Валерия Вербинина - Ветреное сердце Femme Fatale
– Еще две остановки, и мы почти дома, – нарушил молчание Севастьянов.
За те часы, что последовали вслед за рассказом Домбровского, он как-то усох и сжался. Виноватое, смешанное с недоумением выражение не покидало его лица. Амалия видела, что он раздавлен. Раньше, по крайней мере, все было оскорбительно просто – неверная жена сбежала с гусаром, как в скабрезном анекдоте. А теперь оказывалось, что и гусар – не гусар, а только врач гусарского полка, и он всего лишь хотел передать Натали письмо от ее старого друга, причем умыкать чужую жену у него и в мыслях не было. Но куда же она тогда исчезла? Сказала, что выйдет подышать свежим воздухом, улыбнулась и ускользнула в ночь. И ночь скрыла ее следы…
Сто раз, не меньше Амалия допрашивала Степана Александровича, как его жена вела себя в тот роковой вечер. Что она делала, как выглядела, что говорила… И тот снова и снова вспоминал: она была очень весела, много шутила, танцевала до упаду и вообще заражала всех своим весельем.
Одним словом, муж Натали не заметил ничего, что давало бы ключ к ее исчезновению… исчезновению, за которым и прежде Амалии чудилось самое худшее. Теперь же Амалия была в том самом худшем практически убеждена.
– Он говорит, что Натали так и не пришла… – бормотал Севастьянов. – Но она же вышла из дома! Накинула на плечи шаль и вышла… Куда же она могла пойти? – Он даже приподнялся на месте от волнения. – Если, допустим, она все-таки шла к роще и с ней случился несчастный случай… Да нет, исключено! Ведь, когда мы под утро заметили, что ее нигде нет, мы обыскали все вокруг… – Он запнулся. – А что, если она все-таки бежала? Не с Домбровским, а… а с кем-нибудь другим?
– Оставив дома все драгоценности? – хмуро ответила Амалия. – Боюсь, что такое совершенно невозможно.
– Но ведь Любовь Осиповна ее видела в Париже! – горячился Севастьянов. – И узнала!
– Она ошиблась, – терпеливо сказала Амалия. – Или же ее собеседник, тот глухой старичок, неверно понял ее слова.
– А письмо из Ялты? – вскинулся Степан Александрович. – Вдруг его все же Натали написала?
– Нет, – рассеянно ответила Амалия, – его автор – какой-то мошенник, который хочет поживиться на вашем горе.
Почему она была так уверена? И в самом деле, почему? Да потому, что с самого начала, узнав, что Натали не взяла с собой ничего, Амалия заподозрила, что та исчезла не по своей воле. И не вернулась домой потому, что уже не могла никуда вернуться. Ее убили, да, убили, поймите, дамы и господа… И, возможно, ее смерть как-то связана с другой загадочной смертью, которая тогда же случилась в здешних краях. Натали исчезла 9 сентября, а через несколько недель, как записано в дневнике покойного судьи Нарышкина, возле мельницы выловили труп неизвестного с изуродованным лицом… Вроде бы мужчина был убит примерно в то же время, что и Натали…
Нет, одернула себя Амалия, так не годится. Слишком много догадок, слишком много «если». Если Натали и впрямь убили, то куда делось тело? Потому что труп, дамы и господа, не так-то легко скрыть. Допустим, она вышла из дома, кто-то ее подстерег и убил… Но куда делся труп? Ибо ничто на этом свете не исчезает бесследно, все оставляет в окружающем свой отпечаток, надо только уметь его найти.
«Следует послать срочный запрос Зимородкову, не находили ли в губернии неопознанные тела женщин в возрасте около двадцати пяти лет, – подумала Амалия. – Может быть, выловили из воды… не знаю… Если труп утопили точно так же, как и труп того неизвестного, привязав к нему груз, то… то все равно за столько лет останки уже должны были быть обнаружены…»
На станции их ожидал Дмитрий, которого Амалия заблаговременно предупредила о своем возвращении телеграммой.
– Как там дядюшка Казимир? – спросила Амалия. За то время, пока они добирались до Звенигорода и обратно, он уже должен был доехать до Синей долины.
– Никто не приезжал еще, сударыня, – доложил Дмитрий.
Он был очень горд, что во время отсутствия хозяйки ему пришлось быть управляющим, и даже собственноручно поймал двух браконьеров, один из которых клялся, что приходился ему троюродным братом. Но Дмитрий не внял его мольбам отпустить и отволок куда следует.
– Странно… – пробормотала Амалия. – Куда же дядюшка мог запропаститься? Вроде бы он должен был уже объявиться…
Однако она не стала задерживаться на этой мысли, а лишь спросила, что случилось в ее отсутствие.
Дмитрий похвалился, как он поймал браконьеров, объявил, что кошка господина Севастьянова переловила уйму мышей, пока жила у них, и как бы между прочим ввернул, что Степана Александровича искал следователь и очень интересовался, куда тот отправился с баронессой Корф, когда его русским языком попросили не выезжать за пределы губернии.
– Он нашел, кто убил Любовь Осиповну? – сухо спросила Амалия.
– Нет, – ответил Дмитрий. – Но он уверен, что человек, который пришел в сад снаружи. Там сбоку у ограды лопухи были помяты, ну, господин Чечевицын и вынес заключение, что кто-то залез в сад.
И слуга принялся пересказывать местные сплетни. Марья Никитишна, к примеру, уверена, что Любовь Осиповну задушили по причинам романтического толка. Однако Настасья Сильвестровна, тетушка Степана Александровича, объявила, что тут наверняка замешаны деньги, потому как, едва бедная вдова судьи решила бороться за свое имущество, глядь, ее и ухлопали.
– Я только заеду к вам за Мышкой, – сказал Севастьянов, которому надоело слушать болтовню слуги, – и вернусь к себе.
– Да, конечно, – кивнула Амалия. – И не думайте, что я больше не занимаюсь вашим делом, раз мы нашли Домбровского. Я по-прежнему намерена отыскать вашу жену, где бы она теперь ни находилась. Если вы вдруг получите еще какие-нибудь странные письма…
– Я сразу же принесу их вам, – с готовностью откликнулся Степан Александрович.
Коляска миновала аллею и остановилась у крыльца, возле которого болтался длинноногий веснушчатый юноша. Завидев Амалию, он расплылся в широкой улыбке и двинулся прямиком к ней.
– Что ты тут делаешь? – удивилась Амалия.
– Я слышал, вам садовник нужен, – объявил Антоша, глядя на нее преданным взором. – Вот!
– А ты умеешь ухаживать за цветами? – строго спросила Амалия.
– Нет, – беспечно ответил веснушчатый. И отважно добавил: – Но я научусь! А если вам садовник не нужен, то я могу и простым слугой.
– Твоему отцу это вряд ли понравится, – заметила Амалия, испытующе глядя на него.
– Я уже два дня как совершеннолетний, – сообщил Антон, сморщив нос. – И вообще из дому я ушел, так что теперь сам себе хозяин.
– Что, тебе уже двадцать один? – с сомнением спросила Амалия. По правде говоря, она бы не дала ему больше семнадцати.
Антоша кивнул, застенчиво глядя на нее.
– Я и за лошадьми могу ухаживать, – добавил он. – Возьмите меня. Пожалуйста!
– А из дома ты почему ушел?
– Папенька вошел, когда я книжку читал, – вздохнул рыжий. – Накричал и швырнул ее в угол. Не уважает он словесность. Так что я собрал свои вещи и ушел.
Юноша показал на узелок, который лежал возле крыльца. По очертаниям Амалия сразу же определила, что внутри узелка лежит не меньше трех книжек. Почему-то она не сомневалась, что все они принадлежат перу Леопольда д’Аркура.
– Честно говоря, я не знаю… – начала было Амалия и осеклась.
Она отлично помнила, как отец Антоши явился к ней, желая приобрести Синюю долину. Что, если миллионщик не оставил своего намерения и нарочно подослал к ней своего сына? Что, если юноша, такой славный с виду, на самом деле явился сюда шпионить за ней? Особая служба научила Амалию помимо всего прочего осторожно относиться ко всем людям, которые возникали в ее ближайшем окружении.
– Он с Любовью Осиповной соглашение заключил незадолго до ее смерти, – внезапно выпалил юноша.
– Кто? – не сразу поняла Амалия.
– Папенька, – сдал Антоша родителя. – Они договорились, что будут вести дело против вас вместе, а если выиграют, то Синюю долину поделят пополам. Половину – ему, половину – ей. Соглашение у Петра Ивановича заверили, все честь по чести. Теперь папенька хочет Тизенгаузена вытребовать из столицы, чтобы процесс против вас начать. Тот вроде сначала отнекивался, мол, у него дела, а как папенька денег посулил вдвое больше того, что ему обычно дают, адвокат сразу же ответил, что подумает, мол, предложение его заинтересовало. Так возьмете меня в садовники?
Это был уже совершенно новый поворот. Получается, со смертью Любови Осиповны притязания на имение не закончились, а напротив, все еще только начиналось. Амалия пристально посмотрела на Антошу. Он стоял перед ней и переминался с ноги на ногу. В его волосах запуталась белая звездочка с куста сирени.
– Возьму, – сказала Амалия после паузы. – Только чтобы за цветами как следует ухаживал, иначе из жалованья вычту.
– Хорошо, – кивнул Антоша, даже не спросив, какое у него будет жалованье. – А вон и Петр Иванович едет. Интересно, что он тут забыл?
