Евгения Михайлова - Испить чашу до дна
— Я не знаю. Ни разу не видела.
— Ну как? Гири поднимал, когда находился в квартире?
— Какие гири?
— Ольга, он бросил вам в голову двухкилограммовую гирю, которая лежала в прихожей. Он всегда ее там держал?
— Мне не говорили про гирю… Мне не говорили, как это случилось… Я и не хотела знать. Там не было никакой гири вообще-то. Я пол мыла вечером в прихожей. Я часто мою пол. И уже ничего не понимаю…
Она опустилась на подушку, Виктор, оттолкнув от двери Земцова, бросился за врачом. Слава вышел в коридор и тихонько сказал себе: «Вот и я думаю. Если гиря, то почему одна и в прихожей? Вопрос».
Глава 18
Сергей позвонил в дверь, обитую черным дерматином. Обивка местами изрезана, местами прожжена явно сигаретой. И еще вместо номера квартиры на ней написана белой масляной краской буква «К». В то время как фамилия владельцев — Ивановы.
— Вам кого? — на пороге стояла девушка в велюровом костюме с длинными, похоже, нарощенными, вытравленными перекисью волосами.
— Светлану Иванову, если можно.
— Я вас не знаю.
— Так давайте познакомимся. Вот мое удостоверение, остальное можно не на площадке?
— Частный детектив? Че это? В чем дело вообще?
Сергей понял, что придется войти без приглашения, хозяйка явно тормозит. Он протиснулся мимо нее, огляделся в прихожей, заваленной и завешанной кучей всякой одежды.
— Мы не могли бы пройти куда-то, где можно сесть? Так будет удобнее разговаривать.
Светлана молча прошла вперед, и они оказались в такой же захламленной гостиной. Там обнаружились диван и стулья, на спинках которых, впрочем, тоже висело тряпье. Сергей сел на стул, хозяйка опустилась на диван напротив.
— Я не помешал? Вы, наверное, убирались?
— Ничего я не убиралась. Так в чем дело-то?
— Объясню. Я помогаю следствию в деле убийства Валерии Осиповой. Опрашиваем всех, кто знал ее, бывал в доме. Вы — подруга брата Валерии. Очень надеюсь, что сможете нам помочь.
— Это как?
— Информацией. Вы бывали в доме, возможно, заметили, кто недоброжелательно относится к Валерии. В общем, любое ваше наблюдение для нас представляет ценность.
— Не. Я так не могу. Спросите, чего хотите. Откуда я знаю, чего говорить.
— Вам нравилась Валерия?
— А че она должна мне нравиться? Она самой себе, наверное, не нравилась. Вечно не в духе была.
— Ее не могло, например, раздражать ваше присутствие?
— Да мне как-то по фигу — раздражало оно или нет. Я не к ней прихожу.
— Со Стасом у вас отношения хорошие?
— Нормальные.
— Жениться собираетесь?
— А что — нельзя?
— Это вообще не мой вопрос. Можно или нельзя — с этим, как говорил Остап Бендер, в Лигу сексуальных реформ.
— Че говорил? Кто?
— Неважно. Я о том, что мне нужен лишь ваш положительный или отрицательный ответ. Планируете вы со Стасом пожениться?
— А че это я должна? Может, это наше дело?
— Ваше. Но в семье вашего возлюбленного произошло преступление. И теперь все дела его семьи являются делами следствия. Я понятно объяснил, чтобы мы больше к этому не возвращались?
— Ладно. Хотим пожениться.
— Вы планируете жить у них, здесь у вас или в той квартире, которую отец Стаса купил для Валерии?
— Я… Мы не знаем. У них мамашка — не в себе вообще-то. У нас, видите, негде. Насчет той квартиры… С чего вы про нее спросили? Никто нам не предлагал.
— Но вы в курсе, что она существует?
— Ну, сказал кто-то.
— Стас?
— Не помню.
— Странно, а кто, кроме Стаса, мог вам об этом сказать? Может, сама Валерия?
— Она точно — нет. А это так важно?
— Не исключено. Так кто сказал?
— Может, и Стас. Но я правда не помню.
— А с кем вы еще общаетесь в этой семье?
— Здороваюсь с родителями. С матерью его раньше говорила, но она тут на меня накинулась, чуть в окно не вытолкнула!
— Ссора?
— Какая ссора! Ей привиделось, что я Стаса с той самой площадки сбрасываю. А мы просто дурачились. А она, как сумасшедшая, налетела!
— У вас есть предположение о том, кто мог так поступить с Валерией?
— Не-а. Ну, слышала у них дома, типа она мужа у кого-то хотела отбить, ей угрожали…
— Стаса любите?
— …Люблю… — бесцветные глаза Светланы уставились на Сергея с таким удивлением, что ему показалось, будто он употребил слишком специфический и непонятный термин.
— Хорошо, — бодро улыбнулся Кольцов и встал. — А что с дверью? Ее как будто пытали.
— Она давно такая. Алкаши порезали, пожгли…
— Что за алкаши?
— Ну, живут тут или приходят к кому-то. У нас домофон давно выбитый.
— А что обозначает буква «К» на вашей двери?
— Ничего. Просто мы выходим как-то утром, — у нас на площадке четыре квартиры, — и на каждой двери по букве нарисовано. Вместе получается «СУКА». Нам досталась «к».
— Остальные буквы где?
— Остальные соседи смыли, а нам некогда. И нечем.
— Извините, а кто еще с вами живет?
— Мама, ее муж, сестра младшая от этого мужа.
— А ваш отец где живет?
— Нигде не живет. Нет у меня отца. Мама меня просто так родила. Я и не знаю от кого. Ивановы — это мамина фамилия. И моя. А Димка-отчим и Майя-сестра, они — Никитины. Ну, вот я вам прям анкету доложила. Все, некогда мне. Я пошла собираться. Няней работаю в соседнем доме. Гришку из садика забираю, кормлю, гуляю. И до вечера.
— Дело хорошее, — кивнул Сергей.
В машине он думал о том, как живется этому Грише с такой няней. Может, и ничего. Гулять, есть — это ж не разговаривать…
Глава 19
Июнь. Полгода назад. Плен
Лето наступило довольно жаркое. Иногда во время работы или по дороге в барак Андрей пытался по растительности, климату определить, где он находится. Но ее почти не было, растительности, в этом глухом дворе. Лишь пыльный бурьян под ногами.
Климат… Воздух был не таким пряным, каким бывает на юге у моря, и в то же время — жарко. Похоже, они где-то в средней полосе России, или Украины, может, Румынии, Польши… Он же не знает, как и сколько времени его везли под наркозом. Его товарищи по несчастью совсем сдали. Почти не разговаривали, вяло жевали свою пайку. Олег, как и Александр, иногда, глядя в пол, просил, чтобы ему сделали укол. Предложение Андрея о том, чтобы им поставили хотя бы ведра с водой и тазы для мытья, они восприняли безучастно. Андрей сначала обратился к Рахиму вежливо. Объяснил, что им необходима вода для мытья. Тот был, как обычно с утра, не в духе, просто сплюнул в сторону Андрея и отошел. Семенов раздражал братьев тем, что никак не ломался.
Андрей пошел работать, выбрал момент и подошел к Рахиму сзади, окликнул, когда тот оглянулся, одной рукой сжал ему горло так, что тот не мог издать ни звука, другую — с поленом в руке — занес, как для удара.
— Слушай, ты, — сказал он негромко. — Мы умираем, нам нечего терять. Ты отказал мне в ведре воды, я проломлю тебе башку. Причем оставлю живым, чтобы те, кто нас сюда запер, добивали тебя медленно и мучительно. Они же не убивать нас велели?
Он ослабил немного хватку, и Рахим, глядя на него с дикой, звериной злобой, выругался на своем языке. Затем сказал:
— Я дам тебе воду, свинья.
— Молодец, — Андрей отбросил в сторону полено. — Не мне, а нам. По ведру на человека, каждый вечер, понял?
Вечером вода в трех ведрах стояла в их сарае. И один большой таз. «Ладно, черт с ними, — весело сказал Андрей ребятам. — Будем мыться по очереди. Так удобнее поливать сверху».
Но Олег с Александром не шевельнулись. У них совсем не осталось сил. Андрей тащил их к воде волоком, раздевал, обливал, опять одевал. Они оба упали на свои вонючие тюфяки и только через какое-то время почувствовали облегчение. Олег даже улыбнулся. Андрей оставил себе большую часть воды, плескался с наслаждением. Господи, как мало нужно человеку, чтобы захотеть прожить еще один день… В этот вечер все ели хлеб с аппетитом, никто не просил укола. Сон пришел сам. Андрею пришлось его прогонять, чтобы продолжать заточку булыжника.
С этого дня у них появились минуты, которых все ждали. Вода… Андрей иногда закрывал глаза и представлял себе волны Днепра. Он опять плывет, а на теплом песке его ждут Лиля и Вика…
Однажды он открыл глаза, а на него с порога смотрели Рахим и Карим. Явно под кайфом, с воспаленными лицами, с улыбками идиотов. Он спокойно взял одежду, натянул на себя, потом поднял таз с грязной водой и вылил ее братьям под ноги.
— Я так мою пол, — объяснил он.
Они блеснули глазами и ушли.
— Они вернутся, — вдруг произнес Александр. — Случится что-то ужасное. Они свихнулись от наркотиков.
