Роберт Голдсборо - Пропавшая глава
- Ах, как хорошо, что вы позвонили, - закудахтал Винсон. - Что-нибудь узнали?
Ответ на подобный вопрос со стороны клиента у меня, как всегда, был припасен заранее:
- Ничего определенного. Скажите, упоминал ли когда-нибудь Чайлдресс при разговоре с вами свою кузину? Ее зовут Кларисса Уингфилд.
- Нет, кажется, - ответил Винсон, чуть подумав. - Впрочем, он вообще редко говорил о том, что не имело отношения к работе. Мне, по крайней мере. А что?
- Так, проверяю на всякий случай, - уклончиво ответил я. Затем поблагодарил и пообещал поставить его в известность, как только откопаем что-то стоящее. Винсон пытался продлить разговор, но я был непреклонен и настоял на своем, сославшись на срочные дела.
Утро стояло замечательное, весна в Манхэттене выдалась на радость, с безоблачным небом и ласковым бризом. Я бы с радостью прогулялся в центр пешком, но был вынужден напомнить себе, что в моих интересах торопить события, поскольку в противном случае Вулф мог заскучать и утратить всякий интерес к делу. Бедняга и без того заслуживал сочувствия - несчастье с лифтом здорово выбило его из колеи. Вот почему, пройдясь до Девятой авеню, я сел в такси и назвал водителю адрес Главного управления полиции, разместившегося в кирпичном здании на Сентер-стрит неподалеку от Бруклинского моста.
Я вовсе не жалуюсь, когда говорю, что друзей у меня в нью-йоркской полиции раз, два и обчелся. Дело в том, что знакомых у меня там добрых две дюжины, что вовсе немудрено, если принять во внимание специфику моей работы. Взять хотя бы инспектора Кремера и сержанта Пэрли Стеббинса из отдела по расследованию убийств, которых я безмерно уважаю за честность и преданность делу. Однако друзьями я бы их никогда не назвал, как и они меня; слишком уж много неприятностей мы друг другу причинили. Не стоит забывать и лейтенанта Роуклиффа, которого я не только не уважаю, но и вообще на дух не переношу, в чем он отвечает мне полной взаимностью. Есть там и другие личности, достойные упоминания. Но вот - друзья? Нет, за одним-единственным исключением.
Его зовут Лемастер Джиллиам, и мы с ним были знакомы уже лет пятнадцать, а то и больше. Джиллиам не уступает в честности Кремеру и Стеббинсу, а вот по части любезности даст Роуклиффу сто очков вперед. В полицию он пробился из самых низов, из бронксовского гетто, причем ухитрился даже закончить колледж. Впервые я познакомился с Джиллиамом, когда он был ещё молодым и энергичным патрульным, а мы с Вулфом расследовали обстоятельства случайной, на первый взгляд, гибели руководителя профсоюза докеров.
Джиллиам тогда обнаружил его тело в Гудзоне и был единственным во всей нью-йоркской полиции, кто был уверен, что беднягу убили. Вулф, которого нанял сам профсоюз, с интересом выслушал доводы молодого патрульного а затем, изобличив несколько недель спустя убийцу, довел до сведения Кремера, что среди его подчиненных есть хотя бы один башковитый парень.
Джиллиам до сих пор свято убежден, что именно тот случай и стал началом его карьеры в полиции. Возможно, что это и так, хотя парень с его мозгами вполне мог пробиться и без нашей помощи. С тех пор наши пути не раз пересекались. Однажды Джиллиам с нескрываемой гордостью упомянул, что его дочь, старшеклассница, "божественно играет на скрипке". Я поведал об этом Лону Коэну, а вскоре тот поместил в "Газетт" статью про Шареллу Джиллиам, "блестящее юное дарование с огромным будущим".
Статья помогла Шарелле поступить в университет, и девушку стали наперебой приглашать крупные симфонические оркестры. Ее отец преисполнился ко мне такой благодарностью, что был готов, по его собственному признанию, выполнить любую мою просьбу. Решив воспользоваться этим обещанием, я пригласил его в очередной четверг сыграть с нами в покер, и Джиллиам с готовностью помог Солу с Лоном существенно облегчить мои карманы.
Я не собирался так надолго задерживать ваше внимание, однако, приехав в полицейское управление, я отправился именно к Джиллиаму, который возглавлял службу розыска пропавших лиц.
- Арчи Гудвин! - радостно взревел он, услышав, что я дожидаюсь его в приемной. - Как дела, старый дружище?
Стиснув мне руку могучей ладонью, он провел меня в свой спартанский кабинет с видом на маленький скверик, разбитый перед входом в здание.
- Не жалуюсь, - сказал я. - Как дела у Шареллы?
Джиллиам расплылся до ушей:
- Она сейчас живет в Чикаго, - прогудел он. - Для музыканта лучше дома не сыскать. Бейсболисты там дохлые, а вот симфонический оркестр - лучший во всем мире. И её в него взяли! В прошлом году. В следующем месяце они приезжают сюда с гастролями, будут выступать в Карнеги-холле. Угадай, чьи гордые как павлины родители будут сидеть в пятом ряду партера и любоваться своей дочуркой? Впрочем, вряд ли ты навестил меня лишь для того, чтоб осведомиться о делах самой талантливой в нашей Галактике юной скрипачки. Итак?
Я показал ему фото Клариссы и, насколько мог, ввел в суть дела. Джиллиам терпеливо выслушал меня, время от времени цокая языком.
- Значит, говоришь, пропавшей её не объявляли? Что ж, если она и впрямь живет в Манхэттене, но афишировать себя не желает, тому могут быть две причины.
- Наркотики или проституция, да?
Джиллиам кивнул.
- Скорее даже - и то и другое. Но сначала я проверю, не объясняется ли её исчезновение третьей причиной.
- Например, не найдется ли похожая на неё женщина в числе неопознанных трупов?
- Я этого не говорил, Арчи, обрати внимание. - Он прищурился. Кстати, а полиция ею не интересуется?
Я ухмыльнулся:
- Нет, но только по той причине, что вы, блюстители порядка, не считаете, что произошло преступление. А вот Ниро Вулф думает иначе.
Джиллиам ухмыльнулся в ответ:
- До боли знакомая история, не правда ли? Напоминает наши юные годы.
- Точно, - кивнул я.
- Ладно, вернемся к работе. Я тут сейчас проверю кое-что важное, а потом займусь твоей мисс Уингфилд, или как там она сейчас себя называет. Не возражаешь, если я вечерком тебе звякну?
Мог ли я возразить? Многие ли полицейские извинялись передо мной за то, что не могли все бросить и заняться моими делами? Вот таков наш Лемастер Джиллиам.
Оставив ему фотографию Клариссы, я остановил такси и, одиннадцать минут спустя, был уже перед домом Чарльза Чайлдресса в Гринвидж-Виллидже. Нажав кнопку с табличкой "Карлуччи - суперинтендант", я почти сразу услышал в ответ сдавленное "Да?"
- Я по поводу Чарльза Чайлдресса, - сказал я в микрофон, а в ответ услышал поток междометий, которые, при всем желании, привести здесь не в состоянии. Прождав ещё минуту, я уже собрался было повторить манипуляцию с кнопкой, когда дверь распахнулась, и передо мной возник Карлуччи.
- У меня дел по горло! - прорычал он с места в карьер. Мне показалось, что со времени нашей недавней встречи он не переодевался. - Тут все время всякие шастают... Постойте-ка, вы ведь уже ко мне приходили! Вы, кажется, из страховой компании, да?
Я уверенно закивал.
- Извините за беспокойство, но это не займет у вас много времени. Мы сейчас разыскиваем родственников мистера Чайлдресса, которые могли его здесь навещать. Вы не узнаете эту женщину?
Карлуччи нахмурился, затем, прищурившись, вгляделся в карточку.
- Вообще-то я не слишком обращаю внимание на всех, кто тут ходит - я говорил вам. У меня вечно работы невпроворот. Но эта дамочка, кажется, мне знакома. Держу пари, что она здесь бывала. Собственно говоря...
- Да?
Он поскреб здоровенной ручищей небритый подбородок, затем ещё раз взглянут на фотоснимок.
- Не могу сказать наверняка, потому что было темно, но несколько недель назад - даже около месяца назад - я тут вечером возился с крыльцом, как вдруг в вестибюле послышался какой-то шум. Я подошел взглянуть, и увидел эту женщину - это была она, хотя волосы были покороче подстрижены, которая, стоя в дверях, кричала на мистера Чайлдресса, вышедшего её проводить.
- Не помните, что именно она кричала?
Карлуччи заметно смешался.
- Вообще-то мне было откровенно неловко. Она вопила как недорезанная коза. Терпеть не могу таких. Причем на меня она ни малейшего внимания не обращала, словно меня и не было. Потом разрыдалась, пробормотала сквозь слезы что-то вроде: "Мне от тебя вовсе не деньги нужны". А затем напустилась на бедного парня, обзывая его отборными выражениями, самое мягкое из которых было "ублюдок поганый". Вот здесь вот она стояла, Карлуччи показал пальцем, - и орала. Во весь голос орала. Ее, наверное, в паре кварталов отсюда было слышно.
- А что потом?
Он пожал плечами.
- Убралась. Слава Богу - потому что мне хотелось сквозь землю провалиться. А мистер Чайлдресс только посмотрел на меня, повернулся и пошел к себе, даже не сказав ни слова. Впрочем, что он мог сказать? Мне даже сейчас неловко вспоминать об этом. Мерзкая сцена. Слушайте, а можно мне задать вам один вопрос?
