Андрей Константинов - Полукровка. Эхо проклятия
— Самсуня-то? Да говорила вроде как дней на десять…
— На десять?! — Эта весть поразила Габузова, словно громом, и он, не прощаясь, кубарем скатился с лестницы.
Дверь издевательски застонала, пропуская ободряющие слова старухи-соседки:
— Да ты не переживай, не переживай, касатик, коли вправду любишь, десять дней с десять минут покажутся. Тем более, всего неделька-то и осталась…
* * *Выйдя во двор и удалившись на безопасное расстояние от раздухарившейся сирени, Габузов набрал номер Карины, огорошив её предположением о возможном нахождении подруги на территории небольшого островного государства.
— Ты что, Сережка, сдурел, что ли? Какой Кипр? Я тебе русским языком объяснила! Хочешь, могу повторить на армянском? Сумка поехала на три дня в Швецию к отцу. А не на десять — на Кипр и неизвестно к кому!
— А ты не допускаешь, что в последний момент ее планы могли измениться?
— Нет, не допускаю, — решительно возразила Карина. — Если бы ее планы изменились, то первым делом об этом знала бы я! Ну и, самое главное — у Сумки просто нет таких денег. Подумай сам, откуда у одинокой училки, к тому же еще и с ребенком на руках, средства для поездки на Кипр? Она и на Швецию эту несчастную с трудом наскребла. Полгода с частными уроками долбилась, откладывала. Откуда у тебя вообще такие сведения?
— Да так, — замялся Габузов, — от одного моего источника.
— Так вот передай этому своему источнику, что он — кретин… Сереженька, миленький, ну сделай же что-нибудь! Ты вообще мужик или кто?! В конце концов, сам смотайся в Швецию, поговори с ее отцом. Припри его к стенке, если понадобится. Тебя же учили всем этим ментовским штукам!
— Легко сказать — смотайся, — вздохнул Сергей Эдуардович. — Во-первых, я хоть и не училка с ребенком на руках, но, сколько ни скреби, денег лично у меня не отыщется. Хотя бы даже и на Швецию.
— Я тебе одолжу! — мгновенно решила материальную сторону вопроса Карина.
— Благодарю, но с некоторых пор я предпочитаю не попадать в финансовую зависимость от женщин. К тому же нужно знать адрес ее папаши. Он у тебя есть?
— Нет, откуда?
— Вот видишь. Швеция, страна хоть и маленькая, но все равно… немаленькая.
— Так что теперь, сидеть сложа руки и ничего не делать?! — сорвалась на крик Карина. — Ждать, когда ее труп всплывет в Финском заливе?.. Надо срочно подключать консульство, Интерпол, кто там у них еще есть? Надо заняться расследованием, пока не поздно.
— Типун тебе на язык, — недовольно среагировал Габузов на «всплывший труп». — Ладно, всё, Каринка, я тебя услышал. Конец связи. Я пошёл…
— Куда пошел?
— Подключать Интерпол, — мрачно отшутился Сергей…
Сергей Эдуардович убрал мобильник и медленно побрел по мощеной дорожке в сторону проспекта. Решительно не представляя, каким именно образом он должен «заняться расследованием», дабы оправдать свое гордое звание «мужика». Тем более что, несмотря на убедительную интонацию Карины, в данный момент у него не имелось весомых оснований не доверять показаниям соседки Головиных. Особенно с учетом того обстоятельства, что, уезжая, Самсут Матосовна перепоручила ей заботу о своих цветах. Если бы хозяйка действительно отбывала из дому всего на три дня, цветочно-горшочная флора вполне могла обойтись и без стороннего орошения. А коли так, почему бы и не предположить, что пресловутая поездка в Швецию есть не более чем хитроумная уловка? Ложный след, оставленный для того, чтобы сбить с толку остальных охотников за наследством? Что ж, если допустить именно такую версию исчезновения, приходилось признать, что госпожа Головина вовсе не такая уж непутевая тюха и тихоня, как ее охарактеризовала ближайшая подруга. Вот только почему в таком разе она полетела на Кипр, а не прямиком во Францию? Неужели Самсут Матосовна знает что-то такое, о чем даже сам Шверберг пока и не догадывается. Ну не скрываться же от него она туда улетела!
Габузов прикидывал самые разные варианты, строил версии и даже чертил в мозгу какие-то идиотские схемы, но в конечном итоге так ни до чего и не додумался. Разве что кроме осознания того, что он в очередной раз упустил свой шанс подзаработать. Или хотя бы просто оказать услугу красавице армянке (а именно так ее описывала Карина), приобретя тем самым приятное знакомство. А может, и нечто большее… «Ага, как же, раскатал губищу, мечтатель хренов!»
Сергей Эдуардович Габузов с младых лет был и слыл человеком увлекающимся, причем увлекающимся искренне. Правда, с одной маленькой, но весьма существенной оговоркой: если увлечение его в относительно недолгое время приносило какие-то результаты, то он вдохновлялся еще более и в дальнейшем мог достигнуть неплохих результатов. Но если, не дай бог, все сразу же происходило наоборот, то дело валилось у Сергея Эдуардовича из рук и заканчивалось крахом. Так, еще в школе, в период тотального дефицита джинсов, он как-то взялся и на дурняка, по свалившейся ему в руки неизвестно откуда западной выкройке, вдруг взял и сшил отличные штаны. Найденный на Московском вокзале и ловко пришитый лейбл завершил его произведение, и он стал героем, на которого посыпалось множество заказов. В результате вплоть до третьего курса Габузов жил весьма неплохо. А вот со значками вышло наоборот: он начал их собирать, менять, покупать, выпрашивать их у родительского приятеля — капитана дальнего плавания, а потом, как-то придя на толчок знатоков у эстрады парка Победы, увидел, что коллекция его бедна, груба и неправильна. И вместо того чтобы учиться, сразу как-то завял и бросил свое занятие.
В принципе, именно так получилось у него и с юрфаком. Увлеченный всякими громкими фразами, вроде «Dura lex, sed lex»[8] или «Bis dat, cito dat»,[9] он рьяно готовился к вступительным экзаменам и неожиданно для всех, а главное для самого себя, поступил на этот престижный во все времена факультет. Первый год он ходил петухом, хотя уже с самого начала его смутило, что факультет находится не в историческом здании Двенадцати коллегий, как ему представлялось, когда он выбирал его и сдавал экзамены, а в какой-то дыре на Ваське. Но пока можно было блистать эрудицией на таких предметах, как история или теория права, политические учения или право римское, Сергей Эдуардович еще чувствовал себя в своей тарелке.
Но старый дед Тигран, деревенский плотник из предгорий Арагаца, приехавший вскоре к сыну и как-то незаметно привнесший в семью Габузовых армянский колорит, говорил ему с самого начала: «Не туда лезешь, бала, не туда. Армяне — кто? Созидатели — вот кто! Строители. А ты в тюрьму станешь всех сажать, разве это дело?» Сергей горячился, начинал ему доказывать, что профессия юриста как раз и есть самая созидательная, что они, юристы, основа здорового государства, и тому подобную ерунду. Тигран слушал, вздыхал, потом тоже постепенно входил в раж, и все заканчивалось тем, что вышедший из себя дед отправлялся в кухню делать кюфту. Этот процесс странным образом его успокаивал. Но тут уже заводилась мать, потому что после приготовления сего блюда вся кухня оказывалась залеплена ошметками мяса. Мать не смела кричать на свекра, и весь ее гнев изливался на мужа, а уж от отца рикошетом доставалось и Сергею. Словом, скоро он перестал спорить с дедом, тем более что, чем дальше, тем больше избранная профессия переставала нравиться и ему самому.
Пошли какие-то никому не нужные идиотские предметы, вроде судебной статистики, бухгалтерии или того хуже — колхозного права, хотя на то время ни одного колхоза в Ленинградской области уже не осталось. К тому же вел его хитроглазый старый грузин, убивавший всех нелепым вопросом: «А скажите-ка мне, уважаемые, что такое есть телка? — Девушки смущались, парни хмыкали, а профессор, подняв крючковатый палец, торжественно провозглашал: — Телка, коллеги, есть корова-девушка!»
Кое-как он дотянул до диплома, который ему просто подарил преподаватель римского права, любивший Габузова за подлинный интерес к его предмету, напрочь отсутствовавший у остальных будущих служителей Фемиды. Сергей Эдуардович сдул историю про средневековые города-государства и получил свою четверку.
В этот день дед Тигран сделал особенно много кюфты и особенно забрызгал мясом, желтком и бульоном стены и потолок кухни. Через неделю Габузов тоже на четверки сдал по «бомбам» государственное право уже давно разлагавшегося государства, а также его теорию — и, наконец, получил долгожданный синенький значок, потерянный где-то в Румянцевском садике в тот же вечер, когда их обмывали в тазу с водкой. Образование его закончилось, он остриг длинные, но жидковатые кудри и отправился в лагеря под Лугу стрелять из раздолбанных пушек двадцатилетней давности.
Это был, пожалуй, единственный день, когда дед Тигран выглядел вполне довольным. На отвальную он даже взялся сделать хаш. Сергей сам мотался по рынкам в поисках говяжьих ножек, мать, себе под нос проклиная армянские чудачества, целый день их чистила, а дед бродил по кухне в приподнятом настроении и разглагольствовал:
