Галина Куликова - Французская вдова
– Ладно, тогда давай зайдем с другой стороны. Кто теперь будет играть Нину Заречную?
– Марьяна Гурьева, – мгновенно ответил Тарасов.
– А Бланш Дюбуа?
Лоб Тарасова сложился в гармошку:
– Марьяна Гурьева, – повторил он после некоторой паузы. – Пока что спектакли приостановили, будут репетиции…
– Замечательно, – Федор откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди. – Кажется, у нас появилась первая подозреваемая. Что ты знаешь о Марьяне?
Тарасов поднял свою гигантскую чашку и сделал большой глоток кофе. Слизал пенку с верхней губы, после чего ответил:
– Знаю, что лет пять назад она блеснула в Питере, в «Двенадцатой ночи», которую поставил Михальчиков. После этого получила пару удачных ролей в кино. А потом уехала за границу, покорять Голливуд. Голливуд не покорился, и она вернулась. Зубов сразу пригласил ее в театр, на главную роль в «Узнице короля». Вот, собственно…
– Хм. А у нее есть постоянное место работы? – продолжал допытываться Федор.
– Кажется, она зачислена в штат театра-студии «Московская сцена». Где-то я слышал об этом, но клясться не стану. А что?
– Так ли уж нужны ей эти роли? – Федор побарабанил пальцами по столу.
Официант принял его раздраженный жест на свой счет и сделал большие глаза, показывая, что сию минуту принесет заказ.
– Ха! Милый мой, такие роли всем нужны. Кроме того, Зубов не последний человек в столице, его работы на слуху, так что Марьяну Гурьеву вполне можно заподозрить. Вполне.
На столе тем временем появились корзиночка с хлебом, сметана, уксус, приборы и большая тарелка пельменей. На всякий случай официант добавил еще бутылочку соевого соуса и палочки.
– Дожили, – проворчал Тарасов. – Русскому человеку в ресторане итальянской кухни предлагают жрать пельмени японскими палочками.
– Начнем с того, что ресторан итальянской кухни называется «Бедный Йорик», – ухмыльнулся Федор, принимаясь за еду.
– Потому что у англичан нет кухни, – безапелляционно заявил Тарасов. – Ты бывал в Лондоне? Нормально поесть там можно лишь в ресторане, столик в котором нужно заказывать за полгода. И я не шучу. Город наводнен карри-хаусами, вьетнамскими столовыми, еврейскими кафе и албанскими забегаловками…
– Давай не отвлекаться, – по тому, как Федор расправлялся с пельменями, было ясно, до какой степени он голоден. – У нас сейчас три задачи. Первая – поговорить с реквизитором. Вторая – узнать, откуда Марьяна взяла браслет, и третья – выудить из следователя хоть какую-то информацию. Да, и отдать ему эти записки. Так сказать, жест доброй воли.
– Наши записки?! – возмутился Тарасов, округлив глаза.
– А что ты с ними собираешься делать, солить? Мы их прочитали, спасибо большое, а теперь передадим куда положено. Тебе выгодно сотрудничать со следствием. Ты ведь и вызывался мне помогать для того, чтобы снять с себя подозрения. Вот и начинай снимать!
– Вызвался помогать, – проворчал Тарасов. – Скажи лучше, ты меня вынудил. Застал практически врасплох.
В этот момент зазвонил его мобильный.
– Алло! – грозно сказал режиссер, прижав трубку к уху. И немедленно снизил тон. – Да, Марья Степановна, я вас внимательно слушаю. Что? Да, вонь! Я просто не успеваю чистить клетки. Хомяков слишком много… Если бы я не любил животных, Марья Степановна, я бы завел одного-единственного хомяка и кормил бы его картофельными очистками. А я трачу большие деньги на травяные гранулы и плющенный горох. Хорошо, я буду вам очень благодарен, очень.
Он отключился и с подозрением посмотрел на Федора, предполагая, что тот немедленно начнет издеваться.
– Слушай, Андрей, – серьезно сказал Федор, впервые, кажется, назвав режиссера по имени. – Ты можешь как-нибудь раскрутить Марьяну Гурьеву на откровенный разговор? Ну, не знаю… Пообещай ей роль, приударь за ней… Нам нужно срочно выяснить, откуда у нее браслет Лернер и играет ли он какую-нибудь роль в нашем деле.
– Ладно, – ответил Тарасов, – я что-нибудь придумаю. В конце концов, я человек творческий, у меня прекрасное воображение. По ночам меня мучают фантазии…
– Попробуй связаться с реквизитором, – перебил его Федор. – Если будет надо, мы подъедем к нему домой.
– Это вряд ли, – засомневался Тарасов. – Валерьяныч, насколько я помню, человек суровый и скрытный, в гости к нему не напросишься. Хотя раньше я не пробовал. Ладно, с ним тоже разберусь.
– И на тебе Зимин, – напомнил Федор, доставая из кармана все имеющиеся в наличии записки и придвигая их поближе к режиссеру.
– А ты что будешь делать? – ревниво поинтересовался тот.
– Подниму криминальную хронику, – ответил Федор. – Думаю, начинать нужно с тех происшествий, которые случились в городе недели за две до убийства Светланы.
– Но ты же не знаешь, что искать, – резонно возразил Тарасов.
– Ну да, не знаю. Но вдруг что-то покажется мне странным или подозрительным? Игнорировать последнюю записку я бы не стал.
Федор отложил ложку и с жадностью посмотрел на эклеры, которые официант торжественно поставил на середину стола.
– А тебя не интересует автор записок, которые нам подбрасывают? – Тарасов почесал свой кривой нос. – Ведь если бы удалось его поймать, мы бы вытрясли из него всю информацию разом.
– Потратим время, чтобы его выследить, а он окажется каким-нибудь полоумным Серафимом Павловичем или доходягой-уборщиком. Я видел одного со шваброй на первом этаже, в чем только душа держится. Нет, на Зорро мы не можем позволить себе расходовать силы. Пусть Зимин расходует. Не забудь только записки ему передать.
– Не забуду, – пробормотал Тарасов.
Если бы Федор знал его дольше и ближе, он сразу уловил бы ту особую нотку в его голосе, которая появлялась тогда, когда режиссер говорил неправду. Но Федор, конечно, ничего не заметил и, когда они прощались, сильно и твердо пожал напарнику руку, полагая, что тот выполнит все, что они наметили, без всяких выкрутасов.
* * *Вечером он позвонил Марине. Вроде бы как отчитаться о проделанной работе, но на самом деле чтобы услышать ее голос. Их расследование продолжалось уже две недели, и у него вошло в привычку хотя бы раз в день беседовать с ней на самые отвлеченные темы. Обычно разговор начинался с расследования и им же заканчивался. Но в середине они могли болтать о чем угодно, и от этой болтовни у Федора душа будто бы увеличивалась в размерах. Ему хотелось летать, прыгать – двигаться! Хотелось сделать что-то доброе, сказать кому-нибудь ласковые слова.
Однажды они с Мариной проговорили до полвторого ночи, и Федор, переполненный эмоциями, почувствовал неодолимое желание на кого-нибудь их выплеснуть. Позвонил Тарасову и горячо поблагодарил его за помощь в расследовании. Заспанный Тарасов немедленно послал его к чертовой матери, и лишь тогда Федор пришел в себя и вынужден был признать, что он здорово влип.
Ночами он лежал без сна, хотя караулить было больше некого, и думал о том, что со всем этим делать. Давно пора было выехать из квартиры Виктора, вернуться домой, но он медлил. Он убеждал себя, что не уезжает потому, что поблизости театр, под боком Тарасов… Но в глубине души знал: расследование совершенно ни при чем. Уехав, он потеряет прямую связь с Мариной. Сейчас, когда он – ее квартирант, их разговоры, так сказать, легальны. А что будет потом?
Может быть, расследование заглохнет, ничем не закончившись, и Федор потеряет с ней связь. Впрочем, он и так может ее потерять. Кажется, мать Марины при встрече говорила ему, что ее дочь с мужем собираются переезжать за границу. Что, если это правда?
Федор легко расставался с женщинами, по большому счету они его сильно не задевали. Но на этот раз все выходило иначе. Марина откровенно выражала ему человеческую симпатию, но дальше не шла. Тень мужа словно стояла за ее спиной во время каждого их делового свидания. Вечерами, разгуливая по квартире Виктора, Федор мечтал, что вот сейчас раздастся звонок в дверь, и Марина возникнет на пороге со своей потрясающей улыбкой и скажет: «А почему бы нам не поужинать вместе?» И это будет знаком, что можно идти дальше или хотя бы надеяться на большее.
Но Марина так ни разу и не приехала без предупреждения, и Федор заболел бессонницей, с которой ничего не мог поделать. Надо сказать, что эта бессонница помогала ему приводить в порядок мысли о трех убийствах, и потом, позже, когда он складывал мозаику из фактов и фактиков, именно ночью, во время бдения, в его голове раздался щелчок, и все немедленно встало на свои места.
Но случилось это не так скоро, как Федору хотелось бы.
* * *Марьяна Гурьева выскочила из подъезда театра со скоростью истребителя, летящего на перехват нарушителя государственной границы. Было уже очень поздно и совсем темно, а фонари возле главного входа горели вполнакала. Поскользнувшись на мраморной площадке и едва не подвернув ногу, она чертыхнулась, но потом снова понеслась вниз по ступенькам помпезной театральной лестницы. Очутившись на тротуаре, актриса буквально снесла кудлатого парня на роликах, который с шумом брякнулся на асфальт.
