Ирина Комарова - Смерть по фэн-шуй
– Что за ресторан? – заинтересовался Баринов. – Почему я не знаю?
– Просто к слову не пришлось. Мы Лагутину вчера в ресторане видели. Она пришла с четкой целью – склеить состоятельного мужика.
– И что?
Вместо меня коротко ответил Гоша:
– Склеила.
– Мы видели, как она танцевала с каким-то мужчиной, и это был не Лихачев и не Кулиничев, – добавила я. – Потом они поужинали и ушли. Вместе.
Ниночка хихикнула:
– Спрос соответствовал предложению, мужик ведь тоже не просто покушать пришел. А внешность у Долли вполне подходящая, и цену она, как Витька определил, не заламывает.
– Инте-ре-е-сно, – протянул шеф, откидываясь на спинку стула. – И что, ее приятель, Лихачев, не возражает против такого времяпровождения своей девушки? И второй любовник тоже. Или она этим тайком от них занимается?
Последний вопрос Александр Сергеевич задал, почему-то обращаясь конкретно ко мне. Я развела руками:
– Откуда мне знать? Я о другом – сообщника по ограблению Долли тоже могла в ресторане найти. Надо нам с Гошей еще раз туда съездить, поговорить с людьми.
– Согласен, – поддержал меня напарник. – Если она в этом ресторане частенько бывала, то обслуга ее знает.
– Что ж, можно начать и с ресторана. Вы тогда…
Баринов не успел договорить, потому что входная дверь распахнулась и в приемную ворвалась запыхавшаяся Татьяна Викторовна. Пробежав по инерции до середины комнаты, она остановилась, подняла голову к потолку, прижала руки к груди и издала жалобный вопль:
– Помогите!
– А вот и Татьяна Викторовна! – Гоша вскочил, вышел в приемную, подмигнув по дороге Ниночке (она кивнула и тут же скользнула за ним следом, возвращаясь на рабочее место), и подхватил Кулиничеву под локоток. – Мне кажется, вы слишком напряжены. Что-то случилось?
– Случилось? – странным булькающим голосом повторила Татьяна Викторовна и попыталась выдернуть локоть, но Гоша держал крепко. – Конечно, случилось! Вы обязаны мне помочь!
– Раз обязаны, значит, поможем. А как же, для того мы работаем, чтобы хорошим людям помогать. – Мирное журчание Гошкиного голоса контрастировало с нехорошей улыбкой, но клиентка этого не заметила. Повинуясь мягкому нажиму, она вошла в кабинет. – А вам нужно успокоиться, вы же умеете всякие такие фокусы проделывать… соберите верхние чакры в кучку, а то они у вас прямо на глазах в разные стороны расползаются.
– Вы с ума сошли! – Кулиничева стряхнула со своей руки Гошину ладонь и, звеня украшениями, самостоятельно уселась в кресло. – Какие чакры? При чем здесь эти глупости, когда меня обвиняют в убийстве Долли! Вы можете себе это представить? – обратилась она уже к Баринову. И повторила, звонко чеканя слова: – Меня! Обвиняют! В убийстве! Долли!
– Думаю, что вы немного преувеличиваете, – успокаивающе прогудел шеф. – Если бы вас обвиняли в убийстве, то непременно задержали бы – это действительно было бы неприятно. Вы же на свободе, значит, пока вас только подозревают…
– Подозревают, обвиняют, большая разница! – нервно перебила его Татьяна Викторовна. – Этот мент, Стрешнев, взял с меня подписку о невыезде, как вам это нравится? У меня – подписку о невыезде, словно я преступник какой-нибудь, рецидивист!
– Но в данной ситуации подписка о невыезде – это стандартная процедура, – попытался успокоить ее Александр Сергеевич.
Напрасно старался. Татьяна Викторовна не желала успокаиваться, Татьяна Викторовна желала возмущаться и требовать, требовать и возмущаться.
– Меня не касаются идиотские полицейские процедуры! Ясно же, что Долли убил тот, кто украл мое золото! А этот мент… – Внезапно Кулиничева повернулась ко мне и зло спросила: – Зачем вы его вызвали? Что, никак нельзя было обойтись?
– Вызов сотрудников полиции на место преступления – это тоже стандартная процедура, – ответила я, тщательно контролируя голос. Честное слово, идея работы на эту женщину совсем не казалась мне привлекательной.
– Но они же теперь обвиняют меня! – взвизгнула в ответ Татьяна Викторовна. – А я не знаю, что мне делать! Я умоляю, помогите мне!
– Конечно, мы поможем, не сомневайтесь. – Гоша наклонился к ней и почти мурлыкал, интимно, на ушко. – Только один маленький вопросик, хотелось бы уточнить. Стандартная процедура, вы понимаете?
Кулиничева поежилась и слегка отодвинулась.
– Какой еще вопрос?
– Признаюсь, немного нескромный, но совершенно необходимый для дальнейшего разговора. Простите великодушно, но это не вы… – Внезапно Гошке пришла в голову фантазия изобразить деликатность, и он замялся, подбирая слова: – Того-с… барышню порешили?
– Что? – Она вроде и не пошевелилась, только глаза раскрылись неестественно широко, но ее многочисленные украшения громко и вразнобой зазвенели. – Как это – я? Вы о чем вообще… да у меня все золото украли, вы знаете, сколько оно стоит?
Я смотрела на Кулиничеву и тихо удивлялась. Она была напугана, действительно напугана. И вместе с тем ни на секунду не забывала о том, что она уважаемая состоятельная женщина, поэтому истеричные вопли мгновенно сменялись привычным высокомерием, а через мгновение Татьяна Викторовна снова срывалась в первобытный страх. Кроме того, перед ее глазами непрерывно маячили исчезнувшие ювелирные изделия, внося окончательный разброд в мысли и речи.
– Но если вы не убивали, чего же вы так боитесь? – ласково (если кого-нибудь интересует мое мнение, то даже слишком ласково) спросил шеф. – Ребята разберутся. – Он помолчал, потом, сохраняя объективность, признал: – Через некоторое время, конечно.
Наша клиентка неожиданно разрыдалась. Гоша и Александр Сергеевич синхронно посмотрели на меня, и я вышла в приемную. Достала из холодильника бутылку минеральной воды, налила в стакан и щедро плеснула валерьянки. Когда я даю рецепт своего фирменного «успокоительного коктейля», то говорю, что на стакан минералки нужно добавить сорок капель валерьянки, но сама точных пропорций давно не придерживаюсь – лью на глазок. Ничего, никто пока не жаловался.
Когда я вернулась в кабинет, мужчины сидели молча и смотрели на плачущую Татьяну Викторовну.
– Некоторое время, – прорывалось сквозь рыдания. – И все это время менты… они будут ходить, вынюхивать…
Я протянула Кулиничевой стакан, она опрокинула его содержимое в себя одним духом и продолжала причитать:
– Менты такие настырные бывают, я знаю! А уж этот Стрешнев, он обязательно докопается… – Она замолчала и поднесла стакан, который продолжала держать в руке, к лицу. Понюхала его, икнула и быстро поставила на стол. – Гадость какая!
– Зато эффективно, – доверительно сообщил Гоша. – Новейшее успокоительное средство, австрийская разработка. Одна крохотная таблеточка, разведенная в воде, – и истерику, депрессию, суицидальный синдром как рукой снимает! Так что вы говорили, до чего Стрешнев обязательно докопается?
– До всего, – с отвращением ответила Кулиничева и полезла в сумочку за носовым платком. – Он до всего докопается, я знаю. – Татьяна Викторовна вытерла глаза и мокрые щеки, скомкала платок в руке и закончила обреченно: – И тогда мне ни одна живая душа не поверит! Господи, вы же ничего не знаете!
– А вы нам расскажите, – предложил шеф. – Когда мы будем знать, то, возможно, и помочь вам сумеем.
– Думаете, это так просто объяснить? – Кулиничева сунула мокрый платочек в сумку. – Я не убивала Долли. Но у меня были основания желать ей смерти. Эта дрянь, она спала с моим мужем! Мало ей было Женьки, так она и Олега в постель затащила!
– То есть у вас был серьезный мотив для убийства?
– А разве не серьезный? Вот представьте себе, что какая-то шалава тащит вашего мужа… – Кулиничева осеклась, перевела взгляд на Гошу, потом уставилась на меня. – Представьте, что какая-то шалава, – горячо продолжила она, – тащит вашего мужа в постель! Вашего собственного мужа!
– Неприятно, – искренне согласилась я. Собственного опыта у меня на эту тему не имеется, но представить себе ситуацию я могу легко. Если бы у меня был муж, например Витька Кириллов, и я узнала бы, что он с какой-то шалавой… убила бы обоих, сразу и не раздумывая.
– Но я ее не убивала, клянусь! У меня и пистолета никогда не было, я в руках ничего подобного не держала! Я бы и не стала так, из пистолета. Если бы хоть придумать такой способ, чтобы я ни при чем была, тогда еще может быть… но только чтобы меня никто не заподозрил!
– М-да. – Александр Сергеевич покивал, почти сочувственно. – Если кто сейчас и оказался под подозрением, так это вы. Неприятная ситуация. А кому вы говорили про видеокамеру?
– Про какую камеру? – растерянно моргнула Татьяна Викторовна и тут же спохватилась: – Ах, про камеру! Я про нее никому не говорила, зачем? Понимаете, ведь весь смысл наблюдения был в том, чтобы никто о нем не знал!
– Это мы понимаем, – добродушно согласился шеф. – Но камера исчезла, так?
