Роберт Голдсборо - Пропавшая глава
- Надо полагать, от него и мокрого места не осталось, - предположил я.
Сол помотал головой,
- Ничего подобного, он даже ни единой косточки не сломал. Оказалось, что несколько недель назад в здание забрался какой-то бродяга, который приволок на дно шахты три старых матраса и, сложив их в кипу, спал на них, пока не нашел себе другое место для ночлега. А матрасы оставил, и вор, который орал благим матом, пока летел вниз, свалился прямехонько на них. Для него все закончилось несколькими синяками и приговором за воровство. До сих пор не пойму, какая из этой истории мораль.
Мне показалось, что Вулф едва не прыснул, хотя, разумеется, это было невозможно. Сола он любит и высоко ценит. Внешность у Сола неказистая: рост у него жокейский, добрую половину лица занимает нос, а оставшуюся часть уши. В любое время дня он выглядит небритым, одежда всегда висит мешком, а самый модная часть его костюма - шерстяная кепочка, которую Сол неизменно носит, пока температура не переваливает за семьдесят градусов по Фаренгейту. Все это приводит к тому, что Сола никогда не воспринимают всерьез. А напрасно.
На мой взгляд, он лучший оперативник в Нью-Йорке, а, может быть, и во всем мире. Ему ничего не стоит выследить любого человека, который не желает, чтобы за ним следили, и разыскать любого беглеца, который не хочет, чтобы его разыскали. Хотя услуги свои Сол ценит дорого, от предложений нет отбоя; тем не менее он ещё ни разу не отказал Вулфу, который прибегает к его помощи вот уже многие годы.
Я, конечно, понимал, почему Вулф вызвал Сола. Отужинав, мы втроем сидели в кабинете и пили кофе. Кроме того, я налил нам с Солом по рюмке коньяка "Ремисье". Отставив в сторону опустевшую фарфоровую чашечку, Вулф сказал Солу:
- Нам нужно разыскать одного человека. Женщину. Сама она сказала, что живет в Нью-Йорке, но в телефонных справочниках, как сегодня установил Арчи, её фамилия отсутствует. Я прекрасно понимаю, насколько вы заняты, поэтому не стану обижаться, если вы откажетесь.
Вулф, конечно, хитрил. Я уже говорил, что Сола он очень уважает, однако и немного польстить ему он не прочь, что меня нисколько не волновало, поскольку Сол отлично знает, почему Вулф это делает, да и Вулф знает, что Сол это знает, а Сол, в свою очередь, знает, что Вулф знает, и так далее. Не говоря уж о том, что Вулф не впервой разыгрывал эту комедию. Сол пригубил коньяк и восхищенно кивнул.
- Лон Коэн не раз упоминал, что это лучший коньяк в мире, - произнес он. - Я с ним часто не соглашаюсь - особенно насчет того, как часто допустимо блефовать в покере, - но в этом он, безусловно, прав. Божественный напиток. Расскажите мне про эту женщину.
Вулф позвонил, чтобы принесли пиво, и поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.
- Зовут её Кларисса Уингфилд, - произнес он, - хотя я вполне допускаю, что она может жить под фамилией Эвери, которая принадлежит её бывшему мужу.
- Или под какой-либо еще, - заметил Сол. - Это все, что вы про неё знаете?
Вулф метьнул взгляд на меня.
- Вот фотография, сделанная три или четыре года назад, - сказал я, вытаскивая из ящика свого письменного стола фотоснимок. - Кроме того, если верить словам её кузины, то Кларисса - неудачливая художница. - И я рассказал Солу всю подноготную Клариссы, которую узнал во время индианской командировки, а затем вкратце обрисовал суть самого дела, начиная с прихода Хорэса Винсона.
Во время моего рассказа Сол шарил глазами вокруг себя, от чего у человека, не знающего его, могло создаться впечатление, что Сол меня не слушает; однако я прекрасно знал, что это не так. Когда я закончил, он допил последнюю каплю коньяка и сказал:
- Я начну с утра. Вы, конечно, справлялись в Службе розыска пропавших лиц?
- Нет, сэр, - ответил Вулф, - Арчи займется этим завтра. Кроме того, он покажет фотографию мисс Уингфилд всем, кто мог видеть её в обществе мистера Чайлдресса.
Радостно находиться в первых рядах, когда узнаешь о том, что тебя ждет в ближайшем будущем. Я осуждающе посмотрел на Вулф, но этот лицемер либо сделал вид, что не заметил, либо был и в самом деле поглощен разглядыванием пузырьков, серебристыми струйками взмывавшими вверх со дна стакана с пивом.
- Как вы считаете, есть ли смысл воспользоваться услугами Фреда? спросил Вулф, обращаясь к Солу.
Фред Даркин - тоже частный сыщик-оперативник, с которым мы нередко сотрудничаем. Он, конечно, не столь блестящ, как Сол - разница между ними измеряется в световых годах, - но отличается храбростью, преданностью и усердием.
Сол потупил взор, посмотрев на свою кепку, которую пристроил на колене.
- Потом, возможно, - произнес он. - Сейчас будет лучше, если я начну один. Если хотите, я могу быстренько изготовить пару копий этого фотоснимка, а оригинал верну вам утром. Мне бы хотелось иметь карточку при себе, а другую сохранить на тот случай, если к поиску присоединится Фред.
Вулф кивнул, я вручил Солу фотографию Клариссы Уингфилд, после чего вновь наполнил его рюмку коньяком, не имеющим равных в мире, по утверждению Лона Коэна. Сол благодарно улыбнулся, и мы удалились в гостиную сгонять партию в джин-рамми.
Девяносто минут спустя, покидая наш особняк, Сол улыбался ещё шире; он уносил в кармане семнадцать долларов, которых по приходе к нам у него не было и в помине.
Глава 14
Спустившись поутру на кухню, я застал там Фрица, который поджидал меня со свеже испеченными оладьями, горячим кофе и запечатанным конвертом.
- Мистер Пензер принес его час назад, - пояснил Фриц. - Сказал, что ты в курсе.
Сол был "жаворонком", и любил повторять, что ранняя пташка первой клюет. Впрочем, с таким же успехом он мог быть и "совой". Меня вообще часто поражала его способность подолгу обходиться без сна. Как-то раз Сол признался мне, что после пяти часов пребывания в объятиях Морфея он готов к любым испытаниям, кроме, разве что, концерта тяжелого рока - любой другой музыке прошлого и настоящего Сол давно и твердо предпочитает Шопена.
Кроме фотографии Клариссы Уингфилд, которую я получил от Белинды Микер, а также её копии, в конверте лежал выдранный из школьной тетради клочок линованной бумаги с нацарапанным посланием, в котором Сола интересовало, когда мы с ним сыграем в джин-рамми в следующий раз. Я раздраженно швырнул записку в корзинку для мусора, упрятал обе карточки в бумажник и принялся сравнивать приготовленный Фрицем завтрак со стряпней повара из "Старой кастрюли". Разумеется, верх одержал Фриц, но победа досталась ему по очкам.
Покончив с завтраком, я прихватил чашечку кофе, отправился в кабинет и, расположившись за своим столом, придвинул к себе телефон и набрал нужный номер. Деловитый голос секретарши Хорэса Винсона осведомился, кто я такой, после чего меня быстро соединили с издателем.
- Ах, как хорошо, что вы позвонили, - закудахтал Винсон. - Что-нибудь узнали?
Ответ на подобный вопрос со стороны клиента у меня, как всегда, был припасен заранее:
- Ничего определенного. Скажите, упоминал ли когда-нибудь Чайлдресс при разговоре с вами свою кузину? Ее зовут Кларисса Уингфилд.
- Нет, кажется, - ответил Винсон, чуть подумав. - Впрочем, он вообще редко говорил о том, что не имело отношения к работе. Мне, по крайней мере. А что?
- Так, проверяю на всякий случай, - уклончиво ответил я. Затем поблагодарил и пообещал поставить его в известность, как только откопаем что-то стоящее. Винсон пытался продлить разговор, но я был непреклонен и настоял на своем, сославшись на срочные дела.
Утро стояло замечательное, весна в Манхэттене выдалась на радость, с безоблачным небом и ласковым бризом. Я бы с радостью прогулялся в центр пешком, но был вынужден напомнить себе, что в моих интересах торопить события, поскольку в противном случае Вулф мог заскучать и утратить всякий интерес к делу. Бедняга и без того заслуживал сочувствия - несчастье с лифтом здорово выбило его из колеи. Вот почему, пройдясь до Девятой авеню, я сел в такси и назвал водителю адрес Главного управления полиции, разместившегося в кирпичном здании на Сентер-стрит неподалеку от Бруклинского моста.
Я вовсе не жалуюсь, когда говорю, что друзей у меня в нью-йоркской полиции раз, два и обчелся. Дело в том, что знакомых у меня там добрых две дюжины, что вовсе немудрено, если принять во внимание специфику моей работы. Взять хотя бы инспектора Кремера и сержанта Пэрли Стеббинса из отдела по расследованию убийств, которых я безмерно уважаю за честность и преданность делу. Однако друзьями я бы их никогда не назвал, как и они меня; слишком уж много неприятностей мы друг другу причинили. Не стоит забывать и лейтенанта Роуклиффа, которого я не только не уважаю, но и вообще на дух не переношу, в чем он отвечает мне полной взаимностью. Есть там и другие личности, достойные упоминания. Но вот - друзья? Нет, за одним-единственным исключением.
Его зовут Лемастер Джиллиам, и мы с ним были знакомы уже лет пятнадцать, а то и больше. Джиллиам не уступает в честности Кремеру и Стеббинсу, а вот по части любезности даст Роуклиффу сто очков вперед. В полицию он пробился из самых низов, из бронксовского гетто, причем ухитрился даже закончить колледж. Впервые я познакомился с Джиллиамом, когда он был ещё молодым и энергичным патрульным, а мы с Вулфом расследовали обстоятельства случайной, на первый взгляд, гибели руководителя профсоюза докеров.
