Александра Маринина - Фантом памяти
Пузатый старлей презрительно оглядел меня с головы до ног.
- Такие, как вы, в таких местах не отовариваются, - изрек он. Так что не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. И вообще, с чего вы взяли, что они водкой отравились?
- Все говорят, - повторил я слова медсестры Риты.
- Кто - все? - на этот раз старлей повторил мой собственный вопрос, и, несмотря на трагизм ситуации, мне стало смешно.
- Те, кто заглядывал в окно.
- Никогда не верьте тому, что говорят, пока сами не увидите.
- Они что же, не отравились?
- Нет, почему, отравились, - мне показалось, что эти слова милиционер произнес с каким-то особым удовольствием, словно речь шла о его злейших врагах. - Только не водкой, а коньяком.
- Коньяком?!
- Ага, "Хеннесси". Уж не знаю, из какой лабуды они эту отраву гнали, но, видно, ядреная получилась штука. Бутылка едва начатая, по первому стопарю приняли - и с приветом. Даже на помощь не позвали, сначала блевать начали, а потом и задохнулись. Да козлы же, мать их так, ну видят же, что бутылка без акцизной марки, значит - паленая, значит, любая гадость может быть налита, так нет же, покупают, радуются, что по дешевке, - в сердцах бросил старлей и тут же напустил на себя вид деловитый и озабоченный. - Все, гражданин, идите отсюда, не мешайте.
Вот, стало быть, как... Не пожалел Фомич коньячку для Миши, принес с собой подарок известного писателя, похвалился, наверное, что бутылка из международного аэропорта, из магазина "дьюти-фри". И как же это понимать прикажете? Либо действительно кто-то из поздравляющих лажанулся и купил мне в подарок фальсификат, либо... Да, либо коньяк был специально отравлен. Мой любимый сорт. Я бы наверняка выпил его, если бы не травма головы и не запрет врачей. Потому и нет акцизной марки, ее наверняка повредили, когда вливали или всыпали внутрь яд, вот и сняли ее совсем и все ее следы стерли. А может, и в самом деле, бутылка из аэропорта, тогда коньяк на сто процентов не может быть паленым. Он может быть только отравленным.
Я отошел подальше и присел на лавочку. На ту самую, где вчера вечером сидел Фомич. Нет, больше никак не получается убеждать себя в том, что звук выстрела мне почудился. Пора взглянуть правде в глаза и признать, что меня хотели сначала застрелить, потом отравить. Одним словом, кто-то очень хочет меня убить. И понять, кто и почему, я смогу только в том случае, если сам все вспомню. Потому что при моей проклятой скрытности и привычке к одиночеству нет ни малейшей надежды на то, что мне кто-нибудь все расскажет. Никто мне ничего не расскажет, никто ничего не знает. Знаю только я сам. Но где я, тот Корин, который прожил год и девять месяцев с июля девяносто девятого до апреля две тысячи первого? Я там, за высокой каменной стеной, окружившей маленький участок размером в двадцать один месяц и десять дней. И я, Корин, стоящий по эту сторону стены, не могу до себя докричаться, не могу ничего спросить и получить ответ, я, как бессмысленная маленькая шавка, бегаю вокруг этой высокой гладкой стены и наивно пытаюсь взобраться по ней наверх, чтобы увидеть, что там, по ту сторону. Но ничего у меня не получается.
Ну что ж, решение принято. И я немедленно начну воплощать его в жизнь.
ГЛАВА 7
Я называл его Бегемотиком. Или - по настроению - Бегемотищем. Или просто Бегемотом. Нет, в самом деле, трудно найти на нашей планете человекообразное существо, до такой степени похожее на это животное. Найти-то трудно, да вот мне удалось. Вернее, не мне, а Мусе Беловцевой, которая вообще-то всегда найдет все, что угодно, для нее нет неразрешимых задач.
Три недели назад я принял решение прекратить прятаться от неустраивающих меня выводов, которые неумолимо вытекали из неустраивающих меня мыслей. Меня хотят убить, и пора уже перестать валять дурака и с милой улыбкой засовывать голову в песок в надежде на то, что все как-нибудь само рассосется и обойдется. Если бы не мое великодушное обещание на халяву напоить Фомича, умереть пришлось бы мне. А вместе со мной - и еще кому-нибудь, потому как я все-таки не алкоголик и в одиночку не пью, даже и свой любимый "Хеннесси".
Пришлось вспомнить добрые советы Голой Мексиканской Собачки Эммы моего лечащего врача - и обратиться к психоаналитику. Коль мне не удалось восстановить память собственными усилиями, буду обращаться к специалисту. Поговорить на эту тему с Эммой мне даже в голову не пришло, за много лет я привык, что все мои проблемы решает Муся, вот ей я и поручил найти мне хорошего психоаналитика, который, к тому же, не будет настаивать на том, чтобы я побежал к нему в кабинет, а посещал бы меня здесь, в санаторной клинике.
Честно признаться, после смерти Фомича и грузчика я еще пару дней колебался. Есть у меня такая особенность: быстро принимаю решение, но если так случится, что нет возможности выполнить его немедленно, сию же секунду, пока еще в запале и не приступил к тщательному обдумыванию - потом наступает период сомнений. Поскольку, решение принято ранним утром на скамейке возле домика техперсонала и до приезда Муси прошло несколько часов, я успел как раз впасть в привычные для меня размышления.
Разумеется, весь тот день я провел в разговорах об отравлении Фомича подаренным мне коньяком и беспрестанно долбил Мусю с требованиями вспомнить, кто именно принес бутылку. Но Муся только растерянно моргала, горестно вздыхала и огорченно повторяла, что вспомнить не может. Дарящие шли сплошным потоком, и то, что они приносили, мой агент сразу же раскладывала на три кучки: цветы - в наполненное водой ведро, пакеты и свертки - на диван, бутылки - в коробку. Кроме того, она несколько раз отлучалась, бегала в положенное рядом с офисом кафе перекусить, отъезжала примерно на час, чтобы встретиться с автором и взять у него исправленную рукопись, ездила на бензозаправку. В ее отсутствие подарки поступали через секретаря, которая, следуя полученной инструкции, принимала "товар" и раскладывала в ведра, на диван и в коробку. Муся пообещала спросить у своей сотрудницы, может, она обратила внимание на безакцизную бутылку.
На следующий день моя Кошечка-Гепард принесла два известия, одно плохое, другое - очень плохое. Плохие известием было то, что девушка-секретарь насчет коньяка "Хеннесси" ничего не вспомнила. Очень же плохим известием было сообщение о трагической смерти генерала Маслова, того самого Маслова, с которым я где-то ухитрился познакомиться, который снабжал меня взрывоопасной информацией и которого я совершенно не помнил. Маслов погиб две недели назад в результате банальнейшей уголовщины: ехал ночью на дачу по пустынному шоссе, увидел на дороге, прямо перед собой лежащего неподвижно человека, асфальт вокруг головы весь в крови. Остановился, как поступили бы девять водителей из десяти, вышел из машины, подошел к телу. А тело в этот момент ожило и дальше действовало вместе с выскочившими из придорожных кустов подельниками. Генерала, который ехал на дачу в штатском, убили, машину угнали. Вот такая вот история...
- Думаешь - совпадение, случайность? - осторожно спросил я Мусю. Смотри, что получается: сначала в меня въехал этот козел на джипе, но я выжил. Потом в меня стреляют, но неудачно. Потом убивают Маслова, который дает мне информацию о злоупотреблениях милицейского генералитета. А меня пытаются отравить.
- Мне кажется, нужно заявить в милицию, - твердо ответила Муся. Пусть они разбираются, а ты в целях безопасности пока здесь отсидишься. Это будет разумно и правильно.
- Разумно? - я расхохотался, несмотря на всю напряженность ситуации. - Правильно? Мусенька, золотце мое, да ты просто не видела те материалы, которые есть в моем компьютере! Ты даже не представляешь себе, что такое наша милиция! И как это я пойду к ним с просьбой разобраться? С кем разобраться? С их же генералами, засевшими в министерстве? С их начальниками? Им собственная задница дороже.
- Тогда в ФСБ, - не сдавалась Муся. - Пойми, Андрей, нельзя сидеть сложа руки и ждать, когда снова что-нибудь произойдет. В ФСБ сидят крепкие профессионалы, они знают, что нужно делать в таких ситуациях.
- Все они одна шайка-лейка, друг друга прикрывают. Нет, Муся, я должен сам все вспомнить, чтобы понять, кому я мешаю со своей книгой. Или без книги, мешаю по каким-то другим причинам. Может быть, Маслов мне говорил что-то, называл конкретные имена, тогда я по крайней мере буду точно знать, кого нужно опасаться, и выстрою свое поведение таким образом, чтобы этот человек или эти люди не видели во мне опасности. Чайником прикинусь. С врагом лучше помириться, чем пытаться его уничтожить. Попытка ведь может и провалиться, а мир - это хоть какая-то гарантия.
- Как знаешь, - в Мусиных глазах читалось нескрываемое неодобрение. - Стало быть, тебе нужен психиатр?
- Самый лучший, - подтвердил я. - Сколько бы ни стоили его услуги. И такой, который не будет в целях саморекламы трепать на каждом углу, что у него лечится сам Корин. Я могу на тебя надеяться?
