении. Я нанял своих людей и выяснил, что у подружек есть один общий приятель на двоих…
Вот и кончился романтизм. Он рассказал, по сути, первому встречному о том, что произошло на самом деле. От тоски рассказал, от безысходности, от отчаяния, от большого горя.
– Знаешь, Роман, ты извини меня, но тебе надо уйти. Вставай и уходи. Я тебе и так много рассказал. Ну что ты мне в душу-то лезешь? У самого тоже, я вижу, мерзко на душе, тоже хочется излить душу, а все ходишь вокруг да около. Липкие у нас отношения, мутные, не хочу я так… То, что оба из России, еще ничего не значит.
– Извини, Семен, я действительно веду себя как баба, все выпытываю у тебя, хочу узнать, кто из нас несчастней, ведь если ты, то мне будет легче… Вот такая я свинья. Спасибо, что вообще пригласил меня. Извини… – И Роман, закрыв лицо руками, поспешил встать и быстрыми шагами направился к выходу. Семен слышал, как бухнула входная дверь. Все, он снова остался один. Молодая женщина в светлом плаще и с красным чемоданчиком в руках продолжала поджидать его на крыльце. Она все-таки приехала к нему, приехала!
Семен, допив остатки виски, встал и, покачиваясь, дошел до лестницы. Стал медленно спускаться вниз, держась за перила. В голове шумело, а колени казались слабыми настолько, что едва держали его. В холле он остановился возле рогатой вешалки. Лицо его расплылось в улыбке – он хохотал над собой, над своими галлюцинациями… На самом верху, имитируя голову, красовался светловолосый кудрявый женский парик. Ниже – розовый газовый шарфик, еще ниже – пестрое, попугаечной расцветки шифоновое платье. На полу, под платьем стояли женские светлые туфли примерно сорокового размера. Семен хохотал уже в голос. Эта особа настигла его и в Гренобле. Он грязно выругался, сорвал с вешалки парик, швырнул на пол и принялся топтать его…
И в это время зазвонил телефон. Не чувствуя ног, он медленно подошел и взял трубку.
– Да… – сказал он. – Слушаю…
– Семен, это я, – услышал он голос, который в одно мгновение наполнил его кровь сладким сиропом. – Ты слышишь меня, Семен?
– Да, милая, я слышу тебя… Ты где? В Москве?
– Нет, я уже в Гренобле. Сошла с самолета и жду тебя в аэропорту.
– Как же так? Я бы встретил тебя… Почему не предупредила? – Он весь дрожал, а зубы его стучали. Он не понимал, что говорил. Она и не должна была предупреждать его о своем прилете, они так договаривались. Но она не посмеялась над ним. Она хорошая. – Ты слышишь меня, Леночка?
– Семен, я звоню из автомата. Успокойся. Ты увидишь меня возле выхода из аэропорта, откуда все выходят с багажом… На мне белый плащ, а с собой я взяла лишь небольшой красный чемодан, тот самый, который ты мне подарил. Так что я тебя жду… Ты приедешь на такси? По мне лучше, если бы ты приехал на своей машине, чтобы без свидетелей… Семен, ты слышишь меня?
– Я не верю своим ушам… Если бы ты знала, как долго я тебя ждал… Все, я выезжаю… Вот только…
Но он не договорил, послышались короткие гудки, Лена, видимо, решила, что разговор окончен, и положила трубку. Ну и правильно, ей незачем знать, что он хотел сказать: вот только приму холодный душ… Он же пьян. Ему непременно надо под холодную воду, чтобы прийти в себя. Но разве может он заставлять ее ждать? Это ему была уготована такая участь – ждать. Она, его ласточка, ждать не должна. И не будет.
Он бросился к гардеробной, нашел серый костюм в тонкую полоску, белую сорочку, темно-серые ботинки… Через четверть часа он сидел уже в своей машине, соображая, как быстрее домчаться до аэропорта.
…Он погиб сразу. В то самое мгновение, как его машина со всей скорости врезалась в столб… И никто не знал, что в последние минуты перед смертью он думал о том человеке, о Романе, большом любителе жирных сардин и водки. Семен вдруг понял, кого он ему напоминал, на кого он был так отчаянно похож (он же смотрел на него глазами доктора Шостака!); он начал понимать и то, кто надел на вешалку парик и розово-желто-зеленое шифоновое платье… Как же нелепо смотрелись эти туфли сорокового размера… «Меня зовут Наташа», – вспомнил он, и его затряс предсмертный хохот… Он уже знал, что машина летит без тормозов… Как и он летел по жизни без тормозов… Лена… Лена…
Глава 19
Два месяца прошли с тех самых пор, как она стояла вот здесь же, возле арки Строгановского дворца, и сердце ее при этом учащенно билось. Она находилась в совершенно незнакомом городе, и каждое действие извне воспринималось ею как знак свыше. Маша и теперь не могла сказать, что Петербург стал ей ближе и роднее, нет, он по-прежнему оставался для нее таким же холодноватым, несмотря на август, слегка высокомерным, и словно бы оценивал ее уже сегодняшнюю, изменившуюся, повзрослевшую… Ей казалось, что в ее жизни ничего не произошло, она просто пережила приключение, пусть и опасное, которое если и обогатило ее, то внутри сохранило в ней все ту же тихую провинциальную, но склонную к авантюрам девчонку; голова ее, однако, по-прежнему была забита бессмысленными мечтами о неслыханном богатстве, а значит, и о счастье…
История с Шеховым подошла к логическому концу. Все вздохнули с облегчением. В финале быстро, как если бы кто-то невидимый бешено крутил ручку киноаппарата, замелькали титры: Семен, Лена, Женя, Шехов…. И лишь в самом конце она, Маша Игонина. Столько переживаний, чтобы оказаться в самом конце истории. Ну да бог с ними со всеми… Она уже собралась было брать билет до Саратова, как ожил и зазвонил ее телефон. Она была очень удивлена, когда оказалось, что звонил Миша. Тот самый сбежавший из дома музыкант, саксофонист, который первый объяснил ей, дурочке, довольно популярно, кто кого убил. Он первый произнес резанувшее слух слово «алиби». И хотя Миша слегка промахнулся, все равно он был недалек от истины…
Он позвонил и спросил у Машы, где она, и, когда узнал, что в Москве, сказал, что это очень плохо, что он хотел бы увидеть ее, что постоянно думает о ней, что нельзя вот так сразу исчезать, что он скучает… По шуму, доносящемуся из трубки, Маша подумала, что Миша звонит из того самого клуба, в котором они были вместе и пили сбивающий с ног коктейль. Поэтому он был таким смелым и даже немного развязным. Но он вспомнил о ней, позвонил, это ли не знак? Причем позвонил как раз тогда, когда Маша должна была решить для себя, оставаться ли с Шеховым в Москве или же возвращаться домой. Понятное дело, что о Питере она и не помышляла. И вдруг этот звонок… Она сказала, что приедет. Вот прямо сейчас отправится на вокзал, возьмет билет до Питера и приедет. Это не проблема. Он же сказал ей, что будет ждать ее. Еще он добавил зачем-то, что родители его уехали, что квартира свободна и что она может пожить у него. Она и это сообщение восприняла как знак. Миша – это не Шехов, у него нет скелета в шкафу… Значит, с ним будет куда более спокойно, свободно… Он же почти мальчишка. Теперь, после общения с Шеховым, Маша решила, что научилась общаться с мужчинами на равных. Что уж говорить о таких молокососах, как Миша…
