Галина Романова - Обмани меня красиво
— Я, когда работаю, всегда жую. — Димка скомкал целлофановую обертку и, привстав, швырнул ее в помойное ведро. — Так на чем мы остановились? Ах да, на том, что машина цела, значит, ДТП исключается. Хотя — почему? Он мог воспользоваться чужой машиной и…
— Не мог. Он ненавидел ездить, всегда старался кого-нибудь впихнуть за руль. А уж пьяный бежал от тачки как черт от ладана. Нет, Дим, история с наездом не катит.
— Ага. — Давыдов побарабанил пальцами по столу, задумчиво прищурился и тут же снова без переходов спросил: — Над чем он в последнее время работал?
— А вот для этого-то я тебя и вызвала! Кто же мне скажет, явись я в их контору?! А тебе и карты в руки! Ты мент! Кто тебе перечить будет?
— Тут ты не права. — Давыдов заметно поскучнел. — Дело не возбуждалось, состава преступления нет. Со мной не то, что говорить никто не станет, меня на порог их замороченной богадельни не пустят. А если я и смогу просочиться сквозь бдительных охранников, то отвечать мне не сочтут нужным. Так что, сделав ставку на меня, как на работника правоохранительных органов, ты, возможно, просчиталась.
Ирина вскочила с места, подлетела к Давыдову, тряхнула его за плечи и зашипела прямо ему в лицо:
— Я не делала никаких ставок на тебя, Давыдов, как на мента!!! Ни-ка-ких!!! У меня полно знакомых в ментуре, чтоб ты знал! И если бы мне было нужно, я бы попросила любого из них, но я попросила тебя, понял?!
— Нет, не понял, Ариша…
Давыдов ошарашенно моргал. Кончики его темных ресниц странно выгорели, или он их постоянно подпаливал, когда прикуривал. Дались еще ей эти ресницы! Но все равно, было странно видеть их так близко, они словно были присыпаны пеплом. И глаза такие же чудные. Мало того, что сами по себе серые, так и вокруг ореолом — что-то непонятное: то ли усталость, то ли грусть, то ли еще что-то.
Ирина резко отпрянула, поймав себя на мысли, что впервые за столько лет разглядела, какого цвета у Давыдова глаза. Подошла к окну, повернувшись к Димке спиной, и глухим от напряжения голосом произнесла:
— Не хочу я никого чужого в это впутывать. Вот так-то, Давыдов. Не нужно мне ничье сочувственное внимание, попытки тщетные как-то мне помочь и все такое… Ты, я знаю, так не сделаешь. Ты носом землю взроешь и не для того, чтобы найти виновных его гибели, а для того, чтобы лишний раз ткнуть меня носом, что во всем виноват только он сам. Скажи, что я ошибаюсь!
— Нет, не ошибаешься. Хочу! Еще как хочу, Ир! Я, может, этого все это время ждал… — Тут Димка осекся, понял, что сморозил глупость, и поспешил исправиться: — Только не нужно думать, что его смерть мне на руку. Жил бы и жил, мне-то что? Но уж коли представился такой случай, то…
— Вот ты его и не упускай. — Ирина повернула голову в его сторону и хмуро смерила его взглядом с головы до ног. — И узнай, черт побери, кому он сумел наступить на хвост! И тут, Дима, еще вот что… Надо же, только что вспомнилось… Он еще сказал перед уходом странную фразу: «Кто старое помянет — тому глаз вон, а кто забудет — тому оба». Точно! Так прямо и сказал! Почему, как ты думаешь?
— Никак я пока не думаю, Ир. Ты это, не требуй от меня слишком многого, хотя бы пока. — Давыдов встал, сразу нависнув над Ириной огромной глыбой, и с вполне ощутимой угрозой в голосе потребовал: — И еще: никаких собственных расследований, поняла? Никаких! Если все обстоит так, как тебе кажется, то это может быть очень опасным для тебя.
Он замолчал. Глядел на нее с высоты своего роста и с диким усердием боролся с желанием схватить ее за плечи и прижать к себе. Потом обвел глазами кухню и тут же передумал это делать. Вот как только увидел кружку Великолепного с огромной золотистой надписью на боку «Любимому Антохе», так сразу и передумал. Нет, не сейчас. Ирка все еще принадлежит мужу. Что бы она ни говорила, что бы ни делала, о чем бы ни просила — она все еще со своим любимым Антохой. Ее даже сейчас здесь нет. Она где-то далеко, где-то в своих сокровенных мыслях, понять которые не суждено было Давыдову тогда — несколько лет назад. Потом-то он понял, что свалял дурака, но было уже поздно. Но сейчас он так не сделает: он поумнел. Страдания закалили его до такой степени, что предел его терпению и определить страшно. Она может ругать его, оскорблять, заставлять его делать все, что угодно, — он не отвернется и не уйдет, как несколько лет назад. Теперь-то он знает, как страшно жить без нее. Как заходится сердце в звенящей тоске, когда можешь видеть ее издалека и не смеешь подойти. Нет, такого больше не будет! Он сделает так, как она хочет, и пройдет шаг за шагом весь путь, пройденный ее Антоном перед смертью.
Глава 7
Все… Конец…
Конец щенячьему восторгу, конец сопливым иллюзиям. Все смыто, снесено, растоптано и искорежено. Какие еще существуют слова-синонимы, способные выразить ее теперешнее состояние?
Лиза теребила звенья металлической цепочки на джинсах и хмуро оглядывала длинный коридор. Светло-желтого цвета краска на стенах. Щербатый пол с задравшимся во многих местах линолеумом, замызганные плинтуса. Скамейки вдоль стен, жесткие такие, без спинок. Сразу своим спартанским убожеством намекающие на то, что здесь тебе не что-нибудь, не санаторий с мягкими креслами и удобными шезлонгами, а Управление внутренних дел. Уже само название таит в себе понятие строгости и обязательности. Какие могут быть удобства в таком месте? Да никаких! В самом счастливом случае все, чем тебя порадуют здесь, так это отсутствием наручников на твоих запястьях. А во всем же остальном — жди чего угодно.
Управление внутренних дел… Лиза поразилась столь точному названию этого заведения. Именно внутренних! А каких же еще! Здесь же почище, чем на операционном столе, только много хуже. Там хотя бы в тебе копаются под наркозом. Здесь же выворачивают всю тебя наизнанку, пристально глядя при этом в глаза, а то еще чего похуже — ехидно и недоверчиво ухмыляясь или хмыкая. И попробуй оговориться, заюлить или отвести глаза. Что тут начинается! Инквизиция отдыхает…
Дверь, обитая стародавним дерматином, бесшумно отворилась, и оттуда не вышла даже, а просочилась Лариска Сальникова. Она подошла к скамейке, на которой сидела Лиза, почему-то на цыпочках, что выглядело очень нелепо, учитывая ее высоченные каблуки, села на самый краешек скамейки и выдохнула громким шепотом:
— Ну, блин, дела-ааа…
— Что там? — Лиза обеспокоенно заерзала. — Сегодня-то кого обвиняют?
— Уже даже и понять не могу! — Лариска оглянулась на дверь, из которой только что вышла. — Как пропел когда-то Макаревич: «Вот — новый поворот…» То на Сашку перли, да?
— Ну! — Лиза тоже невольно оглянулась.
— А теперь начали упорно гнуть на несчастный случай! — Лариска вдруг со злобой, исказившей ее красивое лицо, выругалась. — А какой, к хренам, несчастный случай, если я его нашла и он мне…
Тут она внезапно запнулась и замолчала надолго, пристально разглядывая свои голые коленки. Надо же, на улице дождь льет второй день, прохладно, а она в короткой юбке, в босоножках на высоком каблуке и даже без колготок. Не иначе решила следователя охмурять. Дура! Как есть дура! Видал он ее прелести в гробу! Безучастный такой с виду, хитрый, хмурый. Сидит себе и без конца карандаши точит обломком ветхого лезвия «Нева». Такому до ее коленок дела нет. Ему бы побыстрее дело спихнуть да на диван завалиться перед телевизором.
— Он мне успел прошептать, Лизка! — Лариска вдруг повернула к ней разнесчастное лицо и с заметной слезой в голосе пробормотала: — Он шепнул мне, что его толкнули. Понимаешь?!
Еще бы ей было не понять! Лиза еще задолго до этого происшествия ощущала приближение несчастья, только вот не знала: что, как и с кем произойдет.
— Рассказала? — спросила Лиза и, заметив недоумение Лариски, уточнила, кивнув на дверь: — Там рассказала?
— Дура я, что ли? Надо оно мне?! Так затаскали! Виктор с Мишей за голову хватаются. У них знаешь, какие могут быть неприятности? — зашипела Сальникова ей на ухо.
— А-ааа, поняла. — Лиза криво ухмыльнулась, поражаясь широте Ларискиной натуры. — Вот ты кого отмазываешь!
— Да иди ты, Лизка, знаешь куда! — Сальникова обиженно отвернулась и молчала какое-то время, потом передумала дуться и пододвинулась поближе. — Мне плевать на всех, если честно. Но парней жалко.
— Каких? — на всякий случай решила уточнить Лиза.
— Да всех! И тренерский состав! И этого мецената… Знаешь, у него какое лицо было, когда мы с ним позавчера в этом коридоре столкнулись? Ужас просто!
— Какое? — Лиза тоже ЕГО видела, но ничего ужасного в ЕГО лице не рассмотрела. Холод и отстраненность — да, это присутствовало. А вот чтобы что-то другое — этого не было. Она-то уж получше в этом разбиралась, нежели Сальникова.
— Жалкое! Он остановил меня и говорил долго. Все сокрушался, что так все вышло. Между прочим, оставил мне визитку со всеми своими контактными телефонами. — Сальникова, стерва, по всему было видно, наслаждалась ситуацией, она просто таяла от удовольствия, терзая и без того израненную душу Лизы. — Кстати, он сказал, что спал не очень крепко и что-то такое заметил, будто Сергей спустя минут пять после драки с Новиковым пошел к роднику, а больше он уже ничего не слышал. Ну, в смысле возвращения его. Так что, скорее всего, сам он и того…
