Аркадий Адамов - Стая
Федченко шагал по-хозяйски размашисто и уверенно, глядя прямо перед собой. Карцев торопливо шел рядом, сутулясь, пряча руки в карманы пальто. Кашне, небрежно обмотанное вокруг шеи, выбилось наружу.
В пустом, плохо освещенном кабинете на втором этаже Федченко, наконец, нарушил молчание и повелительно бросил:
— Раздевайся.
Сам он аккуратно повесил свою шинель на вешалку у двери, прошел к письменному столу и плотно уселся в кресло.
Карцев снял пальто. Федченко подождал, пока он, одернув кургузый, старенький пиджак, сядет, потом большим пальцем не торопясь расправил усы и, откинувшись на спинку кресла, пробасил:
— Ну, рассказывай, милый человек. Все, как оно есть, рассказывай.
Карцев усмехнулся. Ленивое, ироническое равнодушие вдруг охватило его. Это было словно реакцией на пережитое только что волнение. Он был почти рад, что сидит в этой комнате, что никого больше нет тут, только они двое. И что этот «дуб» может сделать ему, что он вообще знает?..
— Закурить разрешите? — с преувеличенной любезностью осведомился он.
— Давай, давай. Хочешь моих?
Федченко как будто даже обрадовался. Торопливо вытащил из кармана надорванную пачку «Беломора», протянул ее через стол.
— Благодарю. Предпочитаю свои,— все тем же тоном ответил Карцев.
Они закурили.
«Если уж тот, Панов, ничего не знает...» — подумал Карцев. Внезапно его кольнула тревожная мысль: «А что, если все это заранее так придумано? Одни прощупывает, ведет интеллигентный разговор. А второй, вот этот, рубит сплеча, берет на испуг и выкладывает все карты? Может, они уже знают и про Розового, и про Гусиную Лапу, и про него самого? Может, уже арестовали тех двоих? А с ним, как кошка с мышкой...» Карцева вдруг с новой силой охватил страх. Ну, конечно! Как это он сразу не понял! Они договорились так вести игру, Панов и этот... И к страху его добавилась злость на них, на себя за то, что поверил Панову там, в райкоме, дал убаюкать себя этому лицемеру, этому...
Карцев чуть не задохнулся от нахлынувшей на него злости и, глядя Федченко в глаза, раздельно произнес:
— Я с вами не желаю разговаривать... Не желаю!..
Последние слова он яростно выпалил прямо в лицо участковому, ухватившись побелевшими пальцами за край стола.
Тот в первую минуту опешил от неожиданности — он настроился было совсем на другой разговор. Но тут же от его миролюбия не осталось и следа. Медленно багровея, Федченко сжал тяжелые кулаки и угрожающе произнес:
— Тебе что, на свободе гулять надоело? В тюрьму ворота широкие, а назад ой какие узкие. Понял? — И увидев, что Карцев собрался ответить, он грозно стукнул кулаком по столу.— Цыц, щенок! И не таких обламывал! И не такие пробовали у меня стойку выдерживать! Герой, видишь, нашелся! Ты еще слезами умоешься! Поздно только будет!
Он навалился грудью на стол, подавшись к Карцеву, и все стучал, стучал кулаком, словно вбивая невидимые гвозди. И Карцев почувствовал, как от этих ударов у него начинает ломить в висках. И он крикнул, уже не соображая, что кричит:
— А вы не стучите! Слышите?.. И я вам не щенок!.. И вообще сажайте! Пожалуйста! К черту все!..
— Ишь ты какой,— насмешливо произнес Федченко и снова откинулся на спинку кресла.— «Сажайте»! Сперва, милый человек, ты мне все расскажешь. Понятно?
— Ничего я вам рассказывать не буду!
— Расскажешь. Не такие рассказывали.
Карцев, стараясь успокоиться, снова закурил. Руки его дрожали. Он вдруг подумал: «Надо бы узнать, что им известно». И глухо спросил:
— О чем вам рассказывать?
— О чем? Это другой разговор. Рассказывай, с кем спутался, чего натворить успели.
«Знают. Неужели знают?» — промелькнуло в голове у Карцева. И он попытался схитрить. Пристально глядя на уголек сигареты и поминутно сдувая с нее пепел, он сказал:
— Я не з-наю, кого из моих знакомых вы имеете в виду, говоря «спутался».
— Ах, не знаешь? — ядовито переспросил Федченко.—Ну, давай, начнем с Харламова Николая, для примеру. Знаешь такого?
— Допустим, знаю.
— То-то. А что про него знаешь?
— Работает со мной на одном заводе.
— Та-ак. А еще где он с тобой работает?
Карцев почувствовал, как похолодело у него в груди. Он с силой затянулся и вдруг закашлялся, тяжко, надрывно, до слез. Ему было стыдно этого кашля, этих слез, но он ничего не мог поделать.
Федченко терпеливо ждал. Потом тяжело повернулся, в своем кресле. Сбоку от него на тумбочке стояли графин с водой, полоскательница и стакан. Он налил воды и подвинул стакан через стол к Карцеву. Тот, давясь от кашля, отрицательно замотал головой.
— Гордый какой, скажи на милость,— усмехнулся Федченко.
Когда кашель, наконец, прекратился, Карцев смахнул слезы и, тяжело дыша, спросил:
— Вы еще долго меня тут пытать собираетесь?
— Ты это насчет пыток-то брось,— хмуро посоветовал Федченко.— Говори лучше, где с Харламовым встречаешься.
— Нигде не встречаюсь.
— Врешь ведь?
— Не вру. И вообще советую...
— Ты мне не советуй! — громыхнул Федченко. — Советчик нашелся!
— Ну, так я требую!.. Не желаю с вами разговаривать, вот и все!
— Нет, не все, милый человек. Разговаривать придется. Мы тут не в куклы играем. И нянчиться с каждым сопляком не будем, учти. Материальна у нас против тебя— вот так.— Федченко провел рукой по горлу.— Если я чего и спрашиваю, то только, чтобы твою откровенность проверить. Сознание твое то есть.
— На пушку берете? — дрожащими губами усмехнулся Карцев.
Он вдруг вспомнил Панова. И тот тоже, только по-своему, хотел его «взять на пушку». В друзья набивался. А он, дурак, развесил уши, поверил.
— На пушку? — угрожающе переспросил Федченко.— Значит, думаешь, шутки шутим с тобой? Говори, что у тебя там с Харламовым, ну?
— Ничего!
— Та-ак. Ну ладно, Карцев Анатолий. Коли так, то пеняй на себя.
Федченко поднялся и тяжело прошелся по кабинету. Потом остановился перед Карцевым, задумчиво поглядел на него, расправил усы и с досадой произнес:
— Дурак ты дурак. Вот что я тебе скажу.
— Это точно,— вырвалось у Карцева, и он горько усмехнулся.
— Не веришь, значит, мне?
— Одному такому, как вы, поверил. А теперь все, излечили.
— Добра же тебе хотим, дураку.
— Я вижу...
«Даже не спрашивает, кому я поверил,— подумал Карцев.— Конечно, сговорились. Этот арестует. Ему ничего не стоит».
А Федченко снова зашагал по кабинету, раздраженно теребя усы, потом опять остановился перед Карцевым.
— Выходит, сознательности в тебе нет, исправлять свое поведение не собираешься. Так надо понимать?
— Как хотите, так и понимайте.
— Вот видишь? И еще грубости говоришь.
— Вы мне их больше наговорили.
— С такими, как ты, милый человек, только строгостью и можно. Ты разве другой подход понимаешь?
— Я никакие подходы не понимаю.
— Именно,— охотно согласился Федченко.— Никакие. Я-то понял, что кое-кто уже всякие церемонии с тобой разводил. А ты им — шиш. Так, что ли?
«Это он на Панова, кажется, намекает,— подумал Карцев, и в душе на миг шевельнулось какое-то сомнение.— Как будто даже доволен, что я тому ничего не сказал».
— Так, что ли? — повторил Федченко.
«Чего он выпытывает?» — подумал Карцев.
— Так,— отрезал он.
— Ну, а теперь слушай,— строго произнес Федченко,
внутренне довольный что хотя бы не он один потерпел неудачу с этим обозленным, дерзким парнем.— Я уже сказал, материала на тебя у нас хватает. Но пока отпускаю. Ступай. И помни, на ниточке ты у меня висишь. Днем и ночью об этом помни. Я с тобой церемонии, как другие, разводить не буду. Чуть что — и готов ты, милый человек, спекся.
...Было уже совсем поздно, когда Карцев вернулся домой.
— Ну, наконец-то! — кинулась к нему Марина Васильевна.— Я прямо места себе не находила. Кошмар какой-то!
— Чего он от тебя хотел? — буркнул Владимир Семенович.
Раздеваясь, Карцев как можно более беспечно сказал:
— Дурак он и милиционер. Вот и все.
К его удивлению, Марина Васильевна покачала головой.
— Там есть умные люди, Толик. Мне... мне говорили.
Рано утром Карцева вдруг позвали к телефону. Звонил Панов.
— Толя? Ты сегодня как работаешь? Сегодня среда.
— Знаю. Работаю с трех.
— Не могли бы мы встретиться?
— Нет,— сухо, с накипающим раздражением ответил Карцев.
Панов встревоженно спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного.
— Ну, а когда мы увидимся?
— Когда повестку пришлете или... или милиционера!
— Ничего не понимаю,— с расстановкой произнес Панов.— Может, объяснишь?
— Сами все знаете лучше меня.
Виктор повесли трубку и закурил.
С Карцевым определенно что-то случилось. Парня словно подменили. И это произошло в тот решающий момент, когда он был Виктору особенно, как никогда, нужен.
