Анна Данилова - Самый близкий демон
– Что было потом?
– А потом я действовал так, как и должен был действовать муж… Узнал у Машки адрес этого Перевалова и поехал к нему… Стучал, звонил, но мне так никто и не открыл…
– Его и не могло быть дома. У Перевалова на тот вечер стопроцентное алиби – он проводил время с друзьями за городом, на Волге… Мы проверили… И он, кстати, был один…
– Потом я вернулся домой, что-то ел, кажется… Курил. Очень хотелось спать. Я же тогда и предположить не мог, что Виолетты уже нет в живых!..
– Родителям ее вы так и не позвонили…
– Зачем им знать, что их дочка загуляла… Это я сейчас от вас узнал, что Перевалова не было дома, я-то тогда думал, что они где-то вместе… Возможно, у него на даче или на другой квартире, у Перевалова и дом есть где-то, Машка говорила…
– Скажите, Крупин, почему вы молчали?
– Да говорю же вам – не хотел, чтобы про Виолетту плохо думали!.. Я же и так виноват перед ней, так зачем же еще полоскать ее имя после смерти?.. Но когда понял, что меня могут посадить из-за какой-то крови на куртке…
– Кстати, о крови. Вы не знакомы с Федоровой Аллой Николаевной?
– Нет, никогда не слышал…
– Крупин, ответьте мне на последний вопрос: к вам, после того как вы покинули квартиру гражданки Селезневой, никто близко не подходил? Никто не мог испачкать вашу куртку кровью?
– Нет! Я постоянно был один, и куртка была на мне. К Перевалову я ездил на своей машине, никого не подвозил…
– Но тогда попытайтесь сами объяснить наличие следов крови… – Марк снова зашел в тупик.
… Он доел бутерброд, допил кофе, и ему доложили, что его хочет видеть Мария Николаевна Брагина. Вот уж кого не ожидал еще раз увидеть Садовников, так это Брагину. На этот раз на ней было белое, в красных маках короткое платье с широкой юбкой и глубоким вырезом. В ушах болтались длинные красные, имитирующие мак серьги. Худую смуглую руку стягивал красный же браслет. Алая лакированная сумочка помимо воли притягивала себе внимание; ни разу в кабинете Марка не было еще такой яркой, броской и вульгарной женщины.
– Здравствуйте, Марк Александрович. – Брагина уселась на жесткий стул и закинула ногу на ногу, демонстрируя сверкающие узкие белые туфли, затем протянула ему свою надушенную руку, и Марк чихнул.
– Привет, садись. – Он решил больше с ней не церемониться. – Что у тебя на этот раз? Еще один рассказ о любовнике Виолетты?
– Нет. На этот раз совершенный пустяк… – кокетливо проговорила она, рассматривая Марка чисто женским, пытливым и оценивающим взглядом.
– Вот скажи мне, подруга, зачем ты рассказала Крупину в ночь убийства Виолетты, что она ушла к Перевалову? Зачем подлила масла в огонь?
– А… Понятно, это он вам рассказал. Сначала в молчанку играл, а потом заговорил… Вы пытали его, что ли? – усмехнулась она, раздвигая в ухмылке густо накрашенные блестящей, морковного цвета помадой губы. Густые черные ресницы ее затрепетали. – А что мне оставалось делать?! Если бы я не сказала, он начал бы звонить Лидии Григорьевне…
– Вы что, придумали эту историю или как?
– Или как, – бросила она. – И при чем здесь вообще я? Виолетта собралась к Перевалову, попросила меня присмотреть за Дашуней, но я же уже ехала на день рождения Галки… Я и так достаточно часто нянчилась с девочкой, помогала подружке… Но в тот вечер я не могла, отказала… А когда узнала, что Вета собирается идти к Перевалову с ночевкой, то есть что она приняла решение уйти к нему, я даже испугалась за нее, за ее будущее… Представила, что будет с Крупиным, когда он узнает…
– И сама же сказала…
– Понимаете, я была пьяна, это во-первых. Во-вторых, после звонка Крупина и всего, что я ему наговорила, я вдруг подумала, что поступила совершенно правильно. Пусть он застанет их вместе, пусть узнает из первых рук, что он – рогоносец в конце-то концов, и сам освободится! Они разведутся, он женится на Берте, а она – выйдет замуж за богатенького Перевалова. Все отлично складывалось!
– Ты же подставила свою подружку…
– Ничего и не подставила!.. Я просто ускорила развязку, вот и все. – Она невинно сложила на коленях руки и закатила глаза.
– Ты что-то хотела рассказать?
– Да, и не только рассказать, но и показать, и даже отдать вам в руки, Марк Александрович. Понимаете, речь идет о том, что Виолетту могли ограбить… Вот я и подумала. Пока не хватились некоторых ее вещей, надо бы вернуть их ее матери, Валерке – не стоит… А то будете искать… Сущая безделица… Сережки с изумрудами, совсем крошечные, кольцо из платины с маленьким брильянтом… Она иногда давала мне их поносить, когда у меня бывали ответственные свидания… Ну, чтобы я могла произвести впечатление на парня. Причем я всегда брала у Виолетты что-то очень с виду скромное, но изысканное… Вот отдайте Лидии Григорьевне… А еще, только вы не удивляйтесь… – Она достала из сумки, помимо коробки с украшениями, прозрачный пакетик с чем-то розово-кружевным, интимным. – Пеньюар. Тоже Виолеттин. Внутрь я вложила тапочки, отороченные лебяжьим пухом…
– Понятно, – Марк положил вещи на край стола и достал лист бумаги, чтобы составить опись. Ему вдруг представилась Маша Брагина, полуголая, в розовом прозрачном пеньюаре, в пушистых тапочках, в ушах сверкают сережки… Кого это, интересно, она собиралась соблазнить в таком наряде?
– Ну и как, – прокашлялся он, – как прошла встреча? Вам пригодился этот… халатик?
– Нет. Мужик оказался – сволочь и хамло, а еще – жмот. Терпеть не могу таких… Знаете, мне даже шампуня было жалко, которым я мыла голову перед его приходом… Вот так-то!
– И давно у Виолетты это кольцо, сережки? – спросил он, записывая украшения под пунктами «1» и «2».
– Не знаю, кажется, давно… Ей же мать все покупала, отец денежки подкидывал… да и вообще с деньгами у нее никогда проблем не было…
– У тебя – все?
– Все. Вы так и не выяснили, кто ее убил? – Она вдруг заговорила совершенно другим голосом, у нее и лицо приняло другое, холодновато-мстительное выражение.
– Пока нет, – развел руками Марк. – Распишись, что передала мне эти вещи…
Он выписал пропуск, и Маша ушла. Садовников позвонил Вакуленко и сказал, что им необходимо встретиться, что заедет к ним на следующее утро, в девять. Он думал о Рите, о том, как она встретит его – с букетом цветов, с кольцом, не поднимет ли на смех…
Подъехав к дому, он увидел, что все окна ее двухэтажной квартиры освещены. За зеленоватыми занавесками двигались силуэты, звучала музыка, смех… Рита веселилась, отмечала свое освобождение после недолгого и, как думалось Марку, приятного, но обременительного для нее мужского плена. Она же не хотела зависимости от любви, от мужчины, вот и получила свободу. Как же кстати Марк затеял этот разговор о Генсе, он словно сам спровоцировал ее на разрыв, хотя, если разобраться, ничего особенного не произошло: просто эмоциональный всплеск, во время которого все кажется таким мрачным и все чувства приобретают трагический оттенок. Марк с букетом роз и пакетом апельсинов в руках и невесомым золотым кольцом в кармане показался сам себе полным идиотом… Он поднялся, постоял некоторое время перед дверью Риты, прислушиваясь к раздающимся из ее квартиры звукам, но так и не решился позвонить. Она, эта рыжеволосая красавица, вновь показалась ему недосягаемой, чужой, переполненной тайнами… Но и входить в свою квартиру с цветами он тоже не хотел – это означало бы его полное фиаско… Почему он не может ей позвонить? Что, разве так сложно – взять и нажать на кнопку звонка и разорвать своим присутствием плавное и веселое течение жизни за этими дверями? Пусть все, кто находится там, видят, что у Риты есть мужчина, что он обожает ее, что не может без нее жить и что он готов каждый день дарить ей цветы и апельсины… И вот, не помня себя от какого-то неприятного чувства, похожего на страх, и стыдясь этого, Марк глубоко вздохнул и коснулся пальцем черной кнопки звонка… Он ждал, что после этого действия кто-то там, наверху, оценит этот его решительный порыв и что-то изменится в этом мире, что-то сдвинется в лучшую сторону – хотя бы станет тише за дверью и Рита почувствует его близкое присутствие… Но ничего не произошло. Ему даже показалось, что музыка, легкий джаз, стала звучать громче, словно издеваясь над его чувствами.
И тут вдруг дверь распахнулась, и он увидел Риту – в открытом розовом платье, такую нежную и воздушную, что у него перехватило дыхание. Глаза их встретились, он рванул к ней и сунул ей в руку пакет с апельсинами:
– Рита, вот это тебе… И розы… Пригласи меня к себе, я сегодня целый день думал только о тебе, я схожу с ума…
Но она не дала ему договорить, поцеловала его и зашептала в ухо:
– Я ждала твоего звонка, боялась, что не услышу… У меня покупатель, немец… Хочет купить мои картины… Его Перевалов привел… Ты его отлично знаешь… Ну же, пойдем… Хотя подожди. – Она вдруг остановилась и даже, как показалось Марку, отпрянула от него, и брови ее нахмурились. – Что это за балерина торчала у тебя весь день и недавно только ушла?
