Джеффери Фарнол - Тайна Лоринг-Чейза
Глава XXIII,
в которой ведущую роль играет фамильное наследие
Туманный рассвет застал Дэвида сидящим под сенью живой изгороди. Совершенно измученный событиями прошедшей ночи, терзаемый страшными мыслями и подозрениями, он притулился под колючими кустами и на время оцепенел. Он не помнил, сколько времени так просидел. Перед его мысленным взором вновь и вновь во всем своем пугающем безобразии представала картина убийства. Он видел обмякшее, безжизненное тело, развалившееся в кресле, сардоническую усмешку и невидящий взгляд, устремленный в пространство. Это видение сменялось другим, тоже навсегда запечатлевшимся в памяти, - водопадом великолепных золотистых волос - водопадом, которым не смыть кровь. Дэвид снова видел ужас и отчаяние в глазах девушки, а в ушах звучал ее срывающийся шепот.
Страшный сон. Рука скользнула в карман, чтобы коснуться орудия преступления. Дрожащие пальцы ощутили холод смертоносной стали. Этот кинжал принадлежал той самой девушке.
Наступил рассвет. Дэвид чувствовал себя совершенно разбитым и телом, и душой, его грызли сомнения и страх перед будущим. В мозгу снова прозвучал голос Джаспера Шрига:
"Убийц, сударь мой, вешают, независимо от пола, возраста, сословия и вероисповедания".
Веревка, виселица, скрипучие доски помоста... Дэвид содрогнулся.
Ветер утих. В соседнем кусте спросонья пискнула птица, ей ответила другая, подальше. Дэвид очнулся. Горизонт на востоке сиял, занималась заря. Цвет неба светлел, становясь из пурпурного алым, из розового золотистым. По мере того как это сияние отвоевывало у ночного мрака все большее пространство, из кустов, из росистых зарослей, из темнеющего леса, со всех сторон поднимались веселый щебет, цвиканье и мелодичный пересвист; птичьи голоса постепенно набирали силу, становились чище, увереннее, и наконец слились и во всю мощь запели хвалебную песнь наступившему утру.
Ровный дневной свет разогнал часть страхов. Дэвид почувствовал, как уныние оставляет его, как ликующий птичий гимн возрождает в душе надежду.
Он потянулся, расправил плечи и поднял голову, чтобы посмотреть на небо. Туманная дымка истончилась и улетучилась. Сияющий рассветный нимб разлился от востока до запада. Все образуется и прояснится, не может быть все так плохо... Нельзя отчаиваться, и обязательно наступят лучшие дни!
Дэвид встал, размял затекшие члены и, выйдя на дорогу, зашагал навстречу показавшемуся ослепительному краю солнца.
Однако через полчаса усталость взяла свое. Он уселся на обочину и снова попытался решить, что же делать с кинжалом. Так он и сидел, подперев рукой подбородок, невидящими глазами уставившись на дорогу перед собой, когда послышался скрип тяжелых колес и неспешный цокот лошадиных копыт. Подняв глаза, Дэвид увидел приближающийся к нему закрытый фургон, влекомый вороным тяжеловозом. Лошадь обладала поистине богатырскими статями, ее мышцы так и бугрились под блестящей шкурой от гривы до самого хвоста, и только ноги казались непропорционально тонкими. Замечательное животное совсем не поспешало; оно словно любовалось собственными изящными движениями и устроило из своего выезда целое представление - изгибало шею дугой, трясло головой, а конечности поднимало с такой гордостью и высокомерием, будто делало одолжение, ступая ими по земле, а не летя по воздуху.
Надменным четвероногим правил, а вернее, сопровождал его в качестве почетной няньки светлоглазый парень приятной наружности. Сидя на козлах, он болтал одной ногой, перекинутой через другую, и беззаботно насвистывал, когда конь, поравнявшись с одним из деревьев, решил, что его особе уделяют недостаточное внимание, и, поднявшись на задние ноги, принялся передними выписывать в воздухе замысловатые кренделя. И, судя по всему, не собирался ставить копыта обратно на землю. Тут уж возница был вынужден вмешаться.
- Стой, Полли Фем! Прекрати, довольно фокусничать! Разыгрался, точно жеребенок! И охота тебе забавляться с утра пораньше!
Животное проявило благоразумие и, вняв увещеваниям, приняло нормальное положение, после чего неохотно двинулось вперед. Однако дотянул фургон только до того места, где расположился Дэвид. Здесь конь остановился, смерил усталого путника взглядом и с достоинством фыркнул.
- Это он перед вами красуется, - сообщил возница, ухмыльнувшись и показывая на лошадь хлыстом. - А ему примерно столько же лет, сколько мне!
Тот, о ком шла речь, повернул голову, насмешливо покосил на Дэвида круглым глазом и фыркнул еще выразительнее.
- Замечательное представление! - с улыбкой ответил он.
- Да уж, - кивнул кучер фургона, посматривая на перевязанную голову Дэвида и его осунувшееся лицо. - А с тобой-то, парень, все в порядке?
- Да, да, спасибо.
- Что-то не похоже. Глядя на тебя, не скажешь.
- Нет, нет. Если вы имеете в виду мою повязку, то она мне больше не нужна. Голова совсем не болит, - ответил Дэвид и, размотав бинт, отбросил его в сторону. - Должно быть, видок у меня довольно жалкий, если первый встречный принимает за тяжелобольного, - со вздохом сказал он и провел рукой по заросшему подбородку.
- В общем, так и есть, - весело подтвердил возница. - Хотя и не совсем. Видел я и похуже. Раза два. А куда путь держишь?
- Сам не знаю. Куда глаза глядят.
- Что ж, если это не в двух шагах, то либо за тридевять земель, либо и вовсе у антиподов. Так и так в сторону Льюиса. Давай, брат, ко мне на палубу!
- Спасибо! - поблагодарил Дэвид и влез на козлы рядом с жизнерадостным кучером.
- Но, пошел, Полли Фем! - крикнул возница, легонько хлопнув коня хлыстом. - Шевели веслами, полный вперед!
В ответ на такую фамильярность животное неодобрительно стукнуло несколько раз по земле сначала одним копытом, затем вторым, презрительно фыркнуло и только тогда изволило тронуться с места.
- Не сказать, чтобы ты был чересчур весел, - поделился кучер своим наблюдением после того, как они оставили позади ярдов сто в полной тишине, нарушаемой лишь скрипом фургона.
- Не мешало бы мне побриться, - сказал Дэвид.
- Не стану отрицать, - ответил кучер, самодовольно проведя большим пальцем по собственной свежевыбритой щеке. - Живет тут поблизости один по имени Джо Хоскинз, в Глинде, напротив кладбищенской стены. Замечательно бреет. Всего за один пенни! И бритва у него бесподобная, прямо кроличий мех, а не бритва.
- Надо бы мне к нему наведаться, - рассеянно пробормотал Дэвид.
- Так мы прямехонько туда и держим курс! - воскликнул возчик. - Совсем, брат, недалеко! А может, тебя надо звать "сэром"?
- Называй как хочешь, - ответил он. - А зовут меня Дэвид.
- Ну, и отлично... Эй нет, Полли, сегодня мимо! - вдруг крикнул он, потому что конь остановился как вкопанный перед воротами какой-то фермы. Фургон снова затрясся по дороге. Кучер хохотнул. - Нет, парень, видал ты когда-нибудь такое? Знает каждый дом, каждую усадьбу и гостиницу отсюда и аж до самого Льюиса! Я считаю, в целом мире не сыщешь больше такой лошади, как Полли. Он у нас что-то вроде семейной достопримечательности. Достался мне по завещанию, когда мой папа Дэниэл вдруг взял и помер. Отец-то мой всегда говорил, что Полли Фем благородных кровей, а благородные и ведут себя благородно. Ха-ха! У Полли такие благородные повадки, что он всегда плетется в час по чайной ложке, и никакими уговорами его не проймешь. Больно медлительный. Правда, не упрямый. Надежный, можно сказать, да и вообще мировой коняга! Только вот с имечком кто-то подкачал. Ну, да что поделать. Как купил его папаня Полли Фемом, так пусть и ходит до смерти Полли Фемом. Только мне все равно непонятно, почему "Полли" да еще и "Фем"? Принимая во внимание, что это конь, а не кобыла. Я часто гадаю: кто такая была эта Полли Фем?..[7].
[7] Имеется в виду сокращенный вариант слова female - женщина (англ.).
Полифем[8] величественно брел, одинаково неторопливым шагом поднимаясь на холм и спускаясь под горку, останавливался по собственному почину у ворот одинокой фермы или домика, увитого ползучими виноградными лозами. Тогда возница слезал и, приветствуя каждого встречного, отдавал им или принимал всевозможные посылки и пакеты, а потом тяжелый фургон снова громыхал по дороге. Так они с грохотом и скрипом проезжали мимо ветхих сараев и опрятных, благоухающих свежим сеном амбаров, останавливались на деревенских площадях и возле придорожных хуторов. Ребятня бросала свои игры и с восторженными воплями мчалась навстречу лошади и кучеру. За ними следом спешили добродушные полногрудые матроны, которых возница наделял не только посылками, но и свеженькими местными новостями, не брезгуя и сплетнями. Потом, убедив высокомерного Полифема в необходимости возобновить горделивое шествие, трогался и уезжал, провожаемый веселыми напутствиями. И снова они тряслись по тенистым дорогам и извилистым проселкам. Солнце поднялось уже высоко; становилось жарко.
[8] Полифем - в греческой мифологии одноглазый циклоп.
