Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда
- По случаю чего? - осведомился Похитун.
- Сегодня получил монету.
- Ах, вот оно что... Готов, готов! Но я вижу, что и вы не дурак выпить. А?
- Все хорошо в меру, - заметил я. - Так пить, как вы, я не могу.
Похитун потер руки и опять уселся на кровать. Он начал рассказывать сальные, плоские анекдоты, причем, еще не договорив, начинал смеяться. Ему казалось, что смешно и мне, но я только улыбался. Меня смешили не анекдоты, а сам Похитун. Я улыбался и в то же время обдумывал один ход. Мне очень хотелось узнать фамилию Доктора, у которого я гостил, и мне казалось, что удобнее всего попытаться выведать это у Похитуна. И я придумал. Я принялся чесать руки.
Похитун вначале не обращал на это внимания, а потом спросил:
- Вы что чешетесь? Чесотку подхватили?
- Не знаю, - ответил я и нахмурился. - У меня все время чешется после знакомства с вашим врачом.
Похитун поднял свои вылезшие брови:
- С каким врачом?
- К которому я ездил.
Похитун хрюкнул и рассмеялся.
- Виталий Лазаревич такой же врач, как мы с вами. И его экзема не заразна. Я с ним спал на одной койке и вытирался одним полотенцем. У вас повышенная мнительность. Натрите руки водкой. Это лучшее средство.
Я обещал воспользоваться советом, зевнул и сказал Похитуну, что хочу спать.
- Ну и спите себе, - разрешил он и оставил меня в покое.
Мне даже не верилось, что ход, предпринятый мною и к тому же очень примитивный, себя оправдал.
Значит, Доктор и есть тот самый Виталий Лазаревич Шляпников, с которым имели дело наши контрразведчики. Как тесен мир! Встретились все "знакомые"!
Я встал, открыл печную дверцу, порылся в теплой золе, нашел крепкий уголек, сунул его в карман своего плаща, выключил свет и лег спать.
С утра со мной занимался немногословный и педантичный радист Раух.
От него трудно было услышать лишнее слово. Он говорил только о том, что мне следовало знать. Занимались два часа: час - фото, час - радиодело.
Потом явился Константин. Я разложил на столе план Москвы, усадил ученика и поставил перед ним задачу: каким маршрутом быстрее всего добраться с Курского вокзала на Савеловский. Он сделал это без затруднения и именно так, как сделал бы я. Затем мы побродили с ним по Малому и Большому кольцу, покружили по кривым арбатским переулкам, въехали в Москву с Ярославского, Ленинградского, Рязанского, Дмитровского и других шоссе.
Константин не изменял себе и оставался таким, каким был при первой встрече: отчужденным, угрюмым, глядящим исподлобья и даже враждебно.
Иногда по блеску в его глазах мне казалось, что он хочет спросить меня о чем-то, не относящемся к занятиям. Я с интересом ждал от него живого слова, но блеск сейчас же угасал, и лицо Константина оставалось мертвенно-неподвижным.
А может быть, все это мне только казалось, потому что я этого хотел и ждал?
После занятий с Константином я попал в лапы Похитуна. Прежде чем приступить к разбору очередной шифровальной комбинации, мы уточнили время, когда отправимся в город.
И никто не знал, что творилось у меня в душе, никто не догадывался, что означает для меня сегодняшний день. А день был необычен, и уж я-то забыть об этом не мог. Я знал, что все советские люди, где бы они ни находились - в огне переднего края, в суровой Сибири, в знойной Средней Азии, в тылу врага, в партизанском отряде или в лапах фашистов, за колючей проволокой или в застенках гестапо, - всюду-всюду, хотя бы только в сердце и молчаливо, как я, празднуют двадцать пятую годовщину Советской власти, годовщину Великой Октябрьской революции.
Я был горд тем, что продолжаю дело, начатое нашими отцами. Я был горд тем, что тоже нахожусь на линии огня, что здесь мой передний край, что моя вахта не менее сложна, опасна и ответственна, чем любая другая.
После окончания занятий меня вызвали к Гюберту. Сердце ёкнуло: а вдруг он и сегодня сорвет вылазку в город?
Гюберт усадил меня против себя, и я сразу заметил необычное: он остановил внимательный и пристальный взгляд на моих руках.
Но он допустил промах. Я сразу увязал его интерес к моим рукам со вчерашним моим ходом. Ясно, что Раух подслушивал мой разговор с Похитуном.
- Как вы себя чувствуете? - поинтересовался Гюберт, не сводя глаз с моих рук.
- Прекрасно. Вот только руки чешутся... Я уж грешным делом подумал, не наградил ли меня Доктор своей экземой.
- Ерунда, - отрезал Гюберт. - Но показаться врачу следует. Вы нужны мне абсолютно здоровым. Когда будете в городе, зайдите в комендатуру и отыщите врача Питтерсдорфа. Я дам ему записку. Он осмотрит вас.
Гюберт написал записку и вручил мне.
Страхи оказались напрасными. Гюберт не покушался на мое время.
Я решил было выманить Похитуна в город до обеда, но, поразмыслив, пришел к выводу, что это может вызвать подозрение не только у него. Надо было ждать обеда.
Выйдя из дома Гюберта, я увидел старика Кольчугина. Он сидел под навесом, около сложенных дров, и затесывал топором клин. Возле него, широко расставив тощие ноги и заложив руки за спину, стоял Похитун. Он что-то рассказывал, а старик только крутил головой и делал свое дело.
С неба, задернутого мутными тучами, стал опять накрапывать мелкий дождь. Похитун передернул плечами, стал под навес, закурил, а потом отправился в дом.
Я сошел с крылечка и направился к Кольчугину. Старик заинтересовал меня с первой встречи, но я еще не мог раскусить его.
- Как она, жизнь-то? - обратился я к нему.
- Да прыгаю помаленьку...
Из-под его мерлушковой шапчонки прядями выбивались мягкие серебряные волосы.
- Зимы-то нет?
Старик задрал голову к небу и заметил:
- Да, запаздывает. Что-то заколодило там, наверху.
- Забот много? - спросил я, не зная, как и чем разговорить старика.
- Чего-чего, а забот нашему брату не занимать. Хватает...
Дождь усиливался, и я зашел под навес.
- Курить хотите, господин хороший? - опросил старик.
- Да нет, - ответил я.
- А то курите. Покурите - не отплюетесь! - И старик закатился смешком.
- Ты бы лучше угостил господина Похитуна. Он любит крепкое, посоветовал я.
- Нужен он мне, как ячмень на глазу... Пропащий человек! Дюже до шнапса охочий.
- Начальство нельзя критиковать, - заметил я.
- И то верно, - согласился дед. - Да ведь наше дело такое: лай не лай, а хвостом виляй.
- Это как же понимать? - спросил я.
- А как хотите, так и понимайте, господин хороший. - Он встал, внимательно осмотрел клин, стряхнул щепки с пиджака и, сунув клин за поясной ремень, добавил: - Пора, Фома, и до дому. Прощевайте, господин хороший!
Это "господин хороший" резало мой слух, как тупая пила. Я пожелал старику счастливого пути и отправился к себе. Кольчугин, видимо, не склонен был продолжать разговор, а мне неудобно было навязываться.
Время тянулось медленно, и я был несказанно рад, когда окончился обед. Дождь шел не переставая. Над лесом висело сумрачное, сырое небо. Я надел дождевик, зашел за Похитуном, и мы отправились в город.
Дождь сыпал и просеивался сквозь холодный туман. Мы старательно месили грязь, черную, как вакса, и клейкую, как смола.
Похитун шел впереди, как неподкованная лошадь по льду. Ноги его расходились на горбах тропинки, скользили на обнаженных корнях. Грязь разлеталась в стороны. Полы блестящего клеёнчатого плаща шлепали по его сапогам.
На полпути к городу Похитун остановился и предупреждающе поднял руку. Навстречу ползли по расквашенной дороге две легковые машины. Они приближались, погромыхивая цепями на задних скатах, и через минуту проплыли мимо нас. В машинах сидели летчики. Одну из машин занесло, она нырнула колесом в лужу и обдала Похитуна фонтаном грязи. Он дернулся, взбрыкнул ногой, поскользнулся и со всего размаха сел в лужу. Я с трудом сдержал смех.
Встав на ноги, Похитун растерянно поводил глазами, встряхнул головой и разразился залпом отборных ругательств.
Тут попало и летчикам, и погоде, и черту, и его матери.
Я уже испугался, что наша экспедиция сорвется, но я плохо знал Похитуна. Кое-как обтерев заляпанный грязью плащ, он с необычной резвостью бросился на тропинку, которая вела к городу стороной, и крикнул:
- За мной!
Я поспешил за ним. Лес редел. Дождь густой сеткой заштриховывал городские строения вдали.
- С чего это мы свернули сюда? - спросил я Похитуна.
- Э, батенька, я уже ученый! Летчики поехали к нам за объектами для бомбежки, - ответил он, полагая, что из этого мне станет ясно, почему понадобилось пробираться дальней тропкой.
- Ну и что же?
- А то, что меня сейчас же хватятся на станции.
- Вот оно что...
- А как же! Я нарочно сюда и свернул. А они будут догонять меня по той дороге.
Он чуть не бежал вприпрыжку, тяжело дыша и посапывая. Я с трудом поспевал за ним и диву давался, откуда у него взялась такая прыть.
- Может быть, нам лучше вернуться? - задал я каверзный вопрос.
Похитун остановился, повернулся, смерил меня недоумевающим взглядом и спросил:
