Анатолий Безуглов - Факел сатаны
– Куда? – решил уточнить Жур.
– В психиатрическую больницу.
– Что, Зерцалов лечился в этой больнице?
– А вы не знали? Года полтора, не меньше. Но, видать, не долечили. Когда выписали его оттуда, он, чудак, опять за свое. И что удивительно, нашлись люди, которые поверили в его бредовые фантазии.– Дмитрий Данилович отыскал в столе пожелтевший от времени номер газеты «Новобалтийская правда».– Вот, читайте…
Статья называлась «В гостях у братьев по разуму?…»
«С героем моего очерка, бывшим главным механиком теплохода «Красный пролетарий» С. А. Зерцаловым я встретился через два года после необычного приключения, случившегося с ним,– писал корреспондент газеты В. Чипайтис.– Лет сорока пяти, уравновешенный, с умным волевым лицом, проницательными глазами, Станислав Аскольдович производил впечатление человека, не склонного к нелепым фантазиям. Вниманию читателя предлагаю его рассказ в незначительной литературной обработке:
«Двадцать седьмого июля 1984 года я вышел из дачного поселка «Золотые дюны» и направился через лес к ближайшей станции электрички. Было без четверти девять утра. Дойдя до поляны, я вдруг увидел бочкообразное сооружение серебристого цвета, высотой около четырех и диаметром чуть больше двух метров. Вокруг нижней части «бочки» переливалось кольцо синего цвета. При моем появлении откинулась дверца-трап, и на землю сошли два существа ростом около полутора метров. Лица их были бледные, волосы отливали платиной, большие глаза – изумрудного цвета. Головы непропорционально большие, руки длинные, как у человекообразных обезьян. Вместо носа – небольшая выпуклость, вместо ушей – чуть заметные впадины, а рот – маленькое отверстие. На них были плотно облегающие комбинезоны цвета летательного аппарата. Я остановился как вкопанный. По мере приближения существ по моему телу разлилась теплая волна, а в руках и ногах ощущалось легкое покалывание. Остановились они метрах в двух от меня, и, хотя никакой мимики на их лицах я не заметил, в голове явственно прозвучало: «Здравствуй». Я машинально ответил вслух: «Здравствуйте». Замечу, что в дальнейшем наши «разговоры» велись безмолвно и с моей стороны: нужно было лишь мысленно произнести фразу, и они понимали.
Гуманоиды (или инопланетяне) пригласили зайти в «бочку». Я проследовал беспрекословно, так как воля моя была подавлена. За нами закрылась дверца, и летательный аппарат с легким шорохом оторвался от земли. Ускорение, видимо, было колоссальное, но тело мое его не ощущало. Мы сидели в мягких удобных креслах в круглой каюте. Приборов вокруг я не заметил никаких. В стенах летательного аппарата имелось, оказывается, шесть иллюминаторов, которые снаружи не были заметны.
Земля стремительно исчезла из поля зрения.
О чем мы «беседовали», я не запомнил. Полет продолжался не более десяти минут. Аппарат опустился на ту же поляну. Я сошел на землю. Дверца-трап поднялась, горящее кольцо по низу «бочки» стало интенсивно светлеть, аппарат с негромким свистом взмыл вверх и растаял в небе.
Я пошел к станции и успел на свою электричку. Но каково же было мое изумление, когда я узнал, что поле! продолжался не десять минут, а десять дней.
Любые попытки что-либо вспомнить о контакте с гуманоидами мгновенно вызывали у меня страшную головную боль. Я был вынужден обратиться к врачу. Он провел со мной несколько гипнотических сеансов. Кое-какие сведения я сообщил под гипнозом. Гуманоиды родом с планеты «Дета-кси»… Второе. Их цивилизация на много порядков выше нашей. Вопросы рождения и смерти для них не существуют. Душа (разум) переносится из одной отжившей оболочки (тела) в другую.
Третье. Во Вселенной когда-то был один язык, так как была одна общая цивилизация. Это подтверждают некоторые общие символы, которые сохранились и у нас на Земле. Например, круг. Он у всех – знак совершенства, вечности, вхождения в миры (у нас – солнце). Сюда же следует отнести треугольник. Вершина – символ Бога. Пятиконечная звезда – знак живого существа (человека) и одновременно Вселенной.
Четвертое. С нами, землянами, общаются более 16 неземных цивилизаций. Каждая из них имеет свой язык, организованный опять же на основе общих символов.
После одного из гипнотических сеансов у меня ночью в голове возникла вся Вселенная – огромное пространство с множеством звезд. Среди них я узнал ту, откуда прибыли гуманоиды, с кем мне довелось летать. По мнению врача, они стерли в моем мозгу содержание наших «бесед», но, видимо, что-то в подсознании осталось».
Вот что я услышал от С. Зерцалова. На мой вопрос, какие изменения в себе почувствовал С. Зерцалов после полета в космос, он ответил, что стал видеть мир не в трех, а в четырех измерениях. Это дает ему возможность проникать в прошлое и будущее, пронизывать своим взглядом людей насквозь, определять отклонения в организме, а следовательно, и лечить его… Чтобы рассеять у меня сомнения в своих способностях, Зерцалов тут же до мельчайших подробностей рассказал не только мою биографию, но и биографию моих родителей, описал, как выглядят мои жена и дочь, их характер и привычки. Эта информация меня потрясла. На прощание С. Зерцалов заявил, что свои неземные способности он готов продемонстрировать в любое время перед аудиторией… Что ж, это предложение весьма заманчиво и для представителей науки. Кстати, медиков, видимо, заинтересует и такой факт: после контактов с гуманоидами Зерцалов обнаружил порез на ладони. Тонкий, сантиметра в полтора. До встречи с инопланетянами пореза не было.
А теперь послушаем хирурга 1-й новобалтийской больницы Н. Кузина:
«Когда я обследовал порез на руке С. Зерцалова, понял, что такого за всю свою практику не видел. Было похоже, что изнутри раны изъята часть мышечной ткани и кровь, а кожа вокруг шрама как бы сошлифована неизвестным мне инструментом. Через несколько дней С. Зерцалов снова явился ко мне. Каково же было мое изумление, когда шрама на его ладони я не обнаружил. Это противоречило всем законам биологии. Даже восстановился до мельчайших линий кожный узор…»
Такому опытному хирургу, как Н. Кузин, а он является доктором медицинских наук, заведующим отделением, не верить нельзя.
С. Зерцалов предполагает, что инопланетяне взяли кусочек его ткани и кровь для исследования у себя на планете. И заживили неизвестным человечеству способом…»
– Ну, здорово Зерцалов всем мозги запудрил?– сказал Костылев, когда Жур вернул ему газету. И, видя, что капитан не хочет комментировать статью, усмехнулся.– Никуда этот тип не летал, а крутил амуры… Не верите? Жена обо всем дозналась и в конце концов подала на развод.
– Зерцалов увлекался женщинами?
– Печать, как говорится, негде ставить. Они сами лезут к нему, как лягушки в пасть ужу. Люба Горчакова, повариха наша, так и не вышла из-за него замуж. А ведь красавица, я вам скажу!…– Дмитрий Данилович закатил глаза.– И какие предложения были! Даже один каперанг…
– Где она сейчас?
– О-о, Любочка высоко забралась. Окончила институт культуры, теперь директор областной филармонии. Кстати, она и вытащила Зерцалова на сцену…– Он сунул кипу бумаг назад в шкаф.– Каждый устраивается, как может. Одни честно, горбом, другие на халяву. Зерцалов так и будет теперь выезжать всю жизнь на космосе, на инопланетянах, на обмане доверчивых людей…
– Уже не будет,– сказал Виктор Павлович,– Зерцалов убит…
Дмитрий Данилович тихо охнул и уставился на Жура.
– Уби-ит?– протянул он.– Господи, что же вы сразу не сказали!
– А что?
– Да нехорошо как-то… Я костерю человека, а его уже нет.– Костылев обидчиво покачал головой.– Нехорошо, ой, нехорошо…
Любовь Николаевна Горчакова, улыбчивая шатенка с лучистыми глазами, не утратила красоту и в свои сорок лет. Услышав, что капитан Жур хочет поговорить о Зерцалове, она вся так и вспыхнула.
– Можно считать, он мой крестный. Так и стоят в ушах его слова, сказанные двадцать лет назад: Люба, твой воздух – искусство!… Я окунулась в эту стихию и не представляю себе другой жизни.
Она обвела рукой стены своего кабинета, увешанные афишами, большими фотографиями, где была вместе со знаменитыми артистами, автографы которых красовались тут же. И все восхваляли директора филармонии.
– Мне известно, вы еще на «Красном пролетарии» вместе с Зерцаловым участвовали в художественной самодеятельности,– сказал Виктор Павлович.
– Золотые были времена,– подхватила Любовь Николаевна,– Станислав был тогда неподражаем. За рубежом всем так тоскливо, а он устроит то вечер Высоцкого, то Окуджавы. Причем, сам играл на гитаре и пел, их копируя. Или затеем веселую комедию. Фонвизина, старый русский водевиль… Соглашались играть немногие, Станиславу приходилось исполнять несколько ролей. В общем, был душой всего экипажа. А чуть выдастся свободная минута, книжку в руки и забьется к себе в кубрик. Всю валюту, что ему выдавали, просаживал на научную литературу и журналы. А один номер, скажу я вам, солидная сумма – тридцать-сорок долларов. Это, считайте, три пары джинсов. Как-то одолжил у меня семь долларов. Зачем, спрашиваю. Не хватает, говорит, на монографию, за которой давно охотился. Узнала я, сколько он за нее отвалил, ахнула. Сто шестьдесят три доллара!
