Валерия Вербинина - Английский экспромт Амалии
– А по-моему, – встрял чей-то гнусавый голос, – ваш Ундервуд – обыкновенный болван, который ни о чем не догадывается.
– Еще бы! Он так доверяет своему другу баронету, что при виде их дружбы прошибает слеза умиления.
– Я только не понимаю, зачем Лаймхаузу вообще это понадобилось?
– Тсс, мой дорогой. Я слышал разное, знаете ли. Одни говорят, что он сделал это на пари с Сеймуром, а другие – чтобы не терять Ундервуда из виду. У старикашки ведь премерзкий характер, а без его поддержки Лаймхауз – ничто.
– Как вы думаете, господа, война с Россией будет?
– Разумеется, поскольку Печатный Станок позволяет водить себя за нос. Но вы не представляете, как над ним потешаются при дворе! Принц Уэльский особенно в восторге.
Голос зазвучал у самой двери. Было похоже, что его обладатель вот-вот ступит на порог и столкнется с лордом Ундервудом, застывшим в нелепой позе подслушивающего. И тогда…
Но ничего подобного не случилось, ибо благородный лорд самым позорным образом немедленно сбежал в библиотеку. Сердце бешено колотилось у него в груди, на лбу выступили капли пота. Впервые за долгое время он чувствовал, что утратил способность мыслить рационально. Его жена ему неверна! Его жена! Господи, если бы речь шла о красавице-любовнице, тогда другое дело: глупо вообще требовать верности от таких созданий, но жена, рядом с которой Медуза горгона была бы воплощением красоты… И она изменяет ему на потеху этим жалким людишкам! Какое унижение, бог ты мой, какое невыносимое унижение! С первого листа свежего выпуска его газеты, забытой кем-то на столе читальни, на лорда Ундервуда смотрели набранные крупным броским шрифтом слова: «Война: быть или не быть?»
Теперь он знал все. Знал, почему так мерзко хихикала мисс Джеббинс и почему, когда он на днях обедал у леди Эрлин и сказал, что нет ничего хуже, чем быть обманутым мужем, все присутствующие так странно на него посмотрели; знал, почему журналист, которого он уволил за пьянство, с вызовом бросил ему в лицо со своим выговором кокни: «Ну, уж по крайней мере моя жена не ходит на сторону». Знал, отчего старые и преданные сотрудники смотрели на него с таким сочувствием, когда он появлялся среди них; знал, отчего его враги начали криво улыбаться, когда он недавно появился с женой на каком-то благотворительном вечере.
Лаймхауз! Этот жирный мешок, тупица, бестолочь, ничтожество, которое без него, Ундервуда, ноль – нет, даже менее чем ноль! Да как он посмел?!
Но леди Ундервуд…
– Нет! – решительно промолвил мистер Печатный Станок, тряхнув головой. – Нет, это невозможно!
Ундервуд никогда не любил свою жену. Она являлась для него лишь одной из ступеней, которую нельзя было миновать при восхождении на вершину. Конечно, кто-то, возможно, не стал бы связывать свою судьбу с безразличным ему человеком, а затянул бы пояс потуже и стал бы трудиться в расчете на удачу, но этот путь не слишком увлекал лорда Ундервуда. Если он чего-то хотел, то добивался этого незамедлительно, и поэтому он женился на деньгах, которые позволили ему завести свое дело и без помех им заниматься. Нет, он не был ни зол, ни жесток к своей жене; он даже признавал за ней определенные положительные качества. Леди Джейн – любящая мать, заботливая супруга; она почти не докучает ему, дает ему вести такую жизнь, какую он хочет, и за это он ей искренне признателен. Он даже хранил ей верность! По крайней мере, гораздо больше, чем многие нынешние мужья. В сущности, их брак идеален, потому что им и в голову не приходило требовать друг от друга невозможного. Смешно ожидать от леди Джейн, чтобы она стала красавицей или хотя бы научилась одеваться так, чтобы платья не казались на ней бесформенными тряпками. А подозревать ее в неверности и вовсе немыслимо. Кого угодно, только не ее!
Тут Ундервуд вспомнил, что он довольно редко видит свою жену, что она практически все время находится одна, а значит… значит… Пот вновь выступил у него на лбу. Доводы, по которым Лаймхауз мог ею увлечься, тоже казались донельзя весомыми. Если Лаймхауз хотел держать его под контролем, быть осведомленным о всех его планах, что вполне естественно для прожженного дельца, который никому не доверяет, то через жену это сделать проще простого. Пари? Ну что ж, баронет – человек азартный… На пари проделывается немало глупостей (например, сам он, Ундервуд, в Кембридже как-то выпил в одиночку три бутылки шампанского, после чего его немилосердно вырвало). И все же…
– Да нет, это вздор. Слухи, которые мои враги распространяют, чтобы отыграться за свои обиды.
Слова прозвучали неубедительно, и он понял это. Из клуба Ундервуд пошел домой, где его ждал традиционный ужин с женой. Леди Джейн поддерживала за столом обычный разговор, но впервые, глядя на ее лицо, усеянное бородавками, и пытаясь поймать взгляд косящих глаз, он думал: что же может скрываться за этой невзрачной внешностью? Может статься так, что он вообще не знает свою жену. Чем она живет, что думает, о ком мечтает? Хорошо, если ни о ком. Лорду Ундервуду было совсем не по себе от подобных размышлений.
– Я собираюсь устроить званый обед, – сказал он неожиданно. – Пригласить Лаймхауза?
– О да, конечно, – сказала леди Джейн вежливо.
Ундервуд занервничал. Показалось ли ему или она вложила в обычные с виду слова какой-то особенный, ускользающий от него смысл?
– Мне казалось, он тебе не очень по душе, – лорд Ундервуд решился на обыкновенную провокацию.
– Мне? – испугалась леди Джейн. Впервые за все время их брака муж интересовался ее мнением об их общих знакомых. – Нет, он… вполне приличный человек, и…
Лорда Ундервуда обдало холодом. Приличный человек? Этот живоглот Лаймхауз? Ундервуд потерял аппетит и отодвинул тарелку.
Сегодня мистер Печатный Станок вернулся раньше, чем обычно, чтобы проверить свою догадку. Бесполезно ведь спрашивать женщину, изменяет она вам или нет. Женщина устроена так, что будет отпираться до последнего, да и, кроме того, вопрос был бы просто смешным: «Дорогая, вы случаем не спите с Лаймхаузом? А то до меня дошли слухи…»
Снимая пальто внизу, он осведомился:
– Леди Джейн дома, Холмен?
Он прекрасно знал, что в это время она обычно находится у своей овдовевшей сестры, с которой они обсуждают план приюта для подкидышей. (А может быть, она вовсе не к сестре ходит? Может, благотворительность – только прикрытие для ее встреч с любовником?)
– Нет, сэр, миледи вышла.
– Очень хорошо, Холмен.
Ундервуд сидел в кабинете, прислушиваясь к внешним звукам. Джейн. Джейн и Лаймхауз. Берти смеялся… Все они смеялись над ним. Обманутый муж всегда узнает последним…
Нет, пора положить этому конец. Если между Джейн и стальным магнатом существует какая-то связь, должны сохраниться ее следы. Женщины тщеславны и неосторожны, они обожают получать письма и подарки. Даже когда их просят сжечь компрометирующие бумаги для их же блага, они не поддаются. Правда, им не так дорога память о своей связи, как возможность ее практического использования. Помнится, его собственная любовница как-то пыталась его шантажировать… Леди Ундервуд – любовница Лаймхауза! Ундервуд сорвался с места (в этот момент он уже не вдохновил бы никакого скульптора, до того злое и решительное было у него лицо) и быстрым шагом прошел на половину своей жены.
Вазы с сухими цветами, спертый, неживой воздух. «Пахнет склепом», – поморщился Ундервуд.
Он начал осмотр с секретера. Фото детей… Какие-то пожелтевшие листки… Боже, это же его письма! Письма, которые он сам писал, будучи женихом, и в которых каждое слово было ложью. Ложь от начала до конца!
Краска стыда ожгла его щеки. Ундервуд готов был прекратить свои поиски, но тут у него в ушах снова зазвучал визгливый смех мисс Джеббинс.
Он обыскал столы, выдвигая и задвигая ящики. Открыл шкафы, не поленился заглянуть в комод и гардероб. Ничего.
Признаться, Ундервуд вздохнул с облегчением. Он вернулся к двери, и, когда он уже стоял у порога, ему в глаза бросилась какая-то коробочка на самом верху комода. Снизу был виден только ее угол, и невнимательный человек мог принять ее за завиток лепнины, но глаз Ундервуда был отточен ревностью, и он сразу же понял, что это небольшая шкатулка для хранения бумаг.
Чтобы достать ее, Ундервуду пришлось подняться на стул. Верх комода был весь в пыли, но кое-где лишенные пыли пятна, похожие на отпечатки пальцев, указывали, что шкатулку совсем недавно кто-то трогал.
«Ребячество, – злобно подумал Ундервуд, – хранить свои секреты в таком месте, где любой может их найти».
Это была обыкновенная лакированная шкатулка вроде тех, какие в изобилии водились у леди Ундервуд. Лорд Печатный Станок с нетерпением схватил ее. Забавно, но даже сейчас у него мелькнула спасительная надежда на то, что внутри окажется какая-нибудь малозначительная ерунда. Подняв крышку, он увидел пачку исписанных листков, пару засушенных роз и портсигар, который он видел раз сто, не меньше. Портсигар, на котором стояли инициалы Лаймхауза.
