Екатерина Лесина - Тайная страсть Гойи
Алина встрепенулась.
— Была такая, — признала вторая женщина. — Ничего особенного, совершенно себя запустила. Кожа в отвратительном состоянии, про волосы вообще молчу…
— Молчи, молчание — золото. Надеюсь, ты ей лишнего не сболтнула?
Над поляной повисло молчание.
— Ну? — Евгении первой надоела тишина. — Я же просила, держать язык за зубами! Как вас вообще не посадили?! Чудом, не иначе…
— Да ничего я ей не сказала! Только что знала Маринку давно, что она ко мне ходила… Да успокойся! Ее не тем кремом намазали, перепутали, уродки криворукие. Сколько раз говорила, к моей косметике не соваться, так ведь не слушают. Она ничего и не запомнила, к Таньке поперлась, а та уже с ней поговорила, пара сеансов…
— Что ж, — задумчиво произнесла Евгения, — может, оно и к лучшему… Мутная девица…
Это Алина мутная? Она прозрачна, как… как… сравнение не придумывалось.
— Думаю, теперь она к тебе частенько наведываться станет. Поговори с Танькой, пусть назначит чего-нибудь для душевного спокойствия.
— Зачем?
— Сама как думаешь? — грубо оборвала Евгения.
Алина же вцепилась в Максову руку. Это ведь не то, о чем она подумала, не то… Совсем не то… Ее никто не собирается убивать!
— Тихо. — Макс произнес это на самое ухо и Алину приобнял, успокаивая. — Я тебя никому не позволю обидеть.
Алине хотелось бы поверить.
— Нет!
— Не тебе решать. — Евгения была непреклонна. — Хочешь получить свою долю?
— Ты же говорила…
— Кто знал, что Маринка такую глупость допустит? А у этого урода, оказывается, жена имелась, бывшая, но с какого она именно здесь и сейчас объявилась? И успокойся! Помнится, раньше ты так не переживала, так что жду… И не светись здесь.
— Знаешь… — Это женщина сказала после долгой паузы. — А ты ведь хуже ее, много хуже… Маринку хотя бы совесть мучила. Ты же…
— А мне плевать на Маринку. И ты не обольщайся. Тебя я тоже не пожалею…
И стало тихо.
Тишина эта длилась и длилась. В ней темная фигура Евгении скользнула к дому, и с легкостью, необычной для ее комплекции, женщина взобралась на подоконник и исчезла в доме.
— Вот такие пироги, Алинка, — произнес Макс задумчиво. — И что скажешь?
Сказать Алине было нечего.
— Она… Получается, что это была она?
— Не спеши. — Макс наклонился и неожиданно поцеловал Алину в макушку. — Тут, конечно, многое звучало, но, сдается мне, что не все так очевидно. А вот Раису эту найти стоит…
Как он ее искать собирается? Кто это такая?
Макс не объяснил, Алина же не стала спрашивать.
Часть 2 О РОДСТВЕННИКАХВ особняк Альваро явился в указанное время. Вошел, естественно, с заднего хода, потому как вид его нынешний доверия не внушал.
Дверь ему открыли не сразу.
— Я пришел к дону Диего… — Альваро протянул мрачному слуге, во взгляде которого читалось неприкрытое презрение ко всяким оборванцам, записку. — Меня ждут.
— Проходи. — Слуга скривился, должно быть, пытаясь представить, за какой надобностью молодой хозяин пригласил в дом личность столь недостойную.
Альваро повели коридорами для слуг, тесными, в которых и кошка-то с трудом развернется.
— Жди здесь, — велел слуга, отворив перед Альваро дверь. — Я доложу хозяину.
И удалился с гордо поднятою головой, будто бы именно он являлся владельцем дома. Альваро осмотрелся. Комнатушка, в которой его оставили, была невелика, и, судя по некоторому запустению, заглядывали сюда крайне редко.
Альваро усмехнулся: похоже, для него отыскали самую что ни на есть захудалую комнатенку, какая имелась в этом особняке. Боятся, что украдет что-нибудь? Впрочем, человек, понимающий в тонкостях воровского дела, и здесь нашел бы, чем поживиться. Хотя бы вот той статуэткой в виде голубки. Альваро прошелся, тронул голубку. И голубка, посаженного на подоконник. Коснулся запыленных штор. Выглянул в окно и, попробовав задвижку, которая поддалась легко, окно приоткрыл.
— Матушка, я так больше не могу! — Взволнованный мужской голос доносился откуда-то снизу, и Альваро прилег на подоконник, высунулся, пытаясь разглядеть говорящих. Но, верно, говорили в комнате этажом ниже, а потому увидел он лишь карниз и жирных голубей, по нему разгуливавших. — Я устал побираться!
— Потерпи, дорогой…
— Он обращается со мной, будто с прислугой! Хотя… нет! С прислугой он обращается куда более уважительно!
— Скоро все изменится. — Женщина говорила негромко, и, чтобы расслышать ее, приходилось сосредоточиться, впрочем, господь милостью своей наградил Альваро отменным слухом.
— Он только и говорит, что о моих долгах. — В мужском голосе появились хнычущие нотки.
— Мануэль, согласись, что в чем-то твой брат прав. Мы не можем позволить себе…
— Мама! А как же мое честное имя!
Альваро хмыкнул: опыт подсказывал, что именно подлецы больше всех заботятся о честном имени.
— Да надо мною весь Мадрид уже смеется! Как же… Мануэль вынужден побираться! Мне скоро милостыню подавать станут! А я…
Звук хлесткой пощечины Альваро ни с чем бы не перепутал.
— А ты сейчас успокоишься. — В голосе женщины появились металлические ноты, и Альваро удивленно приподнял бровь. Надо же, а у него сложилось впечатление, что матушка клиента — женщина недалекого ума и не самого сильного склада характера.
— Успокоишься, — повторила она, — и пойдешь к брату. Ты попросишь у него прощения за утрешнюю ссору. Ты ведь на самом деле не думаешь, что он…
— Извращенец и содомит? Матушка, право слово!
Вторая пощечина заставила Мануэля замолчать.
— Не имеет значения, что я думаю, — с бесконечным терпением произнесла женщина. — Сейчас важно, что думает он. Чего ты добился, обвиняя брата в… таком? Или ты полагал, что он испугается твоих криков и оплатит твои долги? Мануэль, я начинаю бояться, что, оделив тебя внешностью, господь забыл о голове. Твой отец тоже никогда не был способен думать ни о чем, кроме своих приятелей и потаскух. Хоть раз в жизни сделай над собою усилие… Бери пример с сестры.
— Лукреция — дура.
— Лучше быть состоятельной дурой, чем бедным умным гордецом.
Альваро лишь головой покачал: чем дальше, тем интересней становилось дело. Он лег на подоконник и, выскользнув из комнаты, распластался на карнизе, к счастью, довольно широком. Подумалось, что после этаких экзерсисов его, почти чистая рубашка, вновь окажется заляпана, да не чем-нибудь, а птичьим дерьмом, но дальнейшая беседа всецело отвлекла Альваро от печальных мыслей.
— Мануэль. — Теперь женщина говорила ласково, утешая. — Ты же понимаешь, что теперь мы зависим от Диего… Он не злопамятен. Если ты раскаешься…
Тут, видимо, у донны зародились некие сомнения. Надо полагать, она хорошо знала собственного сына, а потому испытывала некоторые сомнения в его способности раскаяться искренне.
— Или хотя бы сделаешь вид, что раскаялся, Диего тебя простит.
— И что?
— И ничего, поживешь в доме. Вести себя будешь прилично. Никаких попоек. Никаких приятелей. Про девок тоже забудь.
— Мама!
— Ты изъявишь желание помогать Диего в его делах. Мануэль, не спорь! Это, конечно, не так интересно, как кости, но куда более полезно. Ты должен знать истинные размеры его состояния. Или хочешь, чтобы после смерти брата поверенные нас обобрали?
— А Диего собирается умереть?! — В этом вопросе было столько наивного восторга, что Альваро едва с карниза не свалился.
— Тише, Мануэль, тище! И у стен есть уши… Нет, Диего не болен. Конечно, его болезнь может оказаться скрытого свойства… Вот твой отец, помнится, тоже никогда не жаловался на здоровье, а меж тем умер от удара. В одночасье скончался.
В голосе женщины теперь слышалась печаль, которую можно было бы принять за искреннюю.
— И как знать, не передалась ли эта болезнь Диего? А несчастные случаи?.. Жизнь столь опасна, непредсказуема… Вспомни, что произошло недавно.
— Ты про коня? Так это говорят, он какой-то травы нажрался, конюх не уследил. Сам и виноват.
— Сам, — охотно согласилась женщина. — Однако представь, Мануэль, что было бы, если бы не милость господа, уберегшая нашего Диего? Он мог бы погибнуть…
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь воркованием голубей.
— И вот представь, в каком положении мы бы оказались? Да нас бы обокрали в миг, Мануэль! Две слабые женщины и мужчина, не имеющий представления о том, что должен унаследовать…
