Полина Дашкова - Чувство реальности. Том 1
Грохот воды был похож на тяжелый рок, маленькая ванная комната, отделанная апельсиновой плиткой, крутилась и подпрыгивала, желтый плоский плафон дергался, как голова неизвестного парнишки, похожего на Павлика Воронкова, в ритме бешеной музыки. Два пышных белых махровых халата на вешалке, прибитой к внутренней стороне двери, приплясывали, сцепившись рукавами, как влюбленная парочка на дискотеке. Дверь дрожала и пела "Чучело, чучело…" сердитым женским голосом.
— Чучело, ты вылезать собираешься?! — Бывшая жена Марина барабанила в дверь и обзывала Арсеньева всякими неприятными словами. После развода им приходилось жить под одной крышей, все никак не могли разменять квартиру.
— Мне нужна ванная! Ты уже полтора часа мокнешь!
— Да, прости, сейчас выхожу! — крикнул Арсеньев, вытащил затычку и окончательно проснулся.
* * *Угораздило же Стивена Ловуда снять квартиру в Пыхово-Церковном переулке, в двух шагах от Оружейного, где Маша жила все свое детство! Сейчас только не хватало узнавать знакомые с детства улицы, все эти Брестские и Миусские. Она старалась не глядеть в окно, занялась своим новым мобильным телефоном, просматривала функции, долго выбирала мелодию. Выбрала нежные звуки, похожие на кошачье мяуканье.
Ловуд молчал. Вдоль окон плыли московские окраины. Совсем стемнело, можно было расслабиться и спокойно прокрутить в голове последний разговор с Макмерфи.
Всего за час до отлета они сидели в маленьком тихом баре в аэропорту Кеннеди и болтали о всякой ерунде: о погоде в Москве, о Машиной новой стрижке.
— Я бы хотел, чтобы ты поближе познакомилась со Стивеном Ловудом, — вдруг заявил Макмерфи.
— В каком смысле? — брезгливо скривилась Маша.
— Не дергайся. Не в том, в котором ты подумала. Хотя, если понадобится пару раз сделать томные глазки и подхихикнуть его двусмысленным шуткам, ничего с тобой не случится. Ты должна ответить на несколько вполне конкретных вопросов относительно Стивена Лову да, причем ответить мне лично, никому больше. Поняла?
— Почти.
— Никто, даже твой отец, не должен знать об этом.
— Он знает, что Ловуд будет меня встречать.
— К сожалению, да. Но это не страшно. Главное, в будущем не заострять его внимания на этом человеке.
— Я что, вообще не должна упоминать Ловуда в разговорах с отцом? Мы будем постоянно перезваниваться, общаться через электронную почту. Вы же знаете, как тонко он чувствует не только вранье, но даже умолчание!
— Ты можешь назвать Ловуда в перечне имен, среди других. Просто не надо выделять его, понимаешь? Да все ты отлично понимаешь. Слушай главное. Ты должна выяснить, существует ли связь между Ловудом и генералом ФСБ Кумариным Всеволодом Сергеевичем.
— С кем? — Маше показалось, что она ослышалась.
— С Ку-ма-ри-ным, — медленно, по слогам, повторил Макмерфи, — фотографии его ты уже видела, живьем, кажется, никогда. Можешь посмотреть еще раз. С собой, как ты понимаешь, дать не могу, но ты запомнишь. У тебя отличная память на лица, — он протянул Маше небольшую стопку снимков, цветных и черно-белых.
Пока Маша их разглядывала, он продолжал говорить:
— Ты попытаешься понять, что именно их связывает, какие между ними отношения, как давно они знакомы. Будет совсем хорошо, если тебе удастся понаблюдать за их общением в небольшой компании или, например, вы втроем поужинаете в каком-нибудь загородном ресторане. Правда, Ловуд страшный жмот. Насчет Кумарина не знаю, но если ты захочешь поужинать с Ловудом, платить придется тебе. Он угощает кого-либо только по оперативной необходимости и на казенные деньги.
— Кумарин был шефом моего отца, — тревожно заметила Маша и вернула снимки.
— Именно поэтому не надо ничего рассказывать папе. Он станет нервничать, преувеличивать, истолкует что-то превратно. В общем, мы договорились?
— Не совсем. Если мне придется встретиться с Кумариным, вдруг он меня узнает?
— А почему он должен тебя узнать? Разве он бывал у твоего в отца в гостях? Разве ты его когда-нибудь видела живьем?
— Нет… — Почему-то у Маши стало на миг холодно в животе. Но только на миг и, наверное, от яблочного сока со льдом.
— Вот и он тебя — нет. Ему могли попасться на глаза только фотографии, причем детские, и очень давно.
— Я тоже видела только фотографии, — язвительно заметила Маша, — а он, между прочим, профессионал, и у него тоже отличная память на лица.
— Только детские, и очень давно, — ласково повторил Макмерфи и потрепал ее по щеке.
— Что-то здесь не так. Я пока не понимаю, что именно, но чувствую. Получается, Рязанцев отходит на второй план?
— Ничего подобного, — Макмерфи энергично замотал головой, — Концерн ждет от тебя подробных отчетов обо всем, что творится вокруг Рязанцева. Мы вложили много денег в этого человека, и нам надо, чтобы кто-то постоянно был рядом и держал руку на его пульсе. Раньше эту работу выполнял Томас Бриттен. Теперь будешь выполнять ты.
— Но все-таки Ловуд и Кумарин — основная часть моего задания, верно?
— Для меня это самое главное. Для меня лично. Но не для Концерна. Хотя одно с другим очень тесно переплетено и связано.
— Почему в таком случае вы говорите об этом в последний момент и так туманно?
— Я сказал тогда, когда счел нужным. И ничего не туманно. Ты сама все усложняешь.
— Нет. Это вы усложняете. И я не понимаю, зачем.
— Прекрати! Я не стал говорить тебе раньше потому, что ты могла бы не удержаться, что-нибудь ляпнуть отцу. Одно дело — телефон и электронная почта, и совсем другое личный контакт, глаза в глаза. Он ведь все из тебя вытянул в "Ореховой Кларе"?
— Вы что, слушали нас?
— Делать мне нечего! Я просто очень хорошо знаю вас обоих.
— Кумарин сейчас возглавляет Фонд Международных гуманитарных инициатив. Ловуд — помощник атташе по культуре. Они вполне могут быть знакомы просто так, по долгу службы, — тихо заметила Маша, — а контакты другого рода вряд ли будут прямыми и заметными со стороны. Вы разве не знаете, что обычно это происходит через связников, сэ-эр? — она сощурилась и презрительно скривила губы.
— Обычно да. Но только не у Кумарина. Он человек оригинальный, у него свои методы. И не надо гримасничать. Это тебе не идет.
— Вы подозреваете Ловуда? Думаете, он работает на русских? — спросила Маша, слегка успокоившись.
— На то ты и психолог, чтобы наблюдать за людьми и выявить контакты самого разного рода, — медленно, чуть слышно отчеканил Макмерфи. — Я не требую от тебя ничего конкретного, никаких доказательств.
— Конечно, — кивнула Маша, — если Ловуд скажет Кумарину, кто я, это будет лучшим доказательством. Других и не нужно.
Макмерфи никак не отреагировал, он только чуть опустил веки, но все равно было заметно, как забегали глаза. Он накрыл Машину руку своей теплой сухой ладонью и заговорил мягко, медленно:
— Меня интересуют твои наблюдения, впечатления, оценки. Считай, что будешь заниматься рутинной проверкой Стивена Ловуда. Такой проверке регулярно подвергаемся все мы. Ты, я, твой отец, десятки сотрудников. Контролируются наши банковские счета, налоговые декларации, соответствие уровня жизни уровню фиксированных доходов, личная жизнь со всеми интимными подробностями. Мы проходим медицинские осмотры, у нас берут кровь на наркотики, алкоголь и никотин, нас подвергают психологическому тестированию. Ты должна протестировать Ловуда, но так, чтобы он этого не почувствовал.
Маша убрала руку из-под его ладони. Несколько минут она молча ковыряла ложкой остатки клубничного пирожного. Макмерфи тоже молчал, цедил мелкими глотками остывший жидкий кофе. Он нервничал. Она это видела, но не потому, что была психологом, а потому, что знала его много лет и очень хорошо к нему относилась. Он нервничал, и еще ему было немного стыдно. Наконец, не поднимая глаз, Маша спросила:
— Ваши подозрения как-то связаны с убийство" Бриттена и Кравцовой?
— Я тебе ничего не сказал о подозрениях. Считай, что их нет. И связи с убийством никакой нет.
— Вот сейчас вы мне врете, Билл, — неожиданно для себя выпалила она с дурацкой улыбкой, испугалась, покраснела, но все-таки продолжила:
— Это работает против вас. Чем больше темных пятен, тем трудней мне будет добывать для вас информацию.
— Я не вру, — он покачал головой, спокойно и грустно, — когда мне надо соврать, я делаю это так, что никто не замечает, даже ты. Сейчас я просто не говорю тебе того, в чем сам не уверен. Не хочу грузить тебя. А то, что ты краснеешь, плохо. Очень плохо. Непрофессионально. Ясно?
— Нет.
— Ну ладно, хватит! — Он вдруг раздраженно повысил голос:
— В твоем задании все чисто. Его продумывали и формулировали не самые глупые люди. Никто не собирается тебя подставлять. Темные пятна могут появиться позже, из-за твоих ошибок либо случайно. Но случайность в конечном счете — это тоже твоя ошибка, только растянувшаяся во времени и пространстве. Да, риск будет, но не сразу. Он вырастет постепенно, чем больше пройдет времени, чем шире станет круг твоего общения, чем больше ты будешь знать, тем выше степень риска. То есть ты сама его сделаешь огромным или совсем маленьким. Ты начнешь там жить и действовать, выстраивать отношения с людьми, и каждым своим шагом, каждым словом ты можешь увеличить или уменьшить степень риска. Кумарин тебе не опасен, он не узнает тебя. Ты просто должна быть уверена, что ты Мери Григ, родилась в Нью-Йорке, хорошо говоришь по-русски потому, что у тебя была русская няня, родители погибли в автокатастрофе, ну и так далее. А главное, ты все время должна помнить, что тебе от них ничего не нужно и совершенно нечего скрывать. Ни от Кумарина, ни от Ловуда, вообще ни от кого. Поняла? Повтори про себя сорок раз!