Ирина Глебова - Санный след
«Считалась матерью»… А почему бы и нет! — раздумывал Илья каждый вечер перед сном, лежа в постели с книгой. Потом приходила «дорогая матушка», целовала его в лоб, желала спокойной ночи и выключала ночник. Но мальчик еще не сразу засыпал, а продолжал придумывать себе родителей.
Иногда он воображал, что его отец — Алексей Кондратьевич. А что, рассуждал мальчишка, вполне может быть. Марта красивая, а до его рождения, когда была молодой, была еще лучше. Он мог в нее влюбиться. Адель добрая, когда узнала, что у Марты будет ребенок от ее мужа, подумала: раз у меня детей нет, пусть этот мальчик станет нашим…
Илюшке нравилась мысль быть сыном Карповского, а не какого-то пожарного Степана, пусть и геройски погибшего. Но временами, когда Алексей Кондратьевич бывал раздражителен и холоден к нему, он передумывал всю свою историю по-другому. В этом варианте его настоящей мамой становилась Аделина Сергеевна. Она влюбляется в храброго и красивого пожарного Степана и рождает ребенка. Алексей Кондратьевич отказывается его признать. Но он человек благородный, жену позорить не хочет, а потому новорожденного выдают за сына кухарки Марты. Но настоящая мать очень любит своего ребенка, и муж, в конце концов, смягчается, мальчика берут в дом, как своего. Но тайну рождения хранят до поры до времени.
Так заманчивы были эти фантазии, что Илья по-настоящему поверил в них. Или то, или другое, но в любом случае он, конечно же, благородного происхождения.
В гимназии к нему и вправду относились как к сыну благородных и богатых родителей. Живой ум и великолепная память позволяли ему хорошо учиться, не прилагая к этому стараний. Когда же надо было держать ответ за проступок или лень, мальчишка делал это с такой фантазией, что очаровывал своих преподавателей и воспитателей. Ему прощали все — красивому, умному и артистичному. Да, очень скоро взрослые поняли, что у Ильи и способности, и склонность к лицедейству несомненные. Он знал наперечет, какие пьесы в каких театрах идут, не пропускал ни одной — когда с Карповскими, когда сам, в сопровождении гувернера. И с большим удовольствием играл в гимназическом любительском театре.
В театре при гимназии в основном играли ребята старших классов. Но Илюша был мальчиком рослым, выглядел старше своих лет, и очень скоро стал получать серьезные и даже главные роли. К спектаклям привлекали девочек из соседнего женского пансиона. Одна из них, сыграв Офелию, и вправду влюбилась в Илью — Гамлета. Стала часто попадаться ему навстречу по окончании уроков, зазывала в кафе-кондитерскую… Она была очень миленькая девочка, но Илья знал, что она — дочь учительницы, мещанка. Вовсе ему не ровня! Да и не интересовали его еще нежные чувства в двенадцать лет. Он даже пропускал слезливые любовные сцены в тех книгах, которые читал вечерами, сидя в библиотеке Алексея Кондратьевича. Отдавал предпочтение историческим и рыцарским романам, а еще — пьесам. Читал Шекспира, Мольера, Бомарше…
— Какой же он необыкновенный мальчик! — часто говорила мужу Аделина Сергеевна. — Просто поразительно, ведь кровь-то в нем простолюдинов!
Алексей Кондратьевич был более сдержан, но отдавал должное Илюшиным талантам. А жене возражал:
— Кровь кровью, но и воспитание — великое дело! Парнишка ведь с рождения при нас, растет маленьким дворянчиком. Ох, не зря ли?
— Что ты такое говоришь, дорогой! — пугалась Аделина Сергеевна. — Он же мой крестник! И нам почти как сын! И… может быть, мы могли бы усыновить Илюшеньку?
— При живой матери? — Подобный, не раз уже возникавший разговор Карповский всегда сворачивал в сторону. — Он, конечно, мальчик умный и очень способный. Думаю, мы и дальше могли бы дать ему хорошее образование. Вот он тянется к театру, а у нас, в Петербурге, есть хорошие театральные школы…
— Нет, нет, что ты! Актерство — неблагородное занятие, что бы там ни говорили!
— Впрочем, — соглашался муж, — у Ильи ум очень разносторонний. Выучится, возьму его к себе в департамент. Там будет видно…
— Почти как сын… — шептала Аделина Сергеевна, идя по коридору к комнате мальчика, чтобы пожелать ему спокойной ночи. — Как сын… — И вслушивалась в нежное звучание этих слов.
А потом случилось-таки чудо. Плохо чувствуя себя и считая, что она по-женски чем-то больна, Карповская поехала на прием к врачу в известную частную клинику, а оттуда вернуться домой сама не смогла. Так ошеломило ее услышанное известие. Был послан нарочный за мужем, Алексей Кондратьевич примчался. Он тоже был взволнован. Долгожданный ребенок зародился тогда, когда его жене было уже под сорок, ему — пятьдесят лет. И если его возраст для отцовства вполне годился, то сможет ли Аделина Сергеевна выносить и родить здорового младенца? И не опасно ли это для нее самой?
Теперь в доме Карповских все поменялось — все подчинилось удобствам будущей матери и появлению на свет будущего наследника. Илья оказался первым, на кого обрушились эти перемены.
Глава 31
Аделине Сергеевне требовался идеальный покой, — и мальчик вернулся жить в комнату матери, ту самую, где он провел первые дни после рождения. Это была большая, удобная комната в дальнем крыле барского дома, но Илюша ее сразу возненавидел. Но если поначалу он еще бывал в хозяйских апартаментах — в библиотеке, в комнате для занятий, в зимнем саду, — то все это прекратилось, как только на свет появился младенец — сын Карповских. Прекратилось резко, и не только прогулки по дому. С нового учебного года Илья пошел учиться не в свою гимназию, а в городское четырехклассное училище. Это стало для него самым большим унижением!
В городе было много гимназий, не только частных, но и городских — поскромнее. Были различные училища — технические, коммерческие, мореходные. У каждого имелась своя форма: мундирчики, тужурки, фуражки, золотые и серебряные пуговицы, бархатные петлицы… Но все это были платные учебные заведения. И только в четырехклассном училище детей ремесленников, мелких лавочников, конторщиков, извозчиков, прислуги обучали из милости, бесплатно. Гимназисты их презирали и всегда смеялись над разношерстно одетыми — кто во что горазд — учениками четырехклассного.
Несколько позже Илья узнал, что Алексей Кондратьевич предложил было жене перевести Илью в коммерческое или техническое училище. Но Аделина Сергеевна резко ответила, что мальчика достаточно баловали, а теперь они не могут транжирить деньги — наследство их сыночка. Расходов у Карповских и в самом деле заметно прибавилось: роды оказались тяжелыми, здоровье матери и ребенка требовало длительного лечения за границей, куда они вскоре и отбыли.
Какие муки уязвленного самолюбия переживал Илья, он никому никогда не рассказывал. Только взгляд его из озорного превратился в затравленно-злобный. Но он ходил в училище, сцепив зубы, и, хотя ничего не учил, был в классе лучшим учеником — гимназических знаний хватало с лихвой. Он все еще воображал, что вот-вот подъедет карета, выбежит из нее Аделина Сергеевна, обхватит его, прижмет к себе, плача: «Мальчик мой милый, что же я наделала! Как могла!..» Он все еще верил, что она — его настоящая мама.
В тот день Илья возвращался из училища и столкнулся на улице с Зиночкой — своей Офелией. Он ужасно обрадовался, совсем забыв, что еще недавно не обращал внимание на девчонку. Но не успел он и заговорить, как маленькая воображала, оглядев его с ног до головы с холодным презрением, обошла по дуге и удалилась, не оборачиваясь. Еще бы: она — дочь учительницы, а он — сын кухарки!
Марта нашла мальчишку в темном углу комнаты, безутешно рыдающим. Ей не нужно было расспрашивать, что случилось. Гладя сыночка по светлым густым волосам, женщина тихо приговаривала:
— Не страдай ты так, Илюшенька! Ничего страшного, все наладится. Я так рада, что ты снова со мной, рядышком. А то, словно барчук, а не сыночек мне был. А барыня наша, Аделина Сергеевна, она ведь добрая, и господин Карповский тоже. Они тебя не оставят, помогать будут и дальше. Она ведь тебе крестная мать…
Илья вскинул мокрое от слез, перекошенное лицо.
— Твой сыночек? — спросил, заикаясь. — А она — крестная мать?
— Ну да.
Марта растерялась, но тут же снова протянула к нему руку. А Илья вдруг увидел голую правду — впервые до конца понял: он сын кухарки. И только! Холод сжал сердце и обжег щеки так, что слезы сами просохли. Он отшвырнул мягкую руку матери, и сказал тихо, раздельно:
— Не-на-вижу! Мерзкая дрянь!
Ласка не ушла из глаз Марты. Только губы дрогнули. И она прошептала с тяжким вздохом:
— Все минется, сыночек…
Но не минулось. Шло лето, Илья не ходил в училище. Но он знал, что и с наступлением осени туда не вернется. Дома он только ел и приходил затемно ночевать. Теперь он верховодил группой парней, отирающихся у портовых кабаков и притонов. Раньше они нападали на подвыпивших «клиентов», пытаясь их ограбить. Когда удавалось, а когда и получали отпор, а то и попадали в руки городовых. Теперь же они разыгрывали целые спектакли, главным режиссером и актером которых являлся Илья. И в результате «клиент», героически спасающий несчастного преследуемого парнишку, гордо и щедро одаривал его. Красиво и безопасно!
